Командир взвода окружной школы военного собаководства Анатолий Ковбасюк выглянул из окопа и понял, что его боевого отряда четвероногих питомцев больше нет. На заснеженном поле дымились фашистские танки, несколько «чёрных коробочек» удалялись в сторону деревянных изб, а за ними драпала вражеская пехота. Ковбасюк подошёл к двум красноармейцам, которые сапёрными лопатками откапывали останки солдата...Текст статьи
В ОБЪЕКТИВЕ — БИТВА БАРОНА
— Кино! — удивился Алексей и захлопнул сенную дверь. Он наклонился к окну — на дворе у приступок жилистый бык футболил пластиковое ведро. Крепыш — малолетка гонял её по зелёной траве, будто нападающий сборной Аргентины. «Красный мяч» охал от ударов, что придавало азарта разъярённому «спортсмену». За его «финтами» следила растерянная бабка Марья и шустрая девочка. «Болельщицы» что-то скандировали на крыше курятника.
— Кино! — Алексей пулей метнулся за видеокамерой. «Соньку» ему подарили родители на день рождения. Во время каникул Алексей мечтал снять документальный фильм про обитателей села: бабушку Машу, её соседей, дядю Петю и тётю Тамару, фермера Николая Дубкова. «Хорошо бы — побольше «накрутить» видеоматериала, а там что получится», — думал Алексей в рейсовом автобусе по дороге в деревню и как вышел на остановке, сразу же вынул «мыльницу». Крупным планом снял металлический аншлаг с названием села. Дальше всё по порядку, водил объективом из стороны в сторону, словно волшебным пылесосом и засасывал цветные картинки: бетонку, ромашки, огороды. Если бы наш оператор снимал анимационный фильм, то всё село у него получилось — как шоколадный торт на большой тарелке. Зелёный крем — лес, голубой — река, коричневые кусочки — дома. В центре самое сладкое — магазин, школа и клуб. Из свежего крема торчали свечки — столбы электролинии. Что ещё? Это произведение «кулинарного искусства» оставалось два раза подбросить и один — поймать. Вот теперь, всё готово для употребления! Творческий аппетит Алексея оказался сильнее технических возможностей видеокамеры. Особенно, после встречи с бабушкой Машей, «соньку» пришлось поставить на подзарядку.
Подрос, повзрослел! — радовалась старушка, подливая в кружку молока, — картошку с тобой прополем, колорадского жука соберём. Дел много! Ты девятый закончил?
— Да! — Алексей набил рот гречневой кашей и еле прожевал.
— Как родители?
— Нормально! Мама заканчивает снимать какую-то юбилейную передачу про ипподром, а папа принимает экзамены у студентов. Обещали приехать на выходные.
Алексей включил камеру и приоткрыл дверь. На «футбольном поле» появился главный судья. Точнее, фермер Николай Михайлович. За хулиганское поведение он попытался удалить «аргентинца» с чужого поля. Довольно грубо и прямолинейно! У быка на шее болталась длинная цепь, за неё-то мужчина и вцепился могучими ручищами. «Стоять, вражина! — орал фермер, — порезвился и в стойло!» Кому понравится такое отношение? Разве, что немощному и глухому! Бык остановился и повернул голову в сторону «судьи», будто нарочно показывая «свой главный аргумент». Гневно замычал, выбрал цель и ринулся.
Николай Михайлович выпустил цепь и по деревянной лестнице полез на курятник. Рога, как сабли просвистели у его мятой штанины. «Нападающий» упёрся лбом в деревянную стену, отчаянно потолкало её, задел лестницу и помчался мелкой рысью в сторону леса.
Алексей «погасил» камеру. «Такой сюжет, — подумал он, — разве не украшение программы «Диалоги о животных»? Отношения «царя природы» и его слуги? Правда, непонятно — кто есть кто? Может быть, Николай Михайлович — царь, а, может быть, и нет. Вон, он как ногами дрыгает на крыше. Надо спасать «царя» и его свиту. Особенно — бабушку! Как она могла забраться на такую высоту? Да, ещё — эта девочка! Эта белобрысая наседка — голосистая! Ей на курятнике самое место, пусть следит за цыплятами».
Алексей поставил к стене лестницу и помог спуститься бабушке. Фермер и девочка тоже соскочили. Николай Михайлович засеменил к лесу, бабушка — в дом, а девочка, по имени Аня, осталась с Алексеем. Видимо, чтоб окончательно истощить его нервную систему.
— Испугался? — хихикнула она.
— Чего мне бояться, — Алексей выпрямил спину, — у меня по физкультуре пятёрка, я бегать умею. Не то, что ты?
— Я пою хорошо, — Аня манерно развела руки, будто на сцене, — у меня голос, как у Софии Ротару.
— Не смеши, — Алексею хотелось поершиться и блеснуть интеллектом, — на курятнике кто голосил? Куд-ку-дах! Куд-ку-дах-тах-тах!
— На больных не обижаюсь, — Аня поправила выгоревшую чёлку, — если у тебя видео, значит, тебе всё можно. Ты думаешь — перед тобой, здесь все стелиться будут.
— Ничего я не думаю, — Алексей застегнул молнию на чехле камеры, — есть такая телепередача «Сам себе режиссёр», видела?
— Допустим, — Аня уселась на деревянный верстак, — и что?
— Скоро ты будешь главной героиней рубрики «Слабо», — Алексей сел рядом с девочкой, — я получу за это плазменный телевизор.
— Как, так! — Аня отодвинулась в сторону. — Почему я?
— А кто по курятнику скакал? — рассмеялся Алексей, — у меня на видео всё зафиксировано.
— Врёшь — Аня попыталась зацепиться рукой за ремешок футляра, — давай посмотрим?
— Нет, — Алексей перехватил её руку, — увидишь в эфире.
— Хорошо, — согласилась девочка, — твоя бесплатная реклама мне поможет стать звездой.
— Да, — Алексей спрыгнул с верстака, — ты осенью приходишь, в школу и у тебя все просят автограф! «Это наша Аня, — говорят, — птичница — отличница!»
— Не смешно, — Аня тоже соскочила с верстака и подошла к Алексею, — у любого сюжета, даже самого крохотного, должна быть идея. Правильно? У тебя, её нет! Ты даже не знаешь, почему бык озверел.
— Почему? — Алексей вынул записную книжечку, — готов записать.
— Пиши, только без ошибок, — у Ани появился румянец, — бык по кличке «Барон» влюбился в бурёнку «Зорьку».
— Ой, не смеши меня, — Алексей повалился на траву, — я сейчас помру. Любовь!
— Слушай, режиссёр Станиславский, не сказку, а быль, — Аня присела рядом с Алексеем. — Николай Михайлович купил в Малиновке двух маленьких телят, Зорьку и Барона. Он их воспитывал, ухаживал за ними. Когда они болели — лечил! Телята выросли и превратились в больших красивых животных. Но пришла пора и дядя Коля, за хорошие деньги, отдал Зорьку в надёжные руки. Барон остался один. Он плохо ел, тосковал и нервничал. А сегодня вообще взбунтовался! Я думала, он кого-нибудь убьёт или себе лоб расшибёт. Вон, на огороде бочка стояла с водой. Барон её как саданёт! Та — на кусочки! Ужас!
— Каким будет финал? — Алексей засунул в карман джинсов записную книжечку и вынул сотовый телефон, — как в народных сказках? Барон превратится в молодца, а Зорька — в красавицу?
— Не исключено, — ответила Аня и попросила у Алексея телефон позвонить подруге в город.
Алексей передал ей трубку и подумал: «Она права, у меня, действительно, нет идеи. Нажимать на кнопку «Пуск» это ещё не всё. Нужно понять зачем? У меня отснято много картинок, красивых и бесполезных. Они, как ромашки у межи…»
— Эй, хлопец, держи свою трубу, — Аня протянула телефон, — звонила Инне. Я ей наплела, что меня по телевизору будут показывать, и она поверила.
— Обманывать не хорошо, — Алексей сорвал ромашку и воткнул её себе в карман клетчатой рубахи, — особенно подруг.
— Быстрей приедет, — Аня тоже сорвала цветок, — я ей ещё сказала, что ты сделаешь музыкальный клип с нашим участием и отправишь его на какой-нибудь конкурс. Инна играет на скрипке и фортепиано.
— Может быть, и сниму, — Алексей вынул из кармана ромашку и начал отрывать белые лепестки. — Точно сниму, но при условии, что вы будете работать на меня, ну, там таскать штатив.
— Сколько заплатишь? — Аня тоже принялась тормошить цветок.
— Бесплатно, — Алексей подкинул последний лепесток, и он медленно упал на траву, — я погадал, на ромашке и она мне, подсказала.
— А мне она…— Аня опустила зелёные глаза и повернулась к Алексею спиной, — мне она подсказала, что ты пропал…
— В каком смысле? — Алексей тронул девочку за плечо.
— Прямом, — засияла Аня, — Инна у нас красавица!
— Давай прощаться, колдунья, — Алексей покрутил указательным пальцем у виска, — я очень боюсь су-ма-шед-ших!
Бабушка Маша позвала обедать. Её летняя кухня своими пряными ароматами тоже напоминала кондитерский цех. На газовой плите стояла огромная зелёная чашка, а в ней пенилось малиновое варенье. В одной руке бабушка держала деревянную ложку, а в другой — полотенце. Алексей вымыл руки и уселся за стол. На клеёнчатой скатерти его ждала тарелка с окрошкой, ломтики пшеничного хлеба и варёная картошка.
— Баба Мань, ты знаешь, что такое идея в кино? — Алексей пододвинул поближе тарелку.
— Не знаю, — старушка узловатыми пальцами повернула ручку на газовой плите, — вот мать приедет, у неё и спросишь.
— Баба Мань, ты по вечерам какой фильм смотришь?
— Про Кармелиту. Она цыганка, у неё муж…
— Понял-понял, — остановил бабушку Алексей, — фильм про цыганскую жизнь, а вот какая там идея?
Бабушка Маша молчала. Она мешала ложкой варенье и грустно смотрела в маленькое окошко. Отключила газ и печально сказала: «Барона жалко»…
— Какого барона? — Алексей положил ложку на стол,— цыганского барона?
— Да, нет, фермерского бычка, — бабушка поднесла к столу кружку с компотом, — ты видел, как он мучился?
— Мне показалось, что он резвился, — Алексей вытер губы полотенцем, — скучно ему и силу некуда девать!
— Он болеет, — бабушка села на табуретку — разве сейчас ветеринары? Так себе специалисты!
— А при чём здесь ветеринары? — не понял Алексей.
— Барону прививку сделали, — бабушка посмотрела в окно, — да, видно, не надо было делать. Вот мой папа, твой прадедушка, он тоже ветеринаром работал — этим не чета. Понимал скотину — и лечить умел.
— Он воевал?
— Да. В 43 году пропал без вести, наверное, погиб.
— А у тебя есть его портрет?
— Есть. Давай, покажу.
Светёлку бабушкиного дома можно сравнить, пожалуй, с экспозицией краеведческого музея. Всякая вещь здесь не имела возраста, но хранила смысл и предназначение. По углам две кровати с персидскими коврами, рядом трюмо, дубовый стол и стулья. В правом углу цветной телевизор, а рядом на полу в горшке огромный зелёный цветок.
Из деревянного ящика бабушка достала большой свёрток, замотанный в какую-то тёмную ткань. Своими непослушными пальцами она развернула его и достала фотоальбом с пожелтевшими чёрно-белыми фотографиями.
— Вот, гляди, это, кажется, твой прадед, — бабушка протянула портрет. Алексей взял его и рассмеялся. Со снимка растерянно глядела маленькая девочка, похожая на куклу. В руках она держала резиновый мяч. Казалось, ещё мгновенье и он, как белая бусинка, покатится по столу.
— Это ребёнок!— Алексей из футляра достал бабушкины очки, — на окуляры, посмотри.
— Себя не признала, — улыбнулась старушка, — значит, буду богатой.
— Ты и так не бедная, — Алексей пододвинул ей фотоснимок усатого, коротко стриженного, мужчины, — у тебя, вон и ковры висят и на снимке ты с игрушкой.
— Резиновый мяч? Папин подарок! — бабушка посмотрела куда-то в угол. — Помню, перед самой войной. Весна. Половодье. Он приехал на поезде из города, отчёт сдавал в ветлечебнице, вышел на станции. А до дома ещё семь вёрст по бездорожью. Часа три добирался, подходит к селу, тут, как на зло, речка вышла из берегов. Что делать? На ферме ему дали хромую лошадь, чтобы мост преодолеть, его тоже в одном месте залило.
Алексей слушал бабушкин рассказ и представлял как этот усатый мужичок, совсем не с богатырскими плечами, едет верхом на старой лошадёнке. Дороги нет и земли нет — сплошная серая вода. Конь фыркает ноздрями, косясь на острые льдины. С одной стороны моста кто-то из колхозников прибил две жердочки. Это основной ориентир. Надо проехать рядом с ним, иначе гибель. Теченье проносит мимо какой-то мусор, мелкую солому. Конь оступается и медленно валится на бок. Всадник дергает поводья, что-то кричит. Лошадь старается удержаться на ногах, прыжками рвётся вперёд — вперёд и срывается с моста.
— Вот беда, так беда, — бабушка посмотрела на Алексея, — к нам соседка прибежала и маме, что-то шепнула на ухо. Мама меня с сестрёнкой Шурой оставила, а сама оделась и на улицу. Стемнело, мамы всё нет. Пришли уже ночью. Отец — мокрый, грязный, а в руке — мяч. Это, говорит, подарок! А мама, сказала, мол, ты сам, как подарок! Вот у меня какие славные были родители.
После купания в реке Иван Михайлович заболел. Два дня не вставал с постели, а на третий, как только прошла температура, ему истопили русскую печь. Тёплые кирпичи — лучшее лекарство от простуды. А ещё крепкий отвар! Как-то вечером за ветеринаром пришла дежурная свинарка и сказала, что на ферме переполох.
— Чуть не утопли, — сказала женщина, — поросята хворают, нужна ваша помощь, Иван Михайлович.
Ветеринар спустился с полатей и начал медленно одеваться. У него дрожали руки и на лбу выступили капельки пота. Он намотал на ноги портянки, обул сапоги, одел фуфайку и, взяв брезентовую сумку с медикаментами, вышел на улицу.
Отца не было целую неделю. Девочки Маша и Шура помогали маме убираться в горнице и на кухне. Они мыли полы, мокрой тряпкой протирали пыль, чистили картошку, а по вечерам, когда ещё скупые лучи весеннего солнца заглядывали в окно, играли в мяч. С приходом сумерек мама Ирина зажигала керосиновую лампу и ставила на стол миски — наступало время скромного ужина с молоком, картошкой и чёрным хлебом. После трапезы девочки укладывались спать, а мама рассказывала им какие-нибудь волшебные истории про хитрую куму — Лису, про трусливого Зайчишку-хвастунишку, про Лесную Красавицу и Доброго Охотника. Каждый раз сказка начинались словами «в неком царстве, лесном государстве жили-были...», а заканчивалась — по-разному. Иногда на каком-то эпизоде, а чаще на пол слове. Мама посмотрит, а девочки уже спят.
В то утро Маша проснулась от яркого солнца. На глиняной стене, как на экране прыгал Зайчишка-хвастунишка и пел песенку про своих друзей, а рядом сидела кума — Лиса, и держала в лапах волшебную сосульку. «Весна! Весна!» — напевал Заяц, а Лиса почему-то повторяла: «Лето будет жарким, примета такая, сосулька уж больно звенит». Маша повернулась на бок и действительно услышала какой-то звук, будто кто-то деревянной ложкой задевал за край тарелки. Она встала с кровати и увидела на кухне отца. Он сидел за столом и ел суп. Мама стояла возле голландки и металлическим крюком ворочала горячие угли. Отец, видимо, рассказывал ей какую-то историю.
— Гришка с Ильёй на лодке его повезли.
— Хряка? — мама закрыла раскалённую дверку голландки и села на табуретку.
— Да! Эту стопудовую махину!— улыбнулся отец.
— А как они его в лодку затащили? — удивилась мама, — у него же клыки, больше, чем у дикого кабана!
— Мужики помогли, они его загнали в угол, повалили на бок, связали ноги. Гришка с Ильёй принесли полог. — Отец из чайника налил кипятка, — хряк породистый — чемпион ВДНХа. Его надо было перевезти с одного берега на другой, он один оставался, а свинарник заливало водой. Времени-то не было на раздумья.
— Ну и что? — мама принесла чайник.
— Этим мореманам я бы и консервную банку не доверил, — сказал отец, — а, тут, лодка, правда, ветхая. Гришка, как капитан, сел на корму, а Илья — за вёсла! Плывут! Вырулили на течение, хряк орать начал. У животных интуиция, они сразу же соображают, если что не так! Гришка смотрит, у него из под сапога, бьёт фонтан — в палец!
— Лодка худая? — мама села за стол.
— В двух местах, — отец взял в руки кружку, — у Гришки сумка с продуктами валялась, он вынул из неё какой-то бумажный кулёк и давай его заколачивать в трещину. Думал, поможет, а это оказалась соль! Лодку вынесло на течение и попёрло! Илья вёслами плюхал-плюхал, видит, их на льдину несёт. «Приплыли! — кричит, — тонем!» А бабы на берегу, думали, что они дурака валяют, шуткуют. Смеются. А этим, мореманам, не до смеха. Григорий видит, воды уже прилично набралось в лодке. Он Илье кричит, мол, спасай хряка! «Как?» — спрашивает Илья и хватает тушу за хвост. Он его с перепуга, наверно, за борт хотел выбросить, да разве поднимешь такого увальня! Григорий, как самый находчивый, вопит, мол, ноги ему развязывай. «Мы сейчас ко дну пойдём, и кто выплывет, тот и уцелеет». Лодку пронесло мимо льдины и бросило в кусты. Илья кое-как развязал передние ноги хряку и тот, почувствовав свободу, первым делом, что сделал? Поддел своего «освободителя», да так, что тот над лодкой, как ворон взлетел и плюхнулся в воду! Не поверишь, цирк! И смех и грех!
Отец понял — дело принимает серьёзный оборот. Он снял с пожарного щита багор, и вытянул на берег сначала мокрого Илью, а потом лодку с Григорием и «чемпионом» Выставки Достижений Народного Хозяйства СССР.
— Папа, ты его спас? — Маша забралась к отцу на колени.
— Кого?
— Полосёнка — хляка?
— Спас! Я ему укол сделал, чтоб он слушался взрослых.
— Он стал послушный?
— Да! Умным и воспитанным!
— И больше не будет шалить?
— Правильно! — отец поцеловал дочку, — он будет воспитывать своих хрюшек-свинушек. Знаешь, какие они симпатичные, белобокие с розовыми пятачками. Как только вода спадёт в реке и подсохнет дорога, я тебе их обязательно покажу.
— А кто ещё есть на фелме? — Маша подёргала его за усы.
— Там и телята, и жеребята, и бурёнки, и лошадки!
— Ты их лечишь?
— Я даю им всякие пилюли, а иногда делаю прививки, чтоб они не болели.
— Ты мне их покажешь?
— Обязательно. Самая красивая девочка Маша, вырастит и будет ветеринарным врачом!
Папа сдержал слово. В начале лета он повёз Машу и Шуру на ферму. Для девочек проехать на телеге по деревне уже сказка, мимо колодца-журавля, мимо больших и маленьких избушек, похожих на деревянных птиц. Разве не волшебство подержать в руках вожжи и щёлкнуть кнутом, как это делает папа? Старенькая лошадка рысцой провезла их мимо глиняных стен конюшни, где на просторном базу резвились молодые скакуны и маленькие жеребята. В другом углу площадки стояло несколько мощных коней с большими гривами. Рыжий, самый красивый, качал головой и шевелил губами. Маше показалось, лошади разговаривают между собой, только не понятно о чём.
Папа объяснял девочкам, лошади бывают разных пород: верховые, легкоупряжные и тяжеловозные. Орловских и кузнецких рысаков, лёгких и быстроногих, готовят для скачек на ипподроме и для кавалеристов Красной Армии. А вот большие и сильные — это владимирские тяжеловозы. Они, настоящие, трудяги!
Папин рассказ прервал какой-то всадник. Он мчался галопом по пыльной дороге, размахивал рукой и что-то кричал. Казалось, будто какой-то невидимый колдун гонится за человеком и лошадью, ещё мгновенье и они оба исчезнут в сером облаке.
— Иван Михайлович, — всадник натянул поводья и остановил коня, — я за вами, там жеребёнок угодил в яму. Мы не знаем, что делать, он задыхается, жалко, пропадёт.
— В каком месте? — отец привстал из телеги.
— Езжайте за мной — крикнул всадник и поскакал по дороге.
Телега грустно затарахтела, скрипя колёсами. Отец хлопнул кнутом и отпустил вожжи, серая лошадка, будто всё понимая, засеменила за всадником.
Яма, куда угодил жеребёнок, оказалась глубокой и вонючей. Она точно старый колодец поблёскивала жижей. Из неё торчала голова перепуганного «мальца». Он судорожно дёргал ушами и жалобно фыркал. На краю ямы суетились мужики. Они швыряли в неё солому, но разве её осушишь?
Отец попросил принести вожжи. Он достал свою брезентовую сумку, с синим крестом, взял из бумажной пачки ампулу с прозрачной жидкостью. Отколол у неё верхнюю часть, похожую на стеклянный клюв дятла и наполнил шприц.
— Мне нужен помощник, — отец и посмотрел на всадника. — Ты как, Илья?
— Только не я, — он замотал русой шевелюрой, — меня тогда хряк так поддел, что я думал заикой на всю жизнь останусь.
— Это хряк теперь заика — пробасил здоровенный дядька, наматывая на руку вожжу, — давай пособи коновалу, не мне же лезть, считай, инвалиду.
— Да, Григорий, ты инвалид, — выругался Илья, — за обедом ты первый, а здесь больной.
— Давай, давай — загудели мужики, и нервный Илья одним махом сбросил на траву рубашку и штаны, заметив при этом, мол, кому гореть, тот не утонет.
— А вдруг! — Григорий подал ему вожжу.
— Тогда похороните меня,— Илья замер и как бы смахнул слезу — вот, с этим мальцом-жеребёнком.
— Лучше с хряком, — ощерил жёлтые зубы Григорий, — ты теперь его самый близкий родственник.
Первым в яму спустился отец. Он уколол жеребёнка в шею и выбросил наверх пустой шприц, а потом погрузился в жижу и попытался пропихнуть вожжу под животом «малька». С одной стороны барахтался отец, а с другой Илья. Жеребенок жалобно водил глазами-сливами не понимая, чего от него хотят. Он пытался шевелить ногами, но ещё сильнее погружался в навоз. Илья тоже дёргался, точно поплавок на волнах. Его лохматая голова болталась-болталась и скрылась из виду. Мужики так и охнули, утонул! Но скоро из грязи показалось что-то в виде болотной кочки.
— Мать моя женщина, — Илья протёр глаза, — точно шоколад.
— Ты не увлекайся, — буркнул Григорий, — держи ещё верёвку для страховки и больше не ныряй.
— Мне уже терять нечего, — Илья набрал воздуха, — Иван Михайлович, сейчас всё получится. «Болотная кочка» вновь исчезла в жиже. Жеребёнка кое-как вытянули на вожжах, помыли, высушили и, по-свойски нарекли, Муромцем, в честь спасителя Ильи.
До фермы в этот день так и не доехали. Иван Михайлович вместе с дочками спустился к реке и долго мылся в её светлых водах. Маша с сестрёнкой сидела на берегу и думала, несмотря не на что, жизнь — это сказка!
В детских воспоминаниях Маши отец так и остался, добрым, рассудительным, спокойным. Наверное, он когда-то злился и ругался, но она его таким не помнила. Для неё он был милым волшебником с брезентовой ветеринарной сумкой.
Через несколько дней он пришёл с работы и сказал: «Ирина, началась война». Мама заплакала, уткнувшись ему в плечо. Они долго стояли возле окна, обнявшись, и у них вздрагивали плечи.
На следующий день, перед тем как уехать с односельчанами на станцию, где формировалась воинская часть, отец посадил девчонок на колени и грустно пообещал: «Я обязательно вернусь, красавицы мои! Обязательно! Мы ещё прокатнёмся по деревне!».
— На «Муромце»? — спросила Маша.
Папа молчал, мама тоже молчала, и только маленький котёнок пушистой лапкой катал по деревянному полу резиновый мяч. Этот резиновый подарок показался Маше в тот день маленьким маятником невидимых часов.
ГДЕ-ТО УБЫВАЕТ, ГДЕ-ТО ПРИБЫВАЕТ — ИНАЧЕ НЕ БЫВАЕТ!
С Грымской горы деревня и, правда, показалась Алексею страной маленьких человечков, где он режиссёр-великан надумал снимать художественный фильм. Разве не, по его команде на востоке взошло красное светило — прожектор? Над головой — повесили бутафорское небо и облака? Под ногами, внизу — разместили объекты видеосъёмок — село с единственной улицей на берегу реки? Даже её жители, видимо, ждали команды режиссёра и поэтому не выходили из крохотных домов.
— Зря мы приехали в такую рань, — Аня положила велосипед на траву, — лучше бы вечером всё заснять, когда закат и небо, как в углях костра. Красотища! А сейчас все ещё дрыхнут.
— Помолчи лучше! — Алексей достал из футляра видеокамеру и сел на раму лежавшего велосипеда. — Во-первых, ты сама говорила про идею. Она у меня появилась, а во-вторых, ты обещала быть ассистентом.
— Ничего я не обещала, — Аня повалилась на траву. — Точнее, я передумала. Это я буду режиссёром, а ты оператором. Я сейчас буду восстанавливать силы, а ты работать, снимать «пробуждение жизни».
Алексей не стал спорить с «зелёным референтом». Пусть она валяется на траве, капризничает, выпендривается. Пусть она хоть на голове стоит — лишь бы не мешала! Пусть…
Вчера вечером он понял, свой фильм будет снимать про своего прадеда — Белоусова, бойца Красной Армии, пропавшего без вести в 1943 году. Что он ещё знал? Бабушка Маша рассказала: «Иван Михайлович летом 1941 года вместе с односельчанами Григорием Кожуховым и Ильёй Муромцевым ушёл на железнодорожную станцию. Здесь их посадили на паровоз и увезли в воинскую часть, там их малость подучили, а потом — на фронт. Прадед воевал вместе с Ильёй Николаевичем, который в бою получил тяжёлое ранение и вернулся домой. Теперь он жил в соседнем селе». Значит, у Алексея уже кое-что есть. Прежде всего, фотографии прадеда и письма с фронта, а скоро он запишет первое интервью его однополчанина.
Панорама села тоже пригодится в работе. Красивые пейзажи разве помешают? Всё начинается с восходом солнца. Предположим, титры, на чём давать?
— Смотри, корову уводят, — Аня стояла возле куста шиповника и рукой показывала куда-то вниз, в сторону села, — снимай!
— Зачем?
— Пригодится для программы «ЧП за неделю».
— Глупости!
— Корову украли!
Алексей навёл камеру на пятнистую бурёнку, которая понуро топала по выгону, будто по манежу провинциального цирка. У неё на голове болталась кожаная узда с медными бляшками. В её экипировке явно не хватало потёртого седла с серебряными стременами. Впереди коровы шёл какой-то кучерявый «клоун» в спортивном трико и тянул её за поводья. Сзади бурёнку подгонял сучкастой палкой маленький, кривоногий «дрессировщик» в синих джинсах.
— Дубль один, картина маслом, — улыбнулся Алексей, — корову готовят к скачкам. Осталось, надеть седло, и можно бить рекорды.
— Какие рекорды? — возмутилась Аня. — Это цыгане корову украли! Смотри, вон, за дорогой, возле пруда, ещё один на мотоцикле. Они её сейчас прицепят за люльку — и до свидос!
— А где хозяйка? — Алексей повернул объектив и навёл резкость.
— Ещё рано, спит!
— Что делать?
— Звонить в милицию.
— Я телефон не взял,— Алексей ладонью похлопал по карманам джинсов, — точно, как поставил на зарядку, так он и лежит на столе.
— Жаль, пригодился бы, — Аня подняла с земли высохшую корягу и, как шашкой, помахала над головой.
— А ещё лучше ковёр-самолёт, да? — Алексей продолжал снимать эпизод. — Или шапку-невидимку? Сказал заклинание и давай молотить этих проходимцев!
Между тем «цирковые цыгане» уже перегнали бурёнку через дорогу. К ним подъехал пузатый мотоциклист. Кучерявый сел на заднее сидение, а кривоногий — в люльку. «Артисты-аферисты» тронулись с места и тут, из-за кустов им навстречу, выскочил здоровенный бык. Он наклонил к земле голову и выставил рога. Конечно же, это был «Барон», похожий на маленький железный экскаватор, который невозможно объехать на узенькой плотине.
Мотоциклист резко повернул руль и нажал на газ. Его «урал» понесло по кочкам, бросило в глубокий кювет, а потом, как показывают в боевиках, он взлетел с тремя «каскадёрами» и плюхнулся в пруд. Приехали! Приплыли!
«Барон» постоял на берегу, покрутил головой и, убедившись в том, что «артисты» умеют плавать, удалился вместе с пленницей.
— Первый раз такое вижу, — Алексей выключил камеру и сел на траву, — я думал, что передача «В мире животных» — это видеомонтаж!
— Нет, они всё соображают, — Аня села рядом с Алексеем, — «Барон», как Робин Гуд! Знаешь, был такой защитник слабых и бедных.
— Может быть, мне ещё и про «Барона» фильм снять?
— А чего про него снимать. Вот поймает его хозяин и отправит на мясокомбинат, а там из него сделают…
— Грустно.
Алексей и Аня оседлали велосипеды. Они покатили по просёлочной дороге вниз, мимо тока, механической мастерской, по бетонному мосту. Под гору велосипед летел, как гоночный мотоцикл с выключенным мотором. Без рёва, но с ветерком!
Алексей ехал первым. На повороте он нажал на тормоза, и тогда Аня вырвалась вперёд. Эта сумасшедшая гонщица летела сильнее мастеров ралли «Париж — Москва — Дакар». К тому же, наверное, с закрытыми глазами? Ну, куда она, куда? После «экзотического Нила», после пустыни Сахара! Что это? Да! — «африканский» лес с узкой тропой, которая ведёт к «стойбищу местных скотоводов» — ручью. Здесь под кустарником с красными цветами стоял мотоцикл, а возле него сидел какой-то «абориген» в синей футболке и грязных тренировочных брюках. Он держал в руках блестящий термос.
— Анька, привет! — радостно крикнул «бледнолицый» незнакомец. — От быка удираете?
— Да! — Аня нажала на тормоза, и её велосипед круто занесло и развернуло в миллиметрах от «аборигена».
— Ты чё на красный-то летишь? — «бледнолицый» вскочил на ноги. — Правила дорожного движения соблюдай!
— Я и соблюдаю, — Аня оторвала репей от штанины, — за нами маньяки гнались.
— Их сколько было? — прищурился незнакомец. — Трое?
— Ты откуда знаешь? — Аня бросила репей в сторону.
— Как не знать, — парень взял термос, — у нас ночью на полевом стане такие страсти-мордасти, крутой детектив с перестрелкой!
— У вас Серёжа, там всегда что-то происходит, — Аня положила велосипед и подошла к ручью за водой.
— Серьёзно. Послушай лучше, мы ночью поставили комбайны на полевом стане, погрузились в дежурку и по домам. А самоходки остался сторожить Митрофаныч — лунный человек.
— По-нашему, лунатик, — Аня посмотрела на Алексея, который вынимал застрявшую ветку в спицах заднего колеса.
— Да, луноход, — согласился Сергей, — он по ночам спит, так сказать, очень редко! Короче, на зорьке его сморило! Сторожевой кимарит и видит героические сны, а тут эти трое, подкрались. Ну, как тут не набрать бензина из нашей резервной ёмкости? Как тут не снять аккумулятор с комбайна? В этот момент Митрофаныч и продрал глаза! Смотрит, а на его охраняемой площадке творится полный беспредел. Он берёт двустволку и выходит из укрытия! Ну, чё черти, кричит, влипли!
По словам Сергея, дальше закрутилось всё, как в рекламном ролике, быстро и ненавязчиво, маленький мужичок с кривыми ногами говорит Митрофанычу, мол, извини, мы думали, здесь ничейная свалка! Ну, не наглец?
— Разберёмся, — зарычал постоянно недосыпающий сторож, — всем на землю!
— Кончай издеваться, орёл! — заорал в ответ самый здоровый, — я тебя сейчас по трафарету размажу!
— Попробуй! — Митрофаныч нажал на спусковой крючок — осечка. Второй раз — опять тишина. Воры-грабители смекнули, ружьё у сторожа, времён Очаковской войны и пошли в штыковую атаку. Дело запахло жареным! Сторож, как заяц, прыгнул в свою деревянную будку и закрыл дверь на железный крюк. Грабители сели на мотоцикл и укатили в неизвестном направлении.
Утром бригадир вызвал участкового Синичкина и, угрюмо вздыхая, рассказал ему о потерях. У Митрофаныча — стресс, его отправили домой для восстановления нервной системы. Что ещё? У двух комбайнов разбомбили кабины, а у третьего украли аккумулятор.
— Найдём, — пообещал участковый, — возможно, кто-то из ваших соседей, а может быть, и нет. На сотовый телефон Синичкину позвонили из районного отдела милиции и сообщили, что на центральной усадьбе села Малиновка кто-то пытался ограбить продовольственный магазин.
После паузы, Сергей уточнил, самое страшное не воры-грабители, а бешеный бык, который после каких-то уколов, наматывает всех на рога. Его видели и в лесу, и в овраге, и на реке. Везде озорует!
— Ему сделали прививку от сибирской язвы, — пояснил Серёга, — нет, от какого-то паратифа, или менингита и у него на боку выступили слова. Знаете, здоровыми буквами: «Пощады не ждите»!
— Ой-ой-ой! — истерично завопила Аня, — как страшно, держите меня семеро!
— Бык, между прочим, пацанов не трогает, — Серёга поглядел на кусты, где трещали сороки, — только горластых «красоток»!
— А я слышала, — Аня тоже повернулась в сторону порхающих птиц над деревьями, — бык не любит болтунов и тех, кто носит грязные брюки.
— А ещё кто не делает зарядку по утрам? Кто не чистит зубы? Кто курит и сквернословит? — Сергей рассмеялся.
— «Барон» разберётся, — Аня сорвала колючий шарик-репей и бросила в Сергея.
— Это он, — Сергей показал пальцем на Алексея. — Барон?
— Нет, это Алексей, между прочим, будущий режиссёр, — Аня сорвала ещё один шарик, — а барон — это, как ты говоришь, бешеный бык. Он до тебя, точно, доберётся.
— За что, сударыня? — Сергей увернулся и маленький «снаряд» пролетел мимо, — за что?
— Не будешь глупости говорить про Барона, — Аня запустила в Серёгу ещё один «снаряд», — вот я его сейчас позову, и он придёт мне на помощь.
В этот момент затрещали кусты и, будто кто-то загудел в медную трубу. Алексей повернулся на странный зов и увидел, совсем рядом в кустах, бычью голову. Он моментально перескочил через ручей и помчался почему-то не по тропинке, а куда-то в самую гущу леса. За спиной он, кажется, слышал чьё-то нервное дыхание и слониный топот. Алексей прибавил скорость, зацепился ногой за корягу и упал. Сердце барабанило, словно «минусовка» на школьной дискотеке. Мимо промчались Аня и Сергей. Остановились, чтобы перевести дух. Погоня, кажется, осталась где-то позади, а, может быть, её и не было?
— Вот, это, да! — Сергей подошёл к Алексею и сел на пенёк, — вот это — не ждите пощады! Я его как заметил, так, прям, хотел кроссовкой по рогам!
— Не включай супергиганта, — Аня вынула из волос сухую ветку, — я видела, как твои кроссовки, мелькали перед моим носом.
— А ты не включай Барона — не бычься! — Сергей вытер с грязного лба капельки пота, — надо теперь, думать, как возвращаться и технику отбивать. А то, может быть, этот твой учёный «бегемот», сядет на мотоцикл и укатит к тёлкам на танцы!
— И укатит, — улыбнулась Аня, — он всё может.
Шутка попала, кажется, в «десятку». Из-за кустов послышался рокот мотора, да так резко, будто кто-то завёл мотоцикл и рывками нажимал на газ. Разве, не цирк и чудеса? Ребята рванули по обратному маршруту, пробираясь, между осин и кустарника, сверху вниз к основанию оврага. Сергей остановился и вынул из кармана что-то блестящее.
— Японский городовой, — воскликнул он — как смогло, это чудовище, без ключа завести?
— Молча, — Аня хлопнула Серёгу по плечу, — ты, будто сейчас на свет народился, всё тебе надо объяснять.
— Там, у ручья, кто-то есть, — Алексей прошёл ещё несколько шагов, встал на четвереньки, зацепился за корень берёзы, подтянулся, прополз ещё несколько метров, замер. Он слышал чьи-то голоса. Или не голоса? Нет, точно, разговаривали, двое, или трое. О чём — не разобрать, мешал ветер и ручей. Алексей высунул голову из укрытия и отчётливо увидел старых знакомых «цыган». Пузатый сидел за рулём «Урала». Кучерявый, в синем трико, рассматривал велосипеды, а маленький — кривоногий, копался возле мотора Сережиного мотоцикла.
«Попали? — подумал Алексей, — тягаться с этими отморозками как-то не особо хотелось, силы не равные. Может быть, Барон поможет? К сожаленью, от грозы местных злодеев, кажется, и след простыл? Значит, надо рассчитывать только на свои силёнки? Или как? Сергей — этот соловей-разбойник, засунул пальцы в рот и оглушительно засвистел».
— Давай, делать ноги, Кум! — услышал Алексей. Высунулся — это говорил, кривоногий. Он держал в руках Серегин термос и плескал воду на песок.
— Их человека три-четыре, — кучерявый держал что-то в руке, — у них сегодня выходной, они водички захотели?
— За удовольствия надо платить, — добавил кривоногий, — давай им покажем, где раки зимуют? Вернее, кто в лесу хозяин!
— Термос клади в люльку, — приказал пузатый, — бензин у нас есть, хорошо бы цепь с велосипеда снять, ею, знаешь, как бошку раскроить можно? Один удар и нюхайте корни сирени!
— Да, ладно Кум, не мелочись, — курчавый стукнул ногой по колесу велосипеда, — возьмём магазин и на Канары! Этой цепью только руки пачкать. Лучше — нож и фомка!
— Я буду долго гнать … — запел кривоногий. Он поднял Анин велосипед и бросил в ручей. — Люблю «ремонтировать» технику! У меня всё в руках горит! — Бандиты загоготали.
Пузатый завёл «Урал», кривоногий прыгнул в люльку, а курчавый сел на заднее сидение. Блатная троица уехала. Ребята вышли из укрытия.
Алексей достал из воды Анин велосипед, на первый взгляд, весь «летательный» аппарат без единой царапины, но оказалось, педали после «мягкого» приземления на камень не вращаются.
— Поехали ко мне домой, — предложил Серёга, — у отца в гараже починим велик, рычаг надо выгнуть, здесь работы на пять минут.
Нам ещё к деду Илье ехать, — вспомнила Аня, — Алексей у него хотел взять интервью.
— Это у Папаньки? — удивился Сергей.
— Ты его знаешь? — Алексей поправил на плече ремешок футляра видеокамеры.
— Дед Илья, по-нашему — Папанька, мой прадед, — пояснил довольный Сергей, — так, что сам бог велел нам ехать.
Алексей с Аней поменялись велосипедами. Он сел на её хромого «коня», его Серёга взял на буксир, приспособив вместо троса короткую верёвку. Под горку катились ровно, а на возвышенностях Серёга лютовал. Его мотоцикл, словно серенький ослик упирался дряхлыми копытцами и злобно бросался в Алексея глиной. Впрочем, до ремонтной мастерской добрались без приключений, не считая того, что Аня пару раз отставала от «каравана» и просила ребят не лихачить.
— Пока я буду заниматься ремонтом, — Сергей, открыл гараж, — вы можете пообщаться с Папанькой. Правда, он человек настроения. Я его знаю, как таблицу умножения, если он с бабкой Дашей спорит и лепит свои поговорочки, значит, всё нормально. Допустим, она уронит тарелку. Ох, да, ах! А Папанька — философ, «хватит — хватит, говорит, где-то убывает, где-то прибывает — иначе не бывает!». Но, заметьте, если с утра, ворчит и кашляет, если ему бабка — блинок с маслом, а он ей, «вот, мать, не поймёшь — от чего помрёшь!» Знайте — будет сцена! Обязательно достанется — или мне, или папе, или маме, или Флинту.
— Флинт — это попугай? — спросила Аня.
— Говорящая собака, — Сергей перевернул велосипед седлом вниз и начал обследовать заднее колесо, — ладно, сами всё увидите.
Бабка Даша сказала ребятам, Папанька сидит в бане и принимает лечебные процедуры. Ему лучше не мешать, но раз гости хотят взять интервью, то «пущай рискнуть». Алексей попросил Аню — «самого лучшего и верного ассистента» войти первой, а сам приготовил камеру и осторожно переступил порог. За дверью, что-то громыхнуло, и послышался Анин писк: «Ай-ай-ай!»
Алексей подумал, его ассистентка, или обварилась кипятком или угодила в сливную яму? Он ошибся. Картина оказалась куда страшнее. За дверью на лавке сидел зелёный человек. Не поверите? Точно! У него блестела зелёная лысина, торчал, зелёный нос и шевелились зелёные усы, будто у древнего лешего из русской народной сказки.
— Не пужайся, паря! — Папанька наморщил лоб, — у меня курс выживания. Думаешь, не помогает? Это не глина — золото! Он достал из ведра горсть какой-то жижи и плюхнул себе на волосатую грудь.
— Изнаирсакая глина — не коровья труха! Ящур или ангина для неё чепуха!
Папанька ёрзал на деревянной лавке в синих шароварах, а ступни ног парил в каком-то отваре. Аня, как мышь, забилась в угол и испуганно хлопала ресницами.
— Может, я выйду? — жалобно пропищала она, — здесь душно!
— Потерпишь, — дед не церемонился, — вы будущие медики? За опытом пришли? Получите! Или мне бабка, опять наплела?
— Учите, — Алексей передал Ане видеокамеру, после лесного «марафона» она почему-то не работала.
— Бери глину, — Папанька указал на ведро. — У тебя что болит?
— Локоть в лесу слупил, — Алексей вытянул перед собой руку и посмотрел на Аню. Та, воспользовавшись моментом, выскочила из предбанника.
— Кунай его сюда, — зелёный дед пододвинул чашку, — я у себя все болячки вылечил. Мне скоро девяносто четыре года, а я как, сыч — это птица такая мудрая!
Зелёный человечище позвал бабку Дашу и попросил её организовать для гостей чайку с мёдом. Да — на свежем воздухе! Алексею и Ане здорово повезло курс выживания, в этот день, у деда проходил, видимо, в щадящем режиме? После водных процедур из баньки вышел совсем другой дед. О! Обновлённый! Лёгкий! В белой рубахе и серых шароварах. Он, через роговые очки, окинул взглядом сидевших за столом под яблоней «будущих медиков» и блаженно заметил:
— Где-то убывает, где-то прибывает — иначе не бывает!
— Илья Николаевич, а вы знали Белоусова? — Алексей встал из-за стола и пододвинул деду табуретку.
— Какого, их много у нас?
— Ивана Михайловича!
— Как не знать, — Папанька сел и положил распаренные руки на клеёнку, — золото, а не человек. Это — наш коновал! Он скотину-то любил и понимал! Гляди-ка, стихами заговорил! Флинт — ко мне!
Откуда-то из-за угла деревянного сарая выскочил, лохматый пёс, мордочкой похожий на породистую болонку, а лапами и хвостом на обычную дворнягу. Собака подбежала к столу, голосисто лая и уселась у ног хозяина.
— Иван Михайлович, вам кем приходится? — Папанька взял в руки бокал с кипятком.
— Он мой прадед, — Алексей положил сахар.
— Прадед говоришь, — Папанька поставил бокал на стол, — мы с ним огни и воды и медные трубы. Я тогда совсем молодой был, а он постарше и поумней. Ветеринар на селе уважаемый человек, не то, что сейчас. Иван Михайлович и прививку делал на ферме и дезинфекции всякие, а как война началась, то мы с ним в первом эшелоне оказались. Нас тогда на несколько месяцев в карантин, на обучение, а потом бросили в самое пекло. Пехота — царица полей! Мы с ним в одном взводе воевали, у нас одна винтовка на двоих была, били нас фашисты нещадно. У них — техника, у них — мощь. Мы долго отступали всё лето и осень, а зимой как-то раз окопались, возле деревушки.
По словам Ильи Николаевича, ночь перед боем, как перед экзаменом в школе, и боязно, и не спится. Солдаты отдыхали в землянке-блиндаже. Они устроились на сосновых ветках в углу и говорили за жизнь, а их земляк Григорий Кожухов подбрасывал дрова в раскалённую «буржуйку».
— Иван Михайлович, тебя, правда, чуть в тридцать седьмом не посадили, как «врага народа»? — прошептал Муромцев.
— Правда, — Белоусов повернулся лицом к земляку.
— За что?
— Научный эксперимент.
— Какой?
— О, это тайна.
— Расскажи?
Ветеринарный фельдшер Белоусов наткнулся в речке на глину. Думаете, простую. Нет, лечебную! Она блестела на мелководье, как старый череп война — кочевника и её никто не замечал. Вернее, не трогал. Кому нужно такое богатство? Не горсть, не две, а тьма-тьмущая? Ветеринар набрал её полведра и дома «в качестве лекарственного материала использовал для восстановления коленного сустава». Сперва — своего, а потом — у телёнка. Помогло! Пошёл слушок! У одной доярки захромала корова и сбавила надой. Правильно мыслите, не простой, а передовой! Иван Михайлович предложил ей, попробовать «свой новый метод». Доярка согласилась, и они «щедро вымазали корове ногу и вымя». У бурёнки оказался ещё и мастит. Болезнь такая, воспаление! Вся операция прошла удачно, если бы не «но». Председатель колхоза — большой любитель до всяких наград и званий — пригласил какую-то комиссию — показать чистоту и порядок на ферме. Большие начальники прошли один коровник — отлично, второй — отлично, а в третьем — у передовой доярки корова — не понять в чём! Краска? Навоз? Глина? Самый главный и говорит: «Судя по всему, вымя этой корове уже несколько дней не мыли, на лицо — антисанитария и вредительство! Разобраться и всех наказать!».
В правление колхоза вызвали зоотехника, заведующую фермой, ветфельдшера и доярку. Ругали — пугали, хотели с землёй сровнять! Особенно досталось, ветфельдшеру Белоусову. «Это, про таких, как вы, — лютовал председатель колхоза, — товарищ Сталин написал в своём известном докладе. Он правильно называет вас вредителями и врагами народа! Это, из-за таких как вы, у нас на ферме и падёж, и надои низкие, и ЧП всякие происходят!».
Долго трепали нервы. «Враг народа», «никчёмный коновал», Белоусов раскаялся во всех грехах. Всё по порядку, как нашёл глину, как она ему самому помогла и его родственникам, как корову... чуть не погубил. Правда, мастит-воспаление, — у неё прошло. Это передовая доярка подтвердила! Комиссия хотела завести дело на «врага народа», но потом кто-то предложил «влепить ему строгий выговор с занесением в личное дело». На том и расстались, а через несколько месяцев, приехал к Ивану Михайловичу гонец от того высокого начальника и попросил… глины.
Тебе деревня снится? — спросил Муромцев Белоусова.
— Жена. Дочки — Маша и Шура! — грустно сказал боец, — я им перед самой войной мяч на базаре купил, сколько радости было!
— А мне Даша — невеста, — разоткровенничался Муромцев, — жив останусь, женюсь, знаешь, какую свадьбу закатим!
— А ещё мне Гитлер приснился, — Белоусов пододвинулся ближе к земляку, — такая чепуха! Знаешь, будто я где-то на небе в облаках, собак лечу и тут он в дорогом костюме с овчаркой. Помоги, говорит, Берте, она отравилась.
— По-русски спросил?
— Не помню. Но собаку точно звали Берта. Она похожа была на волчицу. А ещё с ней рядом стояла какая-то блондинка в лёгком платье. Гитлер — молчит и я — молчу. Тут я делаю шаг и падаю вниз, поворачиваю голову и вижу, как Гитлер летит, его собака и женщина.
— А потом что?
— Не помню, кажется, Гитлер упал в какую-то яму, и она загорелась! Наверное, это был котёл.
— Правильно, — сказал Муромцев, — а под котлом сидели черти и подбрасывали дровишки.
— Не помню, — повторил Белоусов, — всё как будто в тумане, или как в снегопад.
— А ты стал бы лечить фашистскую овчарку?
— Не знаю, — ответил Белоусов, — для меня любой зверёк, большой и маленький, живое существо.
— Иван Михайлович, а что ты думаешь про секретное оружие? — тихо-тихо прошептал Муромцев, — его завтра будут на нашем участке применять.
— Думаю, мы им покажем, по чём фунт лиха, — гордо произнёс Белоусов, — так уделаем, что фрицы будут долго помнить.
— Мне кажется, это — секретные пушки с мощными зарядами, — предположил Муромцев, — я видел, как к нашему укрепрайону подходили тяжёлые грузовики, крытые брезентом. В них лаяли собаки, наверное, для охраны.
— Нет, — прошептал Белоусов, — пушки — для отвода глаз и собаки тоже. Главное наше секретное оружие — авиация с секретными бомбами.
Красноармейцы оказались плохими стратегами. Утром на их окопы обрушился шквал огня фашистской артиллерии. Мёрзлая земля Подмосковья гудела и вздрагивала так, будто по ней кто-то невидимый колотил огромными кувалдами. Муромцеву показалось, что артобстрел длился целую вечность. Во время своего первого боя он от этого ада был готов бежать сломя голову, а потом решил — чему быть того не миновать.
В крышу блиндажа угодил вражеский снаряд и насиженное укрытие пришлось покинуть. Бойцы рассыпались по окопу, приготовились к бою. В небе загудели тяжёлые самолёты с крестами на крыльях. Начался бомбовый удар. Муромцев видел, как горела и дымилась земля, как, зажав голову, на дно окопа упал Григорий Кожухов. Рядом разорвалась бомба.
Вражеская авиация «перепахала» весь укрепрайон и улетела. Бойцы грязные и закопчённые начали приходить в себя. Муромцев подошёл к Белоусову.
— Живой?
— Сам ещё не понял, — ответил Иван Михайлович, — как ящерица собираю себя по кусочкам.
— А вот Григория уже не соберём, — печально заметил Муромцев, — сам видел, как его накрыло.
Бойцы выглянули из окопа и увидели страшную картину. На их укрепление мощной стеной двигались танки. Фашисты держали хорошую скорость, из-под гусениц летел снег и чёрные комья пашни. Пехота отстала, а чёрные коробочки всё ближе и ближе подходили к передней линии обороны. На левом фланге наших бойцов заработал крупнокалиберный пулемёт, раздались винтовочные выстрелы.
— Где же секретное оружие? — выругался Муромцев. — Где же наша хвалёная авиация и артиллерия?
— Обещанного, сам знаешь, сколько ждут, — Белоусов выстрелил из винтовки куда-то в заснеженную даль, где темнели серые силуэты солдат.
— Сколько воюю — столько и удивляюсь, — прорычал Муромцев, — опять нам ...
Боец не договорил, в его окоп свалился какой-то молодой офицер и высунувшись из бруствера — утупился в бинокль. К нему подбежал солдат с рацией.
— Начинать? — связист пригибался и дёргался.
— Рано, — офицер вынул ракетницу, — ещё подпустим.
Между тем, фашистские танки подходили всё ближе и ближе, уже было видно, как их пулемёты плюются огнём, слышно, как лязгают треки гусениц. Муромцев насчитал восемнадцать машин, из них подбили только три. По-прежнему, с нашей стороны били очередью пулемёты, одиночными — винтовки, но преимущество было на вражеской стороне. Муромцев посмотрел на серые фигурки солдат и вспомнил, как однажды дома он разбирал поленницу, возле сарая и наткнулся на огромную семью крыс. Они лежали, прижавшись друг к другу, их было очень много. Муромцев бросил в них палку, и они побежали на огород. Солдаты, напомнили ему, серых крыс. Муромцев выбрал «самую жирную» и прищурился. Фашистский пехотинец споткнулся и упал. «Взгляд у меня сегодня тяжёлый! — подумал Муромцев и передал гранату Белоусову.
Фашистские танки подходили всё ближе и ближе. Офицер у бруствера повернулся к связисту:
— Давай, команду, начинать!
Муромцев выглянул из укрытия и заметил, как с левого фланга, на немецкие танки понеслось несколько, видимо, обученных псов. Они бежали, обгоняя друг — друга, может быть, даже лаяли. Вот, так вот, в деревне порой под колёса колхозной полуторки бросались дворняги. Казалось, своими клыками они вот — вот вцепятся в резиновое колесо. Но машины проезжала по дороге, а собаки семенили к дому.
Эти не возвращались. Эти бросались под гусеницы и останавливали фашистские танки. Запылал первый, второй, третий, четвёртый… Немецкие механики почувствовали, что-то неладное, сбавили ход, а некоторые вовсе повернули назад. За ними дёрнула и пехота. По ней били крупнокалиберные пулемёты и винтовки. Наши бойцы отстояли это заснеженное поле возле маленькой деревушке.
После боя красноармейцы Белоусов и Муромцев нашли останки погибшего земляка. После взрыва его завалило землёй, погиб мгновенно. Как сообщить родным? Что написать жене и матери?
Бойцы долго не решались подойти к тому месту, где на дне окопа сидел молодой офицер, закрыв лицо шапкой. Он дрожал, будто от холода и на его русые волосы, серую шинель падали белые-белые снежинки.
ПОГОНЯ ЗА «ВСАДНИКОМ БЕЗ ГОЛОВЫ»
Утром Алексей сидел на кухне и представлял себя маленькой рыбёшкой в тесном аквариуме. За стеклом моросил мелкий дождь, где-то вдали за полем и кладбищем по бетонке мчались автомобили, а на раскисшей, просёлочной дороге было не души. Сколько можно сидеть, двигая чуть-чуть «плавниками», и чего-то ждать? Минуту? Две? Три? Тихо. Прозрачно. Хорошо! На чистом камушке — столе пусто, один кактус в горшке, но скоро хозяйка «аквариума» должна принести витаминный корм.
— Ты где? — за дверью раздался голос бабушки Мани, — к тебе приехали. Выйдя из комнаты, Алексей увидел милиционера с погонами старшего лейтенанта. Он протянул руку:
— Здравствуйте! Я, участковый, Синичкин Геннадий Александрович. У меня к вам, несколько вопросиков.
— Задавайте, мне скрывать нечего — Алексей вышел за милиционером и подумал «как хорошо быть аквариумной рыбкой» плавай и молчи. Бабка Маня предложила участковому «чая с блинком», но он отказался. Видимо, куда-то спешил?
— Вы, наверное, знаете на моём участке, — пояснил милиционер,— у механизаторов «железки» украли. Я только — что у них был, сторож сообщил, что на него нападала группа преступников, в составе трёх человек. К сожалению, он не мог дать их словесный портрет, ссылаясь на плохое зрение и ночное время суток. Но вот помощник комбайнёра Сергей Муромцев мне кое-что подсказал. Это, правда, что у вас есть видеокамера, на которую вы запечатлели момент преступления?
— Камера-то у меня есть, — Алексей замялся, — но она сломалась.
— Зачем обманывать старших, — участковый Синичкин нервно похлопал рукой по кожаной сумке, — у меня всё запротоколировано.
— Я её ударил в лесу, — начал оправдываться Алексей, — она и «зависла».
— Не врёшь?
— Нет.
— Тогда её надо починить, — предложил участковый.
— Здесь нет мастеров.
— А в районном центре они есть?
— Я не знаю.
— Давай, собирайся, — приказал участковый Синичкин, — мы сейчас доедем до райцентра и там у меня в студии местного телевидения, работает один классный специалист. Он починит камеру и у него мы, заодно перегоним картинку.
Бедному собраться — только подпоясаться. Алексей зашёл в дом, набросил на плечи ветровку, взял футляр с камерой и вышел к милицейскому «Уазику». Правда, дотошная бабка Маня на дорожку сунула Алексею бутерброды с колбасой. В салоне автомобиля играла ритмичная музыка.
— Любите группу «Мираж»? — Алексей уселся на переднее сидение.
— Мне больше нравится Высоцкий, — участковый завёл мотор, — его военные песни, а это так, чтоб не заснуть за рулём.
— У меня папа тоже Высоцкого слушает, — Алексей посмотрел на дом, где жила Аня, но никого не увидел, — он мне его шуточные песни показывал «Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след…».
— Высоцкого сейчас подзабыли малость, — грустно сказал участковый, стараясь вывести колёса машины из колеи, — другие времена другие песни. Тебе что нравится?
— Классическая музыка, — соврал Алексей, — Чайковский, Бетховен, но я с друзьями слушаю и попсу, и наших авторов — исполнителей Розенбаума, Новикова, Михаила Круга.
— Понял, — участковый внимательно посмотрел на раскисшую дорогу, — значит, «Жиган — лимон, мальчишка симпатичный»?
— У Круга много песен.
— Согласен. Песен с тюремной романтикой. Я знавал не одного такого «Жигана — лимона». Вот, одному, где-то лет пятнадцать было, ну вот как тебе и захотелось ему с пацанами мёду попробовать. Они полезли на пасеку к одному деду. Да, ты его знаешь, Муромцев.
— Знаю, — Алексей вспомнил зелёного деда, — его ещё Папанькой все называют.
— Правильно. Этот Жиган — лимон поставил на шухер самого маленького пацана, а сам с друзьями пошёл к ульям. Они в пчеловодстве-то не сильно соображали, ну и потревожили несколько «семей»…
Участковый захохотал, как маленький ребёнок. Одной рукой — он держал руль, а второй — вытирал слёзы.
— Короче, Папанька просыпается и слышит, как кто-то вроде бы плачет на дворе. Прислушался, точно, детский голосок! Он открывает дверь, выходит с собакой и видит, как на навозной куче стоит мальчонка и ревёт.
— Тебя кто обидел? — спрашивает дед.
— Никто! — перепугался мальчик, а сам ногу чешет.
— Зачем людям спать-то мешаешь? — распаляется Папанька.
— Меня пчела укусила, — всхлипывает малец.
— Где живёшь? — интересуется дед.
— Домов десять отсюда, — размазывает слёзы пацан.
Дед взял его за руку и повёл домой, он-то думал, что «этот шухарной» заблудился. Пока Папанька ходил в один конец села, потом — назад, Жиган-Лимон со своими ребятками погрузили один улей на тачку и повезли, чтоб опустить в речку. Они хотели пчёл утопить, а мёд поесть. Разгневанные пчёлы, своими силами и своей властью так разукрасили воришек, что их лица сразу «пополнели» на пару килограммов. Особенно досталось Жигану, мы его с дедом простили на первый раз, но он всё равно через пару лет, загремел на зону. Нет ума — считай калека! Чего не хватало на свободе этому Жигану?
Участковый вырулил на бетонную трассу и «уазик» помчался гораздо быстрее. По лобовому стеклу монотонно ползали «дворники», в салоне играла музыка, Синичкин молчал. Алексею вновь показалось, что он в прозрачном аквариуме, где по обеим сторонам дороги зеленели водоросли — посадки. В одном месте Алексей, кажется, заметил силуэт «Барона». Среди зелёной листвы бык щипал мокрую траву и вилял хвостом, как это делают рыбы на глубине океана. «В нашем аквариуме появилась новая порода, — подумал Алексей, — надо её назвать бык — рыба и пусть она теперь плавает вместе с рыбой — иглой, рыбой — мечом и рыбой — пилой».
По левому краю пронеслась «серая акула». Вернее, мотоцикл «Урал». Им управлял какой-то всадник без головы. Точнее, мужчина в чёрной куртке с капюшоном. В люльке тоже кто-то сидел, закрыв лицо и плечи брезентом.
— Это, кажется, они — крикнул Алексей, — вчерашние «гости».
— Да, ну! — участковый прибавил газку, — сейчас достанем.
Мотоциклист оказался «рисковый». Он включил «поворотник» и обогнал грузовую «Газельку», перед мостом обошёл ещё одну машину. Впереди показался переезд.
— Вот и приплыли, — просветлел участковый, — сейчас я у них проверю документы, а ты, повнимательней присмотрись. Можешь опознать?
— Смогу, — кивнул Алексей, — у вас оружие есть?
— Монтировка! — хихикнул участковый, — это самый надёжный инструмент.
На переезде закрыли шлагбаум, и сразу же образовалась маленькая очередь из пяти-шести машин. Мотоциклист тоже остановился, начал прикуривать сигарету, а тот, что сидел в люльке, отбросил полог и встал на асфальт.
— Не они, — Алексей покачал головой, — тех бы я сразу узнал.
— Ладно. Ты пока посиди, — попросил участковый, — а я для успокоения души все жё узнаю, кто в такую погоду гоняет как угорелый.
Синичкин вышел, у Алексея зазвонил сотовый телефон.
— Привет, это Аня, — забарабанила трубка, — я опоздала на автобус. Ты можешь на вокзале встретить мою подругу? Она приезжает в 16 часов с «московским» поездом.
— На каком вокзале? — заканючил Алексей, — какая подруга?
— Вокзал в городе один, — сообщила Аня, — подругу зовут Инна.
— Как я её узнаю?
— Стройная голубоглазая блондинка, такая, какие тебе нравятся?
— Не смеши!
— Пожалуйста, Алексей, помоги.
— У меня знаешь сколько дел.
— Всё, записывай её телефон.
Вернулся Синичкин, мокрый и злой. Он сказал Алексею, что мотоциклисты — рокеры, едут на какой-то фестиваль, для них «любая погода в кайф»!
До редакции местной газеты и телестудии добрались без приключений. Синичкин забрал видеокамеру, и оставив Алексея в каком-то кабинете, вышел вместе с долговязым оператором. Ждать пришлось долго, тесная комната показалась Алексею лузой бильярдного стола, в которую постоянно закатывались «круглые шары», они что-то печатали на компьютере. Серьёзные и разноцветные. Зашла ещё одна, круглая, с красной сумкой.
— Справедливости нет? — вздохнула она, видимо, обращаясь к портрету какого-то деятеля на стене, — правильно я мыслю, молодой человек?
Алексей молчал. Женщина, что-то написала на листе бумаги, подняла голову и повторила: «Справедливости нет!»
— Есть, — Алексей не хотел говорить, но ему надоело молчать, — вы знаете, мне мама всегда твердила, что я буду музыкантом, и отдала меня учиться на пианиста. Я не хотел, а она мечтала. Но школу перевели на другой конец города. Вот, вам и справедливость!
— Мир потерял ещё одного Моцарта, — улыбнулась женщина, — а меня не пускают в отпуск.
— Это хорошо, — Алексею захотелось пошалить, — прогноз погоды, сами видите!
— Летом день льёт — час сохнет, — ответила женщина, — меня зовут Надежда Александровна, я здесь, руковожу отделом писем. Мы сейчас готовим материалы для Книги Памяти.
— Интересно? — Алексей посмотрел на усталое лицо журналистки.
— Интересно, не интересно, а делать надо, — ответила Надежда Александровна, — в этот фолиант войдут списки наших земляков, погибших в годы Великой Отечественной войны.
— Можно посмотреть,— поинтересовался Алексей, — вы знаете, я тоже собираю информацию, про своего прапрадеда Белоусова Ивана Михайловича. Он воевал под Москвой, зимой 1941 года, потом ещё где-то… В 1943 году родные получили известие, что он пропал без вести.
Надежда Александровна подошла к компьютеру, нажала на какие-то клавиши, и на мониторе появился длинный список. Она пощёлкала «мышкой» и начала читать текст, шевеля пухлыми губами.
— Фамилия Белоусов?
— Да.
— Зовут Иван Михайлович?
— Да.
— Родился 7 июля в 1901 году в селе Изнаировка, Салтыковского района. Красноармеец. Имеет ранение. Награждён медалью «За отвагу». Пропал без вести. Иди, смотри. Это он?
— Больше ничего не известно? — спросил Алексей.
— Пока нет, — ответила Надежда Александровна, — но я тебе помогу. Наша районная газета выходит с середины тридцатых годов прошлого столетия. Мы сейчас архивы «загоняем» в компьютер, так что я полистаю подшивки и может поисковая система, что-то и выдаст.
— А сейчас можете посмотреть? — попросил Алексей.
— Обед, дорогой мой, — Надежда Александровна сменила страницу на мониторе, — к концу рабочего дня я тебе, может быть, что-то и покажу.
В кабинет заглянул участковый Синичкин и сообщил Алексею, что видеокамера будет готова через пару часов, а пока он уезжает в районный отдел милиции. Договорились встретиться в редакции, и Алексей пошёл побродить по городу, он решил разведать подходы к железнодорожному вокзалу, где ему предстояла торжественная церемония встречи «английской принцессы» Инны.
После дождя центральная улица блестела, как чешуя молодой змеи в террариуме. Алексей прошёл перекрёсток, маленький базарчик и оказался на просторной площади с памятником какому-то вождю. По зелёному скверику прохаживались горожане, рядом бойкие торговки продавали цветы. Алексей сел на деревянную лавку и набрал Анин номер.
— Я на месте, до поезда ещё целый час, какие будут указания, шеф?
— Инна любит розы! Ты должен ей сделать царский подарок!
— Я сам как подарок, давай говори её приметы и желательно пароль.
— Повторяю, для невнимательных, Инна блондинка, голубоглазая, у неё большая синяя сумка. Она будет тебе улыбаться, или лучше подмигнёт!
— Здесь все с сумками и все «улыбаются»!
Аня продолжала что-то молотить в трубку, но Алексей уже не слышал её голоса. Вернее, он держал телефон возле уха, а сам внимательно смотрел на проходившую пару. Стройную женщину в мини юбке и высокого худого парня. Это, кажется, был он, «цирковой цыган», который в Изнаировке пытался украсть корову.
Парень с женщиной прогулялись по скверу, зашли в вокзал, постояли возле билетных касс, вновь вышли на улицу. Номер сотового телефона Синичкина Алексей не знал, звонить в милицию тоже было глупо, поэтому он решил сам проследить, что будет делать эта «влюблённая парочка». «Цирковой», видимо, рассказывал весёлые байки, женщина улыбалась, потом они кому-то позвонили и сели за столик летнего кафе. Алексей выучил наизусть все заголовки местных и центральных изданий в газетном киоске, ещё раз пересчитал свои скромные денежные сбережения и, наконец, приземлился за соседний столик. Подошла официантка, он заказал мороженое.
— Деньги нужны, — услышал Алексей скрипучий голос «цыгана».
— Можно взять кредит, — сказала женщина, — желательно под маленькие проценты.
— Мы попытались пару раз, — заскрипел цыган, — у нас не получилось, опыта мало. Все нас горемычных обижают! Мы недавно взяли мотоцикл на прокат и поехали с Кумом за коровой, её продать надо было, так, там, в деревне взбесился бык. Он нас чуть на рога не поднял и полдня гонял. Кум и Лимон пострадали.
— Документы вам оформят, — женщина повернулась в сторону Алексея, и он заметил у неё на щеке тонкую полоску, похожую на шрам, — очень надёжные. С ними вы получите любой кредит, на большую сумму.
— Нам нужны «крыша» и «калаш», — тихо-тихо произнёс «цыган», — без этого «кредита» мы пока, как без рук, а с вашими «рекомендациями» можно и в банк сходить.
Алексей понял, что речь, видимо, шла об оружии. Он доел «эскимо», «влюблённая пара» вышла из кофе, женщина села в такси, а «цыган» нырнул в одну из тёмных подворотен. У Алексея вновь зазвонил сотовый.
— Инна тебя ждёт на платформе, — разгневалась Аня, — она переживает, город-то незнакомый.
— Иду-иду, — успокоил её Алексей, — подхожу к вокзалу.
Зрелище было жалкое, пассажиры московского поезда уже разошлись, на перроне под часами стояла Инна в джинсовом костюме, с большой синей сумкой. Она смотрела на экран сотового телефона, видимо, читала sms-сообщение.
— Привет, принцесса! — Алексей взялся за ремень её багажа, — тебе Аня сказала про меня?
— Добрый день, — Инна обиженно посмотрела на часы, — я думала, у тебя деревянные ноги и протезная рука.
— Извини, — Алексей коснулся свободной рукой её джинсовой курточки, — пришлось выполнить спецзадание по ликвидации террористической угрозы нашей планете.
— Куда идём? — Инна посмотрела по сторонам, — будем брать такси, или на автобусе?
— Здесь недалеко, — Алексей прибавил шаг, — в редакцию, а потом нас милиция повезёт.
— Странно, — улыбнулась Инна, — город необычный, как и его жители!
Девушка всю дорогу из города до села рассказывала про её поездку в Санкт-Петербург, набережную и мосты через Неву, Эрмитаж, Петергоф. Алексей успел «слить» информацию Синичкину про женщину и «цыгана». На этот «серьёзный факт» участковый махнул рукой — мол, их личности установлены. «Ворюги засветились по полной», куда они денутся от сыскарей уголовного розыска?
Дома Алексей показал бабушке Мане заметку из газеты про боевое задание красноармейца Ивана Белоусова. Бабушка долго-долго её читала, а потом ни слова, ни проронив, ушла в другую комнату.
ТАЙНОЕ ОРУЖИЕ
Командир взвода окружной школы военного собаководства Анатолий Ковбасюк выглянул из окопа и понял, что его боевого отряда четвероногих питомцев больше нет. На заснеженном поле дымились фашистские танки, несколько «чёрных коробочек» удалялись в сторону деревянных изб, а за ними драпала вражеская пехота. Ковбасюк подошёл к двум красноармейцам, которые сапёрными лопатками откапывали останки солдата.
— Погиб как герой, — коренастый красноармеец поправил закопчённую шапку — ушанку, — Иван Михайлович и я с ним вместе воевали с первых дней, мы из одного села.
— Мои тоже здесь все остались, — Ковбасюк грязной рукавицей провёл по лицу, — все до одного пса.
— Мы думали, здесь применят секретное оружие, — поддержал разговор второй боец, — а потом всё поняли.
— Главное немцев пощипали, — заметил коренастый, — дали им, гадам!
Ковбасюк вновь высунулся из окопа, посмотрел в бинокль и услышал тихий стон, похожий на плач маленького ребёнка. Он доносился откуда-то из-за холма, где дымился фашистский «тигр».
— Неужели это она? — Ковбасюк опустился на дно окопа, — Линда?
К офицеру подошёл красноармеец и попросил бинокль. Они по очереди «прощупали» поле боя и решили, что в метрах пятидесяти от траншеи находится раненная собака — подрывник. Видимо, во время атаки кто-то из фашистских солдат подстрелил её, а может быть, срезал осколок вражеского снаряда?
— Это Линда, — Ковбасюк встал на ноги, — умная собака.
— Её надо спасать, — коренастый передал сапёрную лопатку своему товарищу, — замёрзнет в такой мороз, а так её Иван Михайлович подлечит, он как-никак, ветеринарный фельдшер.
— Давайте, я перебежками, — отозвался второй боец, — осмотрю её и помогу, чем могу!
— У неё боезаряд, — предупредил Ковбасюк, — я в этой системе тоже не силён, но если рванёт, то мало не покажется!
Линду спасли. Бойцы освободили её от противотанкового вьюка и перенесли в полуразрушенный блиндаж, где ветфельдшер Белоусов обработал ей и перевязал раны. Командир взвода Ковбасюк обратился с рапортом к командиру пехотинцев и судьба красноармейцев Белоусова и Муромцева была решена, их, как специалистов ветеринарной службы, перевели в одно из подразделений окружной школы военного собаководства.
Иван Белоусов вновь попал в родную стихию. Он, как и раньше, во время мирной жизни, проводил дезинфекцию помещений, где жили четвероногие служаки, собаки — сапёры, собаки — санитары, собаки — истребители танков. Делал им уколы, выдавал лекарства, а иногда брал в руки скальпель.
В живой уголок ветфельдшера Белоусова зашёл командир взвода Ковбасюк:
— Здравствуйте, Иван Михайлович!
— Здравия желаю, Анатолий Семёнович!
— Сегодня меня вызывал начальник школы и попросил помочь в сложной операции. Одна наша механизированная часть попала в окружение, там идут жестокие бои. Бойцам надо доставить продовольствие и боеприпасы. Про солярку уже не говорю — не сможем. Нам дают пять собачьих ездово-нартовых упряжек, самых надёжных. Я набираю добровольцев, Вы пойдёте?
Белоусов согласился. Ковбасюк ушёл, а на огонёк к ветфельдшеру заглянул, земляк и сослуживец Муромцев. Иван Михайлович сбегал за кипятком, и они с другом сели на деревянную лавку чаёвничать.
— Мне намедни сон приснился, — Иван Михайлович передал алюминиевую кружку Муромцеву, — будто я оказался на приёме у товарища Сталина. Большой кабинет с дубовым столом и стульями. Он ходил из стороны в сторону и держал в руке какую-то медаль. Строгий и серьёзный.
— Вы бы могли помочь нашим учёным? — обратился он ко мне. — Помочь в разработке секретного оружия? Я никакой здесь тайны не открою, но наши противники разрабатывают бактериологическое оружие. В Японии уже давно ведутся исследования по приказу императора Хирохито. В лабораториях Квантунской армии начинают действовать «фабрики разведения заразы». Наши предположения подтверждаются и агентурными данными…. Я готов был ему такого наговорить! Во время Первой Мировой и русских и германских солдат валила «испанка», чума, были вспышки сибирской язвы. Я бы мог ему такого наговорить, но у меня во рту точно зуб вырвали и на больное место насовали комок ваты.
Сталин спросил и молчит. Я рот открываю, как рыба — а сказать не могу! Обидно! Слёзы на глазах! Выручил какой-то генерал. Он сказал, мол, товарищ Сталин, в этом направлении наши учёные работают. Подготовлена вакцина. Скоро будут заметные результаты! И ещё он добавил — тайное оружие — это наш русский солдат! Порою голодный, простуженный, но не сломленный! Такие мысли и меня посетили, но я их так и не сказал. Проснулся и думаю, не сон, а кино! Всё чётко и понятно. Закрыл глаза и лежу, может быть, мои привидятся: жена Ирина, девчушки, Маша и Шура? Нет, как отрезало!
— Тайное оружие — русский солдат! — повторил Муромцев. — Ну, у тебя и сны, хоть доклад пиши для политинформации! А мне ничего не видится, только до подушки и вырубаюсь! Завтра будет сложный денёк, может быть, последний?
Колонна крытых полуторок въехала на территорию окружной школы. Солдаты грузили в них ящики с боеприпасами, мешки с продовольствием, а заодно и собак с лёгкими санками-нартами. Командир взвода Ковбасюк ещё двое бойцов — проводников разместились по кабинам, а Белоусов и Муромцев залезли в кузов. Белоусов грустно глядел на вольер, где прыгала овчарка Линда. Собака залаяла и её голос утонул в гуле других.
Колонна тронулась и Белоусов услышал сумасшедший вой. Страшный и протяжный! Вот так же плакали и в Гражданскую войну деревенские бабы после налёта на их деревню антоновцев. Казаки ворвались в центр села, саблями порубали комиссаров и умчались, а на снегу валялись растерзанные тела.
К вечеру доехали до какой-то деревушки. Стемнело. Колонна остановилась. Бойцы спешились, подготовили упряжки, погрузили ящики с мешками на нарты и отправились в сторону леса. Первыми шли две собачьи упряжки проводников, из местных, потом Муромцев и Белоусов, а замыкал колонну комвзвода Ковбасюк. Снег, оказался покрытый ледяной коркой, поэтому собаки легко преодолели возвышенность, спустились с горки, вошли в лес. Колонна двигалась быстро. Белоусов вглядывался во тьму и думал, сейчас за поворотом расступится лес и покажется его родная деревня, а на самом краю будет ждать маленький домик с керосиновым фитильком в окне.
