ОСТАЛСЯ ЗА СТАРШЕГО
В этот день солнце светило так ярко, и даже совсем не верилось, что мой отец уходит на войну. Мама с папой думали, что мы ещё спим, а я лежал с сестрёнками и мы втроём тихо-тихо плакали.
Мы видели сквозь тюль, как папа долго целовал маму — целовал лицо, руки, и были удивлены тому, что он никогда её так крепко не целовал. Потом они вышли во двор, мама громко запричитала, повиснув у отца на шее. Тогда и мы выскочили, подбежали к отцу, обхватили его за колени. А он нас почему-то не успокаивал, только наклонился и обнимал всё крепче и крепче, прижимал к себе.
— Будет тебе, будет, Люба, — сказал отец немного нас, отстраняя от себя. — Детей напугаешь! Береги их! Постарайтесь выехать их Минска и, чем быстрее, тем лучше.
— Василь! — совсем по-взрослому обратился ко мне отец. — Ты остаёшься за старшего. Смотри, сын, когда вернусь, чтобы все были живы и здоровы. Матери во всём помогай, сестёр не смей обижать! Помни, ты теперь остаёшься за старшего, — повторил он мне.
— Годков бы ему поболее, — вытирая слёзы, сказала мама. — А то всего-то шесть...
— Уже шесть! — поправил мать отец. — Мужчина растёт, защитник! — и отец ласково потрепал меня за волосы.
— Правильно я говорю, сын? — спросил он у меня, наклонившись. — И не плакать больше. Хватит, Люба, слёз. Мне надо идти. Ждите писем. Сын, проводи меня до поворота.
Мы шли с отцом и ни о чём не говорили, просто шли молча. Я старался успевать в такт его шагов, но получалось плохо: отставал от отца. У поворота он ещё раз прижал меня к себе.
— На, сын, сохрани! — отец снял с шеи на нитке крестик и передал его мне.
— Обязательно сохраню, папка, — ответил я ему.
Мы попрощались. Тогда я не представлял и даже, не думал, как нам будет трудно без него. Там, у поворота, я долго стоял и махал ему вслед.