ТАЙНОЕ ОРУЖИЕ

Текст статьи

Пробирались долго, во время одного из привалов к Белоусову подошёл Ковбасюк.
— Иван Михайлович, я вам не всё сказал в окружной школе. Главная наша задача — вывести из этого «медвежьего угла» одного военного медика. Он большой специалист по инфекционным болезням. В этом районе наши танкисты провели мощную контратаку, и немцы драпанули. К нашим попали какие-то важные документы, а ещё несколько раненых и больных красноармейцев. У них там небольшой казус произошёл, в виде дизентерии.
— То есть наши бойцы чем-то заразились? — спросил командира Белоусов.
— Да, — ответил Ковбасюк, — так часто бывает с раненными, но дело в том, что скоро начали болеть и другие солдаты. Дело приняло серьёзный характер. Для выяснения всех обстоятельств в подразделение направили военного специалиста. Но тут немцы опять попёрли и, обойдя с двух флангов, захлопнули кольцо, наши оказались в окружении. Может быть, всё рассчитали, а, возможно, так получилось
— По этому-то мы и блуждаем по этому болоту? — догадался Белоусов.
— Я думаю, если пройдём тихо и незаметно, то к утру будем в расположении наших, — шепнул командир, — мы должны забрать раненного подполковника — это приказ из Москвы.
— А почему у нас пять упряжек? — спросил Белоусов, — для надёжности?
— Возможно, придётся везти больных, — ответил Ковбасюк, — вы как ветеринар понимаете, надо проявлять бдительность, осторожность не помешает.

Тронулись. Снег под лапами собак хрустел, как столетний сухарь. Хруп-хруп-хруп! На подъёме Белоусов помогал собакам, а на спуске приходилось тормозить. На Рождество деревенская молодёжь брала с конюшни дровни, раскатывала их с горки и каталась. Шумно и весело! В такую волшебную ночь Иван познакомился с Ириной. Девушка — красавица! Вспомнишь и мороз по коже!
На самой зорьке добрались до своих. Они расположились на окраине полуразрушенного села. Возле каменной мельницы стояло несколько тяжёлых танков, за деревянными избами виднелись пушки-сорокопятки. «Раненные» бойцы лежали в небольшом деревянном доме, видимо, сельской школе. Одни — прямо на полу, застеленном соломой, другие — на деревянных настилах. Все, как близнецы, с серыми лицами и тёмными кругами под глазами. В углу одной из комнат сидел подполковник на кровати, сооружённой из досок.
— Как самочувствие, Юрий Юрьевич? — обратился Ковбасюк к военному медику.
— Удовлетворительное, — седой офицер держал в руке какую-то тряпку, — а вот с бойцами беда, температура, многие бредят. Я, как следует не разобрался. Здесь было очень горячо, такой артобстрел, всё село с землёй сровняли. Сельсовет разбили, клуб, конюшню и ферму. Какое тут обследование? Я, ведь, тоже с автоматом лежал за мастерской. Вот, осколком задело. — Подполковник рукой показал на перебинтованную ногу.
Ковбасюк с подполковником начали обсуждать ситуацию, как вывести раненных из окружения и доставить в госпиталь окружной школы.
Белоусов привалился спиной к стене, закрыл глаза и сразу же провалился в какую-то тёмную пропасть. Душную и сырую.
— Пить, — сквозь сон он услышал чей-то голос, — дайте пить?
Иван Михайлович открыл глаза — рядом на полу лежал бледный красноармеец. У него был какой-то мутный взгляд, серые сухие губы и острые скулы. Раненый лежал на спине и еле — еле двигал грязными пальцами. Белоусов вынул фляжку и передал солдату.
— Вы из разведки? — боец сделал глоток, — меня Игорем зовут — связист.
— Я ветеринар, — выдохнул Белоусов.
— Лечить будете? — застонал связист.
— Будем, — Белоусов протянул бойцу ржаной сухарь.
— Здесь такое творилось, — Игорь жевал хлеб, чмокая губами, — вначале мы им надавали, выбили из села, а потом они. Им удалось нас окружить. Меня контузило, и я очнулся уже в лапах этих гадов. Били! Сильно лупили. Всех. Офицеров загнали в разбитый танк, облили его горючкой и подпалили!
Раненых тоже повели куда-то в центр села и там загнали в амбар. Всех раздели до нижнего белья и зачем-то вывели четверых солдат. Вернулись — двое. Один из них рассказал мне, что ему дали каких-то таблеток и сделали в плечо укол. У него скрутило живот, появился жар, и он свалился, а к утру умер. Игорь — связист и ещё трое больных выпили всю фляжку, «заморили червячка» чёрствым хлебом.
В саду школы разорвался вражеский снаряд, второй, третий. Начался вражеский обстрел. Иван Михайлович прихватив с собой запасные магазины к автомату, прошёл по полуразрушенному коридору и выбрал «гнёздышко». Из него хорошо просматривалась одна из центральных улиц села. Он заметил вражескую пехотинцев. Ну, ещё чуть-чуть! Ещё!..
У разбитого колодца появился солдат в каске и серой шинели. Над немцем просвистел снаряд, он пригнулся. Белоусов нажал на спусковой крючок, и автоматная очередь легла рядом с противником. Пехотинец заметил, откуда огонь и тоже полоснул по деревянным доскам, где укрывался Белоусов. Пули просвистели над головой бойца и, словно гвозди вонзились в стену. Отвалился ком глиняной штукатурки и упал на ватник Ивана Михайловича.
Неизвестно чем бы закончилась эта дуэль, если бы кто-то с правого фланга не зацепил фашиста. Он дёрнулся и затих. Белоусов посмотрел по сторонам и увидел возле груды кирпичей мощную спину Муромцева. Перестрелка длилась весь день, а вечером, как только сгустилась тьма, бойцы из окружной школы собаководства, под командованием капитана Ковбасюка, собралась в обратный путь.
Снарядили упряжки, погрузили раненых и тронулись. Четвероногие санитары красноармейца Белоусова везли подполковника Мазовера, замыкал колонну командир взвода.
На небе высыпали звёзды и, казалось, что это дырочки от пуль большого темного амбара. Иван Михайлович, как только начинал замерзать, прыгал на снег и помогал своим спасителям. Санитарная колонна двигалась медленно, собаки не сумели восстановиться, и груз оказался тяжелее прежнего.
Из леса вышли только к вечеру следующего дня. Собаки еле-еле плелись по снежному настилу и в это время в небе появился вражеский самолёт — разведчик. Фашистская «рама» долго висела над заснеженным полем. А потом откуда-то из-за облаков появились штурмовики. Собаки почувствовали опасность и рванулись вперёд.
Немецкий ас на «юнкерсе» промчался низко — низко и пулемётная очередь проложила «дорожку». Длинную и короткую! «Не хотелось бы протопать по ней в небо! — подумал Иван Михайлович. Он увидел огромный фонтан земли и свалился с ног. Ему показалось, что он убит. Открыл глаза и увидел синее — синее небо с тёмными точками-самолётами. Это летели, кажется, наши «яки».

 

 

ВСЕ ПРОБЛЕМЫ ОТ «БОЛЬНОЙ» ГОЛОВЫ

Бабушка Маша попросила Алексея обработать картошку от колорадского жука. Метод дешёвый, но трудоёмкий. Нужно позорно кланяться каждому кусточку. По такому пеклу со стеклянной банкой? Разве соберёшь в неё этих прожорливых насекомых? И для чего? Чтобы потом залить керосином и сжечь. Сомнений не было — не режиссёрское это дело! Алексей пригласил «потусоваться» своих подружек Инну и Аню. Для этого он придумал гениальный ход! Режиссёр пообещал «актрисам» сняться в «маленьком» эпизоде его документального фильма. «Главные героини» клюнули на эту приманку, но скоро поняли — режиссёр-постановщик хитрит. Уж очень долго он выбирал «точку съёмки» и наводил «резкость».
— Мы тебе не рабыни, — возмутилась Аня, — я уже полбанки набрала — это две нормы.
— В объектив не смотри, — предупредил «режиссёр», — меня здесь нет.
— Правильно, — заохала Инна, — уже спина болит, мы пол огорода прошли, а ты всё топчешься на месте и командуешь.
— Всё, я больше не могу, — Аня села на проулок, — жарко!
— Можешь снять футболку, — Алексей поставил видеокамеру на штатив, — мой сценарий — сплошной экспромт. Усекай, всё как в жизни.
— Может ещё и раздеться? — Аня поставила банку на землю, — или потанцевать в стиле хип-хоп?
— Делайте что хотите, но огород вы должны полностью обработать, — Алексей схватил «Соньку» со штативом и побежал трусцой в сторону сарая, — на счёт фильма я пошутил!
— Беги, трусливый Леопольд, беги, — Аня подняла над головой стеклянную банку с жуками, — а мы их сейчас на волю отпустим. Они уже проголодались. Им листочков хочется картофельных!
— Я проверял вашу психику, — Алексею пришлось вернулся, — она в удовлетворительном состоянии. Скажу больше, вы успешно прошли съёмочные пробы и теперь, будем считать, вы утверждены на главные роли в документальном сериале «Картофельные принцессы».
Искромётная ирония «главного режиссёра» «актрисам» явно не понравилась, но они всё же согласились помочь не Алексею, а бабушке Маше, которая тоже пришла на огород. Она пожаловалась на колорадского вредителя, повторяя одну и ту же фразу «его теперь уже ничем не выведешь».
— Картофель из Америки в Европу привёз Колумб, — блеснула красноречием Аня, — всё по справедливости — колорадский жук попал сюда за тем, что у него отняли несколько столетий назад.
— Его специально сюда завезли, — бабушка Маня выронила банку, — чтоб мы здесь помучились. Это диверсия. Он всю Россию заполонил, все огороды. Но главное — уж очень хитёр. Я подхожу к кусту, а он падает на землю, лапки подожмёт, будто мёртвый.
— Мне папа рассказывал, — Алексей продолжил «научную» беседу, — к химическим препаратам эта особь уже адаптировалась, но они у себя в университете вывели новый сорт картофеля, который жук не ест.
— Если они не едят, — бабушка Маня потрясла стеклянную банку с полосатыми насекомыми, — то и мы не будем.
Между тем, настало время обедать, и бабушка Маша пригласила всю компанию к себе за стол. Меню состояло из «фирменных блюд и деликатесов»: куриного бульона, гречневой каши и компота. К финалу трапезы подоспел и Сергей. Он хотел повидать Аню, но её дома не оказалось и тогда ему пришлось, заглянул на «огонёк», к Алексею. От первого блюда Сергей отказался, а кашу и компот «уничтожил» с пребольшим удовольствием.
«Передовой механизатор» рассказал о своих «успехах» и пригласил всех желающих прокатится на комбайне, его «степной корабль» после длительного простоя вновь бороздил по ржаному полю. Девочки и Алексей согласились на «эту авантюру», но не знали, как добраться до полевого стана. Сергей сделал два рейса, чтоб доставить всех в целостности и сохранности до нужного места.
Забравшись в кузов грузовика, Алексей навёл фокус. Гениально! Великолепная панорама! Впрочем, что тут потрясающего? Большое — большое поле на краю оврага. Комбайны, как электрические машинки в парикмахерском салоне. Оболванили «голову великана», выстригли его «златые кудри». Какой гладкий загривок! Его может теперь хватить и солнечный удар?
За руль комбайна сел Сергей. Довольный, будто миллион выиграл в «спортлото»! Сияет, как серебряный поднос! Человеку доверили «космический корабль»! Впрочем, опустимся на землю. Вот, он сделал круг, заполнил бункер зерном, остановился и выгружает его в кузов «Камаза». Длинный шнек его комбайна урчал, как металлическая труба. Из неё лилась «золотая вода». Много-много, целый кузов!
Алексей снимал всё подряд, меняя точки видеосъёмки. Стрелял, так сказать, не целясь. Механизаторов, сидевших в тенёчке у бочки с водой. Балагуры! Трактор с плугом, опахивающим участок. Жук-паук! Электросварщика за работой. «Повар» у газовой плиты, «варит»?
Алексей сел у копны соломы, чтобы перезарядить аккумуляторы и увидел, как Аня с Инной и механизаторы, побежали к краю оврага.
«Что там такого»? — гадал Алексей, прыгая по каким-то кочкам, заросшим травой. Что? На краю оврага он остановился и одеревенел. Картина? Ужас! На дне дымился комбайн. Эта железная махина, похожая на инопланетного чудовище, вращало какими-то ремнями, хищно клацало «зубами». Задняя часть чудовища — копнитель, сложился в «гармонь».
У комбайна суетились механизаторы. Чуть-чуть в стороне на траве лежал Сергей. Кажется, живой? Девочки ему смазывали йодом голову.
— У него сцепление отказало, — горланил «герой жатвы», — я стал разворачиваться, а он вместо того, чтоб вперёд покатился назад.
— Ты скорость, случайно, не перепутал? — Алексей наклонился к другу, — переднюю с задней.
Сергей указательный палец поднёс к дрожащим губам, мол, не задавай «глупых» вопросов и без того «на душе кошки скребут». Алексей обошёл разбитый комбайн с противоположной стороны, включил камеру и увидел в слое развороченной глины какой-то «белый корень». Спустился вниз. Посмотрел, находку, потрогал. Кажется, бивень мамонта? Вот, это, да! О своём археологическом открытии Алексей «ляпнул» механизаторам, которые уже зацепили комбайн металлическим тросом и пытались «Кировцем» вытянуть наверх.
— Здесь раньше был скотомогильник, — сказал кто-то из мужиков. — Место опасное, можно запросто, заразу какую-нибудь подхватить. Лучше, не лезь!
Мужики вытянули комбайн из «гиблого места», «раненного» в голову Сергея отправили домой, а девочкам и Алексею пришлось до села топать пешком. Бивень мамонта они припорошили соломой и, как постановил их «археологический совет», о находке в ближайшее время должен узнать весь научный мир.
— Возможно, мы скоро станем известными? — Аня шла по дороге загребая босоножками пыль, — может быть, это станет открытием года?
— Мы получим Нобелевскую премию, — пошутил Алексей, — и её какую-то часть отдадим Серёге на восстановления его «железного чудища».
— А я, поступлю в МГИМО, на платное отделение, — Аня затанцевала по дороге, — и открою в Москве салон красоты.
— А я, закончу институт культуры, эстрадное отделение, — Инна тоже запрыгала рядом с подругой, — и снимусь в музыкальном клипе!
Вечером Алексей позвонил маме и рассказал ей о своих последних приключениях, «сенсационной» находке, документальном фильме про деревенскую жизнь и материалах о Белоусове Иване Михайловиче. Мама внимательно слушала, а потом передала трубку папе. Он как раз вернулся домой из университетской лаборатории. Как всегда, собран и фундаментален! Он и дома и на кафедре одинаковый — «читает лекции»!
Исторические факты, собранные отцом, свидетельствовали о том, что поражения гитлеровских войск под Москвой и Сталинградом требовали скорейшего применения новых способов ведения войны, которые могли бы решить её исход в пользу Германии. Главное командование вермахта надеялось, именно бактериологическое оружие отвечает этим целям. По данным советской разведки, в июле 1943 года Гитлер поручил Герингу срочно заняться подготовкой к бактериологической операции. В условиях особой секретности была создана рабочая группа под названием «Бактериологическая война». Со своей стороны Геринг назначил себе заместителя. Им стал шеф немецких врачей, профессор, Бломе. По его распоряжению, под Познанью был открыт секретный институт, в котором выращивались смертоносные бактерии, бациллы чумы, а также вредители растений.
В тайных лабораториях этого заведения имелось оборудование для проведения экспериментов на людях, видимо, военнопленных. Проводились также многочисленные опыты по распылению жидкостей, содержащие бактерии. В основном гитлеровцы пытались вызвать в рядах Советской Армии эпидемию сыпного тифа, оставляя на покидаемой территории среди гражданского населения и пленных, заражённых больных.
Алексей, слушая основательный доклад, кандидата биологических наук, делал некоторые заметки в своём блокноте. По словам Ани, её подруга Инна привезла старенький «ноутбук», поэтому при случае можно будет зайти в Интернет и поискать материалы, связанные с бактериологическим оружием.
— Что касается, книги воспоминаний Ковбасюка, которую ты сейчас читаешь, — заметил отец, — она, действительно, называется «О пережитом, из воспоминаний разведчика», вышла в 1998 году, автора, кажется, нет в живых.
Попрощавшись, Алексей вновь взял отксерокопированные журналисткой эпизоды воспоминаний, ветерана Великой Отечественной, Анатолия Ковбасюка.

 

 

ПАЦИЕНТЫ ОСОБОГО БОКСА

Иван Белоусов очнулся в палате-боксе. Ему показалось, что его, как малярийного комара, рассматривают под микроскопом. Почему? Он и сам не понял, но интуиция ветеринара редко подводила. Эта палата с белым потолком и синими стенами, имела всего одно большое стеклянное окно, за которым толпились люди в белых халатах с марлевыми повязками на лице.
— Может быть, я сошёл с ума? — подумал солдат, — где мои собаки? Где мои друзья? Он повернул голову и увидел покрытую щетиной щёку Муромцева, земляк лежал на кровати с перевязанной головой.
— Илья, мы где? — прохрипел Белоусов, — как мы сюда попали?
— В больничке, Иван Михайлович, — ответил земляк, — мы все здесь и Ковбасюк и Мазовер. Нас чуть-чуть почикали гитлеровские «соколы», а потом наши им всыпали.
— Ничего не помню, — признался Белоусов, — ехал-ехал и приехал!
— Нас атаковали четыре Юнкерса-87, — Муромцев повернул лицо к Белоусову, — с первого захода подбили упряжку Ковбасюка. Всех разбросало в разные стороны, а некоторых собачек — на части. Потом твоей упряжке досталось и ещё двум. От них — только воронки. А я им ещё нервы-то помотал! Меня голыми руками разве не возьмёшь? Честно признаться, я со страха зачем-то повернул собак назад, к лесу! Они пуляли-пуляли в нас, да всё мимо! Потом заходит один, я глаза поднимаю к небу и вижу его в кабине. Взгляд, как у рыбака во время клёва! Он-то меня и долбанул! Вернее, упряжку, я соскочить успел, а собачек накрыло, всех!
— Тебя зацепило?
— Да. В голову, но мозги вроде бы на месте. Можешь проверить, спроси таблицу умножения?
— Мне не до шуток.
— Иван Михайлович, спроси? Пятью и пять — двести пять! Правильно?
— Пятью и пять — двадцать пять!
— А ещё мне мама говорила, все проблемы мои от «больной» головы. Теперь вот подлечат.
— Я сон видел. Плохой. Вроде бы, мои получили бумагу, а в ней написано, что я пропал без вести.
Муромцев замолчал, и наступила пугающая тишина. Белоусов услышал, как кто-то в соседней палате глухо кашлял. Скрипнула дверь, и в бокс вошла молоденька медсестра. Она осмотрела Мазовера, сделала ему укол, положила на тумбочку таблетки для Муромцева и вышла.
— Не пугайся, — продолжил свои размышления Илья, — мы здесь ненадолго, вот закончится карантин, и мы опять к нашим псам. Оказывается, мы перевозили каких-то больных солдат. Они толи чуму где-то подхватили, то ли брюшной тиф, то ли ещё какую заразу. Я думаю, это самый лучший госпиталь на свете — кормят хорошо!
После укола и каких-то таблеток, которые ему принесла врачиха, Белоусов вроде бы заснул. Опять снилась какая-то чушь, самолёты, собаки, бомбы на парашютах. Маленькие и большие, похожие на речных сомов. Они разрывались над землёй — и страшное пламя превращалось в тучи насекомых, мелких и кровожадных. Чушь и чепуха!
Проснулся в холодном поту и услышал монотонный голос Мазовера:
— Японцы применяли бактериологическое оружие во время инцидента у Халхин-Гола. Меня тогда вызвал мой начальник и сказал, чтоб я собирался в командировку. В районе Трёхречья заразились сапом лошади. В начале у местных жителей, а потом и в одном подразделении. Всех тонкостей рассказывать не буду, но, по словам пастухов, они видели японские отряды, состоявших из двух офицеров и группы солдат, которые опустошали банки из-под керосина с какой-то жидкостью. Сливали в реку. Мы брали анализы воды и почвы, и они показали, что в них находятся смертоносные возбудители сибирской язвы.
— Вот, гады! — не удержался Муромцев. — В народе, не даром, говорят, не плюй в колодец. Да?
Так-то оно так, — продолжил подполковник. — Вы знаете, еще в 1921 году немецкий капитан Мейер писал в газете «Фольксцейтунг», что, мол, победу одержит та нация, которой удастся найти самых ядовитых микробов для распространения их на территории неприятеля и самую действенную вакцину для собственной защиты.
— А вы её ищете? — спросил Ковбасюк.
— Я её уже нашёл, — понизил голос Мазовер, — ну, не я один — лаборатория.
Пока проходят эксперименты. Но скоро, я думаю, что личный состав нашей армии будет проиммунизирован высокоэффективной «живой чумной вакциной», скоро будет начато производство пенициллина, который используется для лечения сибирской язвы.
— А лошадей-то больных вылечили? — поинтересовался Муромцев.
— Да. Наша ветеринарная служба располагает маллеином, разработанным ещё в форте «Александр I» под Кронштадтом, в начале века. С его помощью больные лошади выбраковываются.
После окончания карантина пациентам особого бокса разрешили выходить в столовую, иногда гулять по коридору и слушать сообщения радио о продвижении советских войск. Как только диктор Левитан зачитывал информацию у «тарелки» собирался медперсонал и раненые. Обсуждали последние события. Однако при появлении «смертников особого бокса» некоторые больные старались им освободить место, а чаше всего — держаться подальше. Белоусов не раз наблюдал как «этим, своим положением» в столовой пользовался Муромцев, он никогда не стоял в очереди, говоря раздатчику пищи дежурные фразы: «Я из особого бокса, четыре порции с собой».
Как и предполагали медики, чрезвычайного происшествия, не произошло. Все четверо не заразились инфекции, поэтому подлечив раны, их выписали из госпиталя для прохождения дальнейшей службы.
Подполковник Мазовер уехал в сою секретную лабораторию, а капитан Ковбасюк, рядовые Белоусов и Муромцев в окружную школу военного собаководства. Для бойцов вновь началась повседневная жизнь среди четвероногих-истребителей танков, санитаров и сапёров. В питомнике у Линды появилось потомство, пять кутят. Их назвали Пальма, Юта, Берта, Старк и Грей. С двухмесячного возраста их начали дрессировать, приучать к простым командам: «Сидеть», «Лежать», «Рядом», «Фу», то есть нельзя. Рядовых Муромцева и Белоусова поставили в отделение собак-сапёров, и они с утра и до вечера экспериментировали со своими питомцами, закапывая в разных углах тренировочной площадки учебные мины, набитые песком и тёртым тротилом. Иногда прятали огнестрельное оружие, пистолеты, в укромные места, а порой закапывали их в землю на метровую глубину.
Однажды в питомник пожаловал капитан Ковбасюк. Он посмотрел подрастающее потомство, снял с себя фуражку, одел её на Линду и пожал овчарке лапу. Ничуть не изменился! Молод, бодр и подтянут!
— Молодцы, — поблагодарил за службу капитан, — вам, родные мои, подполковник Мазовер передаёт привет. Он опять мотался на передовую, опять ввязался в какую-то историю и чудом остался цел. Сейчас в Хабаровске, укрепляет восточные рубежи нашей Родины.
— Хороший дядька, — Муромцев похлопал ладонью по карману галифе, — он меня частенько угощал папиросами!
— И ещё новость. Меня вызывал начальник школы, — радостно заявил Ковбасюк, — все мы за успешную операцию представлены к наградам.
— Отпуск могут дать? — спросил Белоусов.
— А почему бы и нет, — ответил капитан, — мы медицинского гения, можно сказать, спасли. Он теперь в своей лаборатории такое лекарство изобретёт! Берёшь таблетку на язык и живи до ста лет! Правильно?
— Нам и без таблеток неплохо, — заметил Муромцев, — мы до ста лет не доживём, но кровушку кой-кому попортим.
Ковбасюк ушёл. Белоусов и Муромцев закончили перекур, и пошли кормить четвероногих сапёров. Повара на кухне готовили для них пищу по особому рецепту, ни в коем случае не добавляя в корма соль. Строго запрещено было давать собакам продукты, содержащие острые приправы и перец, так как это могло повредить их тончайшее обоняние. Рацион у них был вполне не замысловатый, но полезный для здоровья — каша, овощи, картофель и мясо. В три часа ночи растапливалась печка на собачьей кухне, и начинался процесс приготовления завтрака, а к шести часам «фирменные» блюда подавались в вольеры, также обед и ужин. Хвостатые бойцы тренировались, а когда приходило время, их забирали в воинские подразделения для прохождения службы.
Ивану Белоусову рассказывали старожилы, опытные собаководы, что в августе 1924 года при стрелково-тактической школе «Выстрел» был сформирован первый учебно-опытный питомник школы военных и спортивных собак. Это было начало организации собаководства в Красной Армии. Курсантские батальоны Центральной школы участвовали в боевых действиях по разгрому японо-маньчжурских войск на реке Халхин-Гол, потом на Карельском перешейке и Кандалакшском направлении в боях с белофиннами. Там широко использовались нартовые упряжки и собаки связи.
В период оборонительных боёв с фашистами, когда противник имел превосходство в технике, школы собаководства готовили отряды собак-истребителей танков, курсантские батальоны Центральной школы были посланы на фронт под Гомель, Брянск и Глухов, они воевали под Москвой и на Калининском фронте.
Курсантам окружной школы рассказывали о героических поступках их питомцев, из воинских частей приходили письма с Карельского, Степного и Северо-Западного фронтов.
Муромцев и Белоусов слушали оперативную сводку Советского Информбюро. Диктор читал: «На другом участке пятьдесят немецких танков пытались прорваться в расположение наших войск. Девять отважных истребителей из Истребительного отряда старшего лейтенанта Шанцева подожгли семь немецких танков…».
— Я последнее время всё думаю, — обратился Муромцев к Белоусову, — а не пора ли на фронт? Вот вызовут меня к начальнику школы, чтоб наградить, а я там и доложу.
— Правильно, Илья, — согласился Белоусов, — я тоже, без тебя не могу теперь, мы, как похоронили Григория Кожухова, — так теперь ты для меня и сын и брат.
— И сват, — дополнил Муромцев, — я вот после войны женюсь, у меня сын будет, а у тебя дочки — невесты! Бойцы рассмеялись. К ним в курилку прибежал дневальный и сообщил, чтоб они с двумя надёжными собаками-сапёрами готовились к выезду. У машины их ждал капитан Ковбасюк.
— Нужна наша помощь, — сообщил он бойцам, — на лабораторию, где работает Мазовер, совершено диверсионное нападение. Подполковника пытались убить и выкрасть какие-то важные бумаги. Здание оцеплено диверсанты уничтожены, но они готовились всё взорвать, так, что, возможно, они что-то и сумели заминировать.
— Командир-то живой? — спросил Белоусов Ковбасюка.
— Ничего пока не могу сказать, — ответил капитан, — приедем на место там и разберёмся.
На поводке Белоусов держал немецкую овчарку по кличке Чагыз. Серьёзный пёс, прошедший полный курс тренировок и уже поучаствовавший в нескольких операциях по выявлению немецких мин. Иван Михайлович давно убедился, что собака работает быстрее и эффективнее миноискателя, который реагирует на любые железные предметы. В отличие от прибора Чагыз натренирован на «вредный» запах. Едва почуяв его, он тут же ложился на землю рядом с местом, где запрятана «машина смерти».
Муромцев держал овчарку по кличке Лана, тоже опытную собаку. Во время последней «прогулки» по лесным массивам, где пришлось разминировать железнодорожный мост, она подцепила подкожного клеща. Этого злодея вынул ветфельдшер. Так что Лана смотрела на Белоусова преданным и добрым взглядом.
Секретная лаборатория, а точнее Научно Исследовательский Институт Академии Наук СССР, напоминал военный крейсер, который океанские волны выбросили на сушу. Видимо, от посторонних и досужих глаз его обнесли бетонным забором с железными воротами. Проходную охраняли военные, в холле и на этажах тоже стояли часовые. Ковбасюк приказал солдатам ждать распоряжений в просторном зале на нижнем этаже, а сам куда-то отправился вверх по лестнице. Мимо Белоусова и Муромцева санитары, в белых халатах, пронесли носилки, закрытые синими одеялами.
— Покурить бы, — Муромцев потрепал Лану по загривку, — да нельзя, служба, в рот вам ноги мои немытые…
— Дела, — Белоусов не отреагировал на шутку друга, — сюда только в шапке-невидимке. Да и то по пропуску…
— Культуры нет, нельзя без приглашения! — Муромцев махнул рукой в сторону носилок, — припёрлись, да ещё нам работу подкинули.
На лестнице появился Ковбасюк и приказал солдатам прочесать второй и третий этажи. Бойцы приступили к работе. Белоусов пошёл по второму, а Муромцев на третий. Ивана Михайловича сопровождал человек в сером костюме и специалист по разминированию. Чагыз своё дело знал тонко, он «щупал» носом запахи институтского коридора, комнат, актового зала. В кабинете главного инженера собака-сапёр, легла возле зелёного сейфа. Пригласили хозяина, он открыл металлический ящик, и мужчина в сером костюме вынул из него пистолет.
— Это мой, — сказал инженер, — имею разрешение.
«Зачистили» столовую, хлеборезку, подсобные помещения — ничего опасного не оказалось. Здесь, правда, собака несколько раз шмыгала носом, как это делают дети во время насморка. Прошли по коридору, заглянули в просторное помещение с какими-то замысловатыми приборами, стеклянными трубками и колбами — чисто!
К вечеру капитан Ковбасюк пригласил бойцов в кабинет подполковника Мазовера. Юрий Юрьевич сидел в кресле за дубовым столом с человеком в сером костюме, белой рубахе и красном галстуке. Видимо, он что-то объяснял гостю:
— Мне кажется, в соответствии с планом «Кантокуэн», то есть планом нападения Квантунской армии на наши восточные рубежи, японцы создают отряды для освоения и применения бактериологического оружия.
Мужчина в сером костюме одобрительно покачал головой и подозрительно посмотрел в строну вошедших бойцов и офицера.
— Это мои сотрудники, — доложил гостю Мазовер, — я только что оттуда, японцы проводят тщательную разведку приграничных районов именно в целях подготовки к масштабным бактериологическим диверсиям. Они уже проводили экспедиции по заражению сапом реки Дербул и водоёмов, а также опыты по заражению почвы и травяного покрова сибирской язвой. Я всё указал в справке.
— По последним данным наших агентов, — мужчина взял со стола лист бумаги, — в русском квартале Харбина японцы ловили мышей и крыс, подтверждая тем самым и без того уже давно ходившие здесь слухи, что на станции Пинфань у них работает завод по производству «этой заразы».
— Первые лаборатории для подготовки бактериологической войны, — подполковник задумался и продолжил, — я полагаю, были созданы ещё в 1936 году на территории оккупированной Маньчжурии. Они строго законспирированы. Ими, возможно, руководит, известный бактериолог полковник Исии Сиро. Я с ним как-то раз встречался на Международной конференции. На меня он произвёл тогда впечатление умного, талантливого учёного. Правда, немного помешанного на бактериологии и эпидемиологии. При общении с ним, мне показалось, что у него была навязчивая иллюзия «полного знания» биологии возбудителей инфекционных болезней и причин развития эпидемий. Это ошибочно.
— Тем не менее, — мужчина посмотрел на карту мира, висевшую на стене, эти сумасшедшие самураи к чему-то серьёзно готовятся и нас подталкивают.
— Вы знаете, в те годы, как, впрочем, и сейчас, — подполковник закурил папиросу, — общераспространённым было мнение, что бактериологическое оружие самое дешёвое и самое эффективное для массового поражения. На первый взгляд, казалось, на то есть веские исторические подтверждения. Это чудовищная эпидемия лёгочной чумы в Маньчжурии в 1910 году, которая унесла жизни не менее ста тысяч человек. Учёные тогда пришли к выводу, что воздушная передача чумной палочки при контактах между людьми может привести к распространению эпидемии на огромные территории и вымиранию целых городов.
— Юрий Юрьевич, — мужчина тоже прикурил папиросу, — а что вы можете сказать по поводу того, что на одном из полигонов, близ станции Аньда японцы расстилали белые полотнища, а затем с самолёта распыляли водную суспензию из яичных желтков?
— Мне кажется, — подполковник выпустил струйку дыма, — они имитируют «бактериальный дождь», чтобы выяснить, как будет распределяться на поверхности земли распыляемый материал.
— Разберёмся, — сказал мужчина и встал из-за стола, — Юрий Юрьевич, а вы готовьтесь к очередной поездке в Хабаровск или Читу. — Они пожали друг другу руки, и подполковник пригласил Ковбасюка, Муромцева и Белоусова, сидевших скромно в уголочке кабинета, в комнату отдыха.
Мазовер достал из шкафа сахар, печенье и разлил по стеклянным стаканам кипяток. Чувствовалось, что подполковник ещё не остыл, от последних событий, связанных с диверсионным нападением на «лабораторию».
— Вы знаете, друзья, — Юрий Юрьевич помешал в стакане ложечкой чай, — когда, мне было лет пять, я жил с мамой и няней на даче. Дело было в августе, шёл дождь, я сидел у окна и смотрел, как струи наполняют ведро. В неё упал жёлтый лист, и, казалось, ещё одна капля с крыши и эта «планета» тоже полетит в «бездну». Сейчас и немцы, и японцы, со своим бактериологическим оружием, хотят наплевать в это ведро, но осенний лист, как наша планета, все равно будет держаться на волнах. Правильно?
Бойцы аккуратно пили чай, стараясь не звенеть ложками и не чмокать губами. Казалось, что они слушают размышления учёного, а сами мысленно были где-то далеко-далеко, где тоже есть осенний сад с опавшими яблоками под кустами смородины. Звонкими птицами на раскидистых ветвях и там тоже стоит наполненное дождевой водой ведро с жёлтым листом — корабликом.
— Вы когда улетаете, Юрий Юрьевич? — спросил учёного Ковбасюк.
— Хотите со мной? — засмеялся Мазовер, — в самолёте места всем хватит.
— Спасибо, — поблагодарил за любезность Муромцев, — у нас и здесь дел хватает.
— Жаль, — сказал грустно подполковник, — помощники мне бы пригодились, особенно, такие как вы!
— А что и полетим, — улыбнулся Ковбасюк, — нам как раз пограничникам необходимо сторожевых собак доставить. Это раз, а второе — поможем, чем можем!
— Наша-то задача, какая? — спросил подполковника Белоусов.
— Такая, как и здесь, — ответил он, — быть рядом.
После чая бойцы расстались. Мазовер остался в своём кабинете, а Белоусов, Муромцев и Ковбасюк поехали в окружную школу собаководства.

 

 

БАРОН И ВОРЫ

Лето! Эх, лето! Аня оттолкнулась от мостушки и «солдатиком» прыгнула в воду, за ней нырнул Алексей. Сергей сидел на берегу и снимал заплыв двух «акул» на видео. Речной омут, где барахтались ребята, гремел, как искусственный аквапарк. С речных камней падал «африканский водопад», возле берега бурлила «горячая» вода европейской джакузи, а на ветле поскрипывала мощная цепь с палкой на конце. Этот воздушный аттракцион — качели, местные называли «тарзанка». На ней ребята висели, как обезьяны, взлетали от одного берега к другому, и, дрыгая ногами падали в «бассейн». К весёлой троице подкатила Инна, она положила на траву велосипед и, сбросив кофточку и джинсы, уселась на берегу.
— В центре переполох, — сообщила она, — я только что с места событий, там магазин обокрали!
— Нас трудно разыграть, — Сергей навёл видеокамеру на Анины кудри, взбитые как сливки, — магазин охраняет хозяин, в нём брать-то нечего, хлеб, водка и сигареты.
— Там цирк братьев Запашных! — Инна состроила «мордочку» в объектив. — Внимание! Внимание! Я веду этот репортаж с арены, где только что выступили известные иллюзионисты, воры-рецидивисты! Они сегодня утром пытались превратить магазин в ресторан! При этом разбили окно и залезли в зал. Сгребли всё, что было на витрине, попихали в сумки и хотели уже вылазить назад, чтобы «ресторан» превратить в огромный «фейерверк». Высунулся главный «фокусник» и обратно, как черепашка ниндзя, голову вобрал в «панцирь»:
— Там, — говорит, — чудовище! Высовывается другой «иллюзионист-рецидивист», а ему этот «оборотень», как бабахнет в лоб!
— Короче, это была ловушка! — Алексей набрал в ладони воды и плеснул на Инну. — Её устроил снежный человек, по имени участковый Синичкин!
— Не угадал, — Инна стукнула по воде ладонью, как теннисной ракеткой, брызги полетели на Алексея.
— Её устроил какой-то бык, — Инна вскочила с деревянной мостушки и прыгнула на берег, — этот бугай караулил воров до тех пор, пока местный пастух не погнал стадо. Он увидел эту «картину маслом» и позвал какого-то фермера, а тот позвонил участковому. Как история?
— Классная! — Сергей выключил видеокамеру. — Сколько воров было?
— Человек десять, — Инна поднялась ещё на одну ступеньку, чтоб до неё не долетали брызги. — А, может быть, двадцать и все вооружены!
После «полоскания» в реке Алексей пригласил ребят перекусить у бабы Мани, а потом съездить на место приземления «летающего комбайна», чтобы исследовать «бивень мамонта полиозойской эры». Бабушка Маша, накрывая на стол, рассказала о последних шалостях Барона. Он со своей подругой-бурёнкой вернулся к хозяину. Николай Михайлович обрадовался и, покормив, захотел беглецов посадить на цепь, но они поняли, чем пахнет вкусная похлёбка из отрубей. Барон опять разозлился и помчался, куда глаза глядят, сметая всё на своём пути. В это время какой-то мужик, похожий на цыгана, в красной рубахе и с красной сумкой вылазил из магазина. Барон разогнался и «помог» ему залезть обратно. Николай Михайлович подъехал на тракторе, и спрашивает цыгана, мол, вы чего там делаете? А они в ответ: «Пожар тушим, видишь, магазин горит»! Фермер сразу же понял, что за пожарные там. Он позвонил Синичкину-участковому! Воры чуть в дыму не задохнулись, пока огнеборцы приехали и милиция. Барон, караулил воров до победного момента, а потом сдался в руки правосудия, фермера Дубкова. Теперь Михаил Николаевич хочет отправить его на мясокомбинат.
— Жалко Барона, — бабка Маня мыла тарелку, — хороший бык, шальной немного, но «справедливый». Его бы на место участкового поставить и у нас хулиганов-то поубавилось!
— Лучше на место председателя кооператива, — добавил Сергей, — у них там комбайны, фикус-накус, в овраги падают, а они с больной головы на здоровую!
— Уволили? — бабка Маня старалась «держать руку на пульсе последних событий».
— Директору школы обещали написать, — Сергей обиженно постучал ложкой по столу, — все пацаны теперь получат подарки и «благодарственные письма» от администрации сельхозкооператива, а мне — «чёрная метка».
Не огорчайся, — поддержала «кораблекрушителя» бабушка Маня, — зато у тебя теперь опыт.
— Это да, — Сергей вынул ложку изо рта, — у меня, когда комбайн покатился в овраг я тут же на «капитанский мостик» и, как человек — паук из мультфильма. Пролетел метров десять и приземлился…
— В колючки, — добавила Аня, — прямо лбом, как дельфинёнок!
— Колючки я пролетел, — не согласился Серёга, — а вот гранитный камень разбил на две половинки!
— Это не ты разбил, — уточнила Аня, — это за тобой фляга с мазутом.
Ребята рассмеялись, а Сергей подлил «масла в огонь»:
— Меня домой привезли, я — как негр! А бабка выходит навстречу и говорит: «Весь в Папаньку, тот зелёный от глины, а этот чёрный от мазута»!
После обеда ребята уселись, на лавочку в тенёчке возле деревянной избы. К ним подъехал участковый Синичкин. Он возбуждённо пожал руку Алексею и чётко, по-командирски, выразил благодарность за предоставленные фотопортреты преступников, которые пытались ограбить продовольственный магазин.
— Я их давно «пас», — улыбался Синичкин, — эту группу бандитскую, как они аккумулятор «свистнули» на полевом стане, так они у меня оказались «на крючке». Есть такая наука криминалистика — это отпечатки пальцев, это фотороботы, это улики и факты!
— А как вы их поймали? — Аня наивно хлопала ресницами, — разработали план?
— Да! — кивнул Синичкин, — и засада!
Участковый уехал, а ребята на двух велосипедах и мотоцикле поехали за бивнем мамонта.
— Даже не верится, — Инна покатилась под горку, тормозя педалями, — но здесь когда-то неслись огромные волны мирового океана.
— Плавали киты, — Алексей нажал на звонок, — издавая металлические звуки.
— Ныряли змеи, — Инна, посмотрела на облако пыли, за которой скрылся мотоцикл, с двумя седоками, Сергеем и Аней.
— Дышать было свободнее, — заметил Алексей, — но вокруг плавали пузатые льдины.
А на них мамонты, — добавила Инна, — одного из них звали Малыш.
— У него торчали бивни, как две острые сабли, — Алексей объехал яму на дороге, — они ему мешали целовать свою подругу!
— Правильно! — Инна нажала на тормоза, — но зато он этими саблями защищал её от врагов!
— Это как? — Алексей тоже тормознул.
— А вот, так! — Инна подъехала к Алексею близко-близко и хлопнула ладонью по его спине.
Проехав посадки, ребята забрались на высокий холм, с которого уже просматривались очертания оврага. Он напоминал огромный рот, спящего великана. Алексею показалось, ещё мгновение и зашевелятся его редкие усы, и, может быть, даже покажется красный язык. Однако, подъехав, ближе Алексей и Инна увидели во «рту» двух человечков, держащихся руками за белый «зуб».
— Муравьи! — обратился к друзьям Алексей, — вас надо спасать?
— Мы не муравьи, — Аня надула губы, — мы археологи, а вот, вы муравьи! Готовьте свои кривые лапки, здесь глину надо капать!
— Я думаю, этот мамонт, — Инна начала сползать вниз, — охранял золотые россыпи какого-нибудь первобытного племени, или дорогие камни! Да?
Вот-вот, — Сергей штыковой лопатой отбросил в сторону ком глины, — камней здесь очень много! И все — «очень дорогие»!
— Я вспомнил одну вещь, — Алексей как на спортивной доске пополз по краю оврага, — здесь в начале войны наши зенитчики подбили немецкий бомбардировщик. Он прилетал сюда, чтобы взорвать железнодорожный мост. Пилот катапультировался, а самолёт упал в этот овраг.
— По-твоему, — Сергей орудовал лопатой, — это не бивень мамонта, а хвостовая часть самолёта?
— Присмотрись, там свастики нет? — пошутил Алексей, — а если серьезно, то горящий самолёт упал в воду, значит, это туда дальше, где пруд.
— Мне кажется, это не овраг, — Инна повисла на белом клыке, как на перекладине, — это музей под открытым небом. Осталось выкупить землю, поставить киоск и продавать билеты.
— А кто будет экскурсоводом? — Алексей тоже повис .
— Сергей, — Аня выкопала какую-то кость, — ему здесь каждый кустик знаком.
— Не сыпь мне соль на рану, — Сергей стукнул по бивню лопатой.
«Археологи» продвинулись на несколько сантиметров, глинистая почва оказалась твёрдой, как гранит. Энтузиазм постепенно угас в их «пытливых глазах» и вся команда дружно решила заняться рыбалкой. В Серёгином «хозяйстве» кроме двух штыковых лопат оказался спиннинг. На берегу пруда Алексей, и Инна развели костёр, а Сергей и Аня пошли «охотиться» на щуку.

 

 

ОПЕРАЦИЯ «ДИВЕРСАНТ»

Иван Белоусов сидел возле иллюминатора, и ему хотелось петь. Ту любимую: «Эх, мороз, мороз! Не морозь меня, не морозь меня, моего коня!..». Он блаженно мурлыкал и вспоминал, тот далёкий день рождения младшей дочери, когда за столом сидела вся семья, родня и соседи. Все гости красиво пели о любви: «У меня жена, раскрасавица, ждёт меня домой, ждёт печалится…».
Между тем, «крылатый конь» нёсся высоко в небе, ныряя в облака. Иногда пилоты «натягивали поводья» снижая высоту и тогда, где-то внизу виднелась летняя тайга, словно высохшая трава на выгоне. В её плешах появлялись какие-то крохотные лисьи норы с разбросанными спичными коробочками-домиками, появлялись мелкие ручьи — речушки и даже высокие горы, похожие на крепкие булыжники.
«Сколько раз здесь пытались навести свои порядки? Выкосить — вытоптать! — думал Иван Михайлович. — Не удалось и не удастся! Почему? У нас есть тайное оружие!».
— Мы приземлимся под Читой, — прокричал ему на ухо Ковбасюк, — пилоты опытные, посадка будет мягкой, так что рано ещё молиться!
— Я не молюсь, — улыбнулся Белоусов, — я пою.
— Пограничникам передадим псов, — Ковбасюк сел рядом, — и поможем нашему другу Юрию Юрьевичу ловить заражённых блох.
— Как? — Муромцев подпрыгнул на лавке, — они же кусаются?
— Тебе это не грозит, — Ковбасюк вынул из сумки медицинский пакет, — у тебя кожа, как у слона, не прокусят.
— У меня до сих пор плечо болит, — Муромцев посмотрел на Белоусова, — у тебя болит?
— Нет, — ответил Белоусов, — вчера дёргало и жгло, а сегодня всё в норме.
— Помогут ли нам эти уколы? — Муромцев вынул из пакета таблетку и положил в рот, — Юрий Юрьевич сам говорил, у него от этой вакцины все морские свинки передохли.
— Он пошутил, — успокоил бойца Ковбасюк, — морские свинки маленькие, а ты вон какой «громила»!
— Зато теперь тебе столбняк, оспа и чума — родные братья, — Белоусов посмотрел на красное лицо друга. — У тебя, кажется, реакция?
— Я и раньше-то был не нормальный, — Муромцев закрыл один глаз и попробовал посмотреть на кончик своего языка, — а теперь — точно, чумной!
Из кабины пилотов вышел подполковник Мазовер и предупредил всю команду о посадке. Он выглядел уставшим, но держался бодро. На военном аэродроме группу встречали два офицера на «джипе» и отделение солдат на «полуторках».
— У нас тут, стоит тёплая погода. Пожары замучили, — старший офицер размещал гостей по машинам.
— Тайга горит? — Мазовер уселся в открытый «джип».
— Не каждый день, но случается, — офицер положил вещмешки на пол, — иногда как верховой пойдёт. Такие танцульки, хочешь — стой, а хочешь — падай!
— Японцы шалят? — Мазовер достал из планшета какую-то карту.
— Сами увидите, вас уже дожидается один нарушитель, — ответил офицер — По-моему, он сумасшедший. Диверсант говорит, что рядом с одной из станций есть секретный полигон, где проводят опыты по распылению бактерий и заражению каких-то брёвен.
— Каких брёвен? — Мазовер нахмурился.
— Я не знаю, — офицер пожал плечами, — может быть, переводчик ошибся.
Дорога от аэродрома петляла между сопок — огромных холмов, поросших соснами и елями. Населённых пунктов почти не было, а если и встречались, то небольшие хутора с добротными деревянными избами, в одном месте проехали в брод через мелкую, но быструю речку. Старший офицер доложил подполковнику о ситуации на границе, о личном составе подразделения и диверсионных вылазках противника. Всё чаще и чаще в их разговоре зазвучало тревожное словосочетание «бактериологическое оружие».
— Чтобы познакомится с какой-нибудь серьёзной проблемой, — Мазовер закурил папиросу, — необходимо искать истоки, надо покопаться в прошлом. Я думаю, каждый из нас не раз слышал и про «колдовство», и «дурной глаз», и об умышленном перенесении «моровой заразы».
— У нас в деревне была такая старушка, — Муромцев протянул руку и получил от подполковника папиросу, — оборотень, в свинью превращалась, и пакости всякие чинила.
— Это народный фольклор и легенды, — повысил голос Мазовер, — а я вам сообщу, дорогие мои, исторические факты. В 1763 году англичане заразили американских индейцев оспой с помощью одеял, которые они им передали для «благородных целей».
— Вспыхнула эпидемии? — Белоусов вцепился в спинку сидения, машину трясло на кочках.
— Индейским вождям, — подполковник стряхнул папиросный пепел с кителя, — передали два одеяла и платок, находившихся до этого в госпитале для больных оспой. После «дорогих подарков» в штате Огайо вспыхнула серьёзная эпидемия, которая унесла жизни многих воинов, пастухов и земледельцев. А вот в Европе первой научной попыткой применения болезнетворных микробов для уничтожения живых существ, притом попыткой удачной, был опыт Пастера по заражению кроликов бациллой куриной холеры. Во время своих лабораторных исследований учёный заметил, что кролики необычайно чувствительны к этой бацилле.
— Я не понял, — затянулся папиросой Муромцев, — этот ваш «учёный» кроликов не любил, или кролики его не любили?
— Если говорить о пороках, — заметил подполковник, — то этот Пастер, видимо, не равнодушен был к французским винам. К нему обратилась одна хозяйка, занимавшаяся оптовой продажей шампанского. Она пожаловалась на большой ущерб, наносимый ей дикими животными. Эти зверьки рыли норы, обнажая камни в погребах, бутылки падали и разбивались. Пастер отправил своего ассистента Луара, и тот заразил бациллой несколько кроликов. Затем выпустил их на волю и через три дня прошёл мор, а оставшиеся в живых зверки разбежались.
Всю дорогу подполковник приводил веские аргументы и факты о смертоносном потенциале бактерий и вирусов, позволяющем вызвать молниеносную эпидемию среди личного состава солдат и офицеров, а также мирного населения.
Иван Белоусов смотрел по сторонам, подпрыгивая на ухабах, и с грустью думал о питомнике военной школы собаководства, о шустрых шалунах-кутятах Линды, когда он вернётся из командировки, они уже будут настоящими бойцами. И, наверное, у некоторых из них будет такой же характер, как и у него. В питомнике Иван Михайлович видел многих мужчин и женщин. Они приводили своих питомцев, чтобы передать специалистам школы. Ветеринар заметил, что животные, когда долго живут с людьми, становятся, и внешне и внутренне, на них чуть-чуть похожи. А может быть, наоборот? Странно?
Во всяком случае, японский лазутчик, показался Белоусову маленьким жёлтым «утёнком» с приплюснутым носом и ершистой «щёткой» коротких волос на голове. Он отрешённо сидел в углу кабинета командира заставы и смотрел на деревянный пол, будто там находилась невидимая шифровка.
Диверсанта звали Кимура. Он прошёл подготовку в специальной школе и мог без воды и питания, как спортсмен-марафонец, преодолевать сотни километров тайги.
— Какая задача стояла перед вашей диверсионной группой? — подполковник Мазовер что-то записал в тетради. Переводчик, офицер в чине лейтенанта, спросил японца, выслушал и доложил:
— Он точно не знает, — лицо переводчика покрылось красными пятнами, — видимо, заниматься сбором сведений разведывательного характера, а именно: выявлять наличие и количество скота у населения в пограничных районах, устанавливать состояние этого скота, наличие летних и зимних пастбищ, участков сенокошения, состояние дорог и водоёмов. Им выдали также металлические банки, их содержимое они вылили в озеро и на траву пастбища.
— Где производились эти вещества?
— Он затрудняется сказать, но предполагает, что на территории оккупированной Манчжурии работают специальные лаборатории. Их операция называется «летние маневры».
— Что означает выражение «заражать брёвна»?
— Ему неизвестно, но от сослуживцев он слышал, что возле какой-то станции существует полигон, где проводят опыты на военнопленных. Их привязывают к железным столбам и над территорией полигона взрывают бомбы, начинённые заражёнными блохами. Смертоносные насекомые набрасываются на жертву. Очевидно, подопытных военнопленных называют «брёвнами».
Целый месяц группа подполковника Мазовера проводила разведку и обследование приграничных районов. Ловили сусликов, собирали «гербарии», брали пробы воды и почвы.
Стояла жара, над сопками палило солнце, обжигая лицо и руки, хотелось поваляться где-нибудь в тени сосновых веток и выпить цистерну родниковой воды.
Иван Белоусов шёл во главе группы. С самого утра они поднимались на сопку, и казалось, что она уходит куда-то высоко-высоко, а её макушка упирается в белые облака. Впереди показались густые заросли и большая куча сучковатого валежника. Иван Михайлович присмотрелся и заметил вроде бы мелькнувшую тень, похожую на меленького человека. Он остановился и дал сигнал бойцам. Муромцев и Ковбасюк приготовили автоматы и встали за стволами сосен. Подполковник Мазовер вынул пистолет и спрятался за кустами. В чащобе явно кто-то находился. Возможно, раненный, или отставший от группы, диверсант. Во всяком случае, он, кажется, лежал на боку и готовился к атаке.
Белоусов хотел крикнуть: «Выходи! Руки вверх!» Но он не знал японского языка. Помолчал-помолчал и стволом автомата сделал знак Муромцеву, чтоб он обошёл противника по правому флангу. Японец, кажется, замер, хотя было слышно, как он тяжело дышит и шуршит опавшей хвоей.
— Диверсанта брать живым! — приказал капитан Мазовер и дал автоматную очередь. Белоусов тоже нажал на спусковой крючок. Пули легли выше укрывшегося японца, подрезав зелёные ветки и расщепив ствол сосны. Ошарашенный противник, видимо, упал на землю, а потом прыгнул в сторону валежника, где уже находился рядовой Муромцев. Бойцы услышали отчаянный вопль солдата и звериный рык удаляющегося… медведя.
— Вот, это диверсант! — захлопал в ладоши Мазовер, — сходил за голубничкой!
— Маленький какой-то, — Белоусов сел на поваленное дерево, — наверное, медвежонок?
— А ты у него клыки видел? — Муромцев повесил на плечо автомат, — я с ним нос к носу! Но, товарищ капитан, приказал брать живым. Поэтому я ему подножку хотел подставить, чтоб на лопатки уложить. Не получилось!
— Не переживай, в следующий раз получится, — подбодрил солдата Ковбасюк, — ты теперь у нас самый главный по задержанию и обезоруживанию четвероногих.
Сделав привал, бойцы подкрепились и выпили воды. Неожиданно, с той стороны, куда убежал медвежонок, потянуло густым и едким дымом. Что случилось? Пожар? Да! Горела тайга, шёл верховой огонь, как огромный проголодавшийся зверь, пожирая всё на своём пути.

 

 

САМОЛЁТ С КРЕСТАМИ

Фермер Николай Михайлович Дубков вывел свой старенький «жигулёнок» на бетонную трассу, где на обочине стояли Аня, Инна и Алексей. Ребят не посадил переполненный рейсовый автобус, и фермер охотно загрузил всю «честную компанию» в тесный салон.
— Среда — базарный день, — предупредил Николай Михайлович, — сегодня все бабки с молоком и сметаной спешат «разбогатеть». Сидели бы дома, нет — прутся!
— Вы Барона тоже продали? — Аня вынула сотовый телефон, — говорят, на мясокомбинат?
— Не хотел, — водитель переключил коробку передач, — но он вон чё вытворять-то начал! Видели? Всё село на ноги поднял, а если бы кого на рога посадил, то кто отвечал? Пушкин!
— Почему он устроил «бунт на корабле»? — не унималась Аня, — может быть, вы его чем-то обидели?
— Вряд ли, — Николай Михайлович посмотрел в боковое зеркало, — всё по нём, и распорядок дня, и рацион кормления. Мне кажется, его ветеринар испортил не доброкачественной вакциной. Я его хотел на мясокомбинат, но мне сказали, что его лекарство действует месяц, а ждать, мне смысла нет. У Барона не спросишь, а он ещё, чего-нибудь, может натворить. Пришлось по дешёвке отдать.
— Это правда, что он ревел? — спросила Инна, и на её лице появился румянец.
— Золотая слеза не выкатилась, — Николай Михайлович махнул рукой какому-то мужчине, стоявшему на остановке, — копытами стучал и рогами бил. Правда, мужики его до места не довезли. Он выбрался из кузова на мосту через Волгу, а там, знаете, какая высота? Погонял немного пешеходов и сиганул в воду!
— Утонул? — Алексей заёрзал на заднем сидении.
— Не знаю, — ответил фермер, — люди разное говорят. Одни — утонул, другие — выплыл. Не знаю, я там не был.
Перед мостом фермер обогнал белую «Окушку». Прибавил скорость и под багажником его «жигулёнка» раздался хлопок. Машину резко бросило в сторону, фермер остановился и вышел из салона.
— Так и знал, — Николай Михайлович в пёстрой рубахе, как петух возмущённо захлопал крыльями, — колесо пробило! Кто-то из нас, видно, нагрешил?
— Это Аня, — Алексей вышел из машины, — она у нас вчера блесну оторвала.
— Где? На каком месте? — Николай Михайлович достал из багажника запасное колесо.
— В пруду? — Алексей помог открутить болты, — там у куста!
— Это, где немецкий самолёт лежит? — фермер вытер грязные руки о тряпку, — на том месте, знаете, сколько, сетей проставляли? Видимо-невидимо! Прошлым летом на берегу рубаху одного выпивохи нашли. Мы думали — утонул человек, и вызвали милицию, а те, водолазов с МЧС. Специалисты обследовали всё дно и подтвердили, что на большой глубине лежат обломки немецкого бомбардировщика. Крылья с крестами и все опутанные рыбацкими снастями! А финал у этой истории был таков, этого «утопленника» нашли в соседней деревне, живого и невредимого!
«Жигулёнок» «переобули» на одну «ногу» и вновь помчались по бетонке. Алексей рассказал фермеру про «музей под открытым небом» и «ценнейшей» находке, которую ребята так и не сумели откопать.
— Там перед войной скотомогильник находился, — пояснил фермер, — туда никто не ходит, заразу можно подхватить. Там каждый год, знаете, какие ягоды растут? В кулак! — Фермер потряс своей «пудовой гирей» возле Аниного носа.
У девушки округлились глаза. Она посмотрела на своих друзей, которые, как две обезьянки прыгали на заднем сидении, и смеялись. Фермер понял, что малость переборщил, добавил:
— Ну, не мой, конечно, как у кошки!
Ребята загрохотали ещё сильнее, Аня выронила сотовый телефон и сказала:
— А что у кошек кулаки? Я думала лапы!
Фермер тоже захохотал!
Николай Михайлович высадил ребят на центральной улице, девочки пошли по магазинам, а Алексей зашёл в редакцию к Надежде Александровне. На месте её не оказалось. Она, по заданию главного редактора, пошла в городской парк, делать репортаж о выставке цветоводов. Столько роз, гвоздик, ромашек и кактусов — Алексей ни разу не видел. Какие цвета? Васильковые! Пурпурные! Палевые! Лиловые! Агатовые! Фиолетовые!
А названия? Фуксия! Драцена! Глоксиния! Кливия! Пионы! Гиоцинты! Он понял, праздник цветов — это как свадьба. Но без жениха и невесты. Всё фейерверк! Все при деле, поздравляют друг друга, обмениваются советами и семенами. Даже легенды рассказывают. Хотите о гвоздике — божественном цветке, хотите о ландыше? Его появление связывают с морской царевной Волхвой. Её слезы были опечаленной тем, что юноша Садко отдал свое сердце земной девушке Любаве. Они падали на землю, проросли прекрасным и нежным цветком — символом чистоты, любви и грусти.
На сцене-ракушке «кувыркались» малыши из детского сада. Смешные! Этот — тюльпан? Это — роза? А тот — одуванчик? Каждый цветок читал стишок — загадку. Зрители — отгадывали и получали призы. Цветы весело прыгали на сцене, а в финале вся «клумба» запела. Потрясающе!
Возле столика жюри Алексей увидел Надежду Александровну. Она о чем-то расспрашивала свою нарядную собеседницу, поднеся к её раскрашенным губам, диктофон. Женщина, как бегония, благоухала и покачивала зелёными стебельками. Наверное, «самый главный цветок»?
Освободившись, Надежда Александровна подошла к Алексею. Она положила в сумочку диктофон и достала записную книжку.
— А вы говорили, что у вас работа сложная, — пошутил Алексей, — это же праздник души? Побольше фотографий и настоящая сказка на газетной полосе.
— Такое случается только раз в году, — улыбнулась Надежда Александровна, — а то всё больше жалобы разбираю, водопроводная труба лопнула — пишут, крыша потекла.
— Я знаю, — согласился Алексей — у меня мама тоже режиссёр на телевидении, всё знакомо.
— Вот-вот, — задумалась Надежда Александровна, — жизнь — это кактус, сегодня цветёт, а завтра — колючки!
— А знаете, как сделать, чтоб — сплошные цветы? — Алексей нежно погладил видеокамеру.
— У меня для тебя важная информация, — Надежда Александровна полистала записную книжечку, — я нашла одного ветерана, который воевал в партизанском отряде с твоим прадедушкой. Его зовут Вячеслав Архипович Левко. Он жил с родителями в Белоруссии на оккупированной немцами территории, ему тогда было лет десять, отца расстреляли полицейские, а мать угнали в Германию. Мальчишку подобрали партизаны, и он у них выполнял разные поручения. После войны Вячеслав Архипович работал в школе и преподавал НВП — начальную военную подготовку. Сейчас он пенсионер, живёт у дочери. Записывай адрес.
— Вы ничего не путаете? — Алексей записал координаты, — мой прадед не мог воевать в Белоруссии.
— Разбирайся сам, — Надежда Александровна куда-то спешила, — а ещё я тебе советую зайти в наш архив и заказать на него справку. Там тоже могут что-то откопать.
Алексей поблагодарил журналистку, пообещал ей позвонить, а сам направился по указанному адресу. Это пятиэтажное здание он нашёл без особого труда. Правда, жизнь — кактус? То цветёт, то колючки! Опоздал, сотрудницы архива уже разошлись на обед.
Алексей вышел в сквер и сел на лавочку, рядом с мужчиной, читающим какие-то документы. «Видимо, риэлтер, подумал Алексей, бизнес — дело серьёзное, а продажа недвижимости ещё и прибыльное. Дорогие ботинки и часы. Полный набор современного миллионера?»
— У вас ручки случайно не найдётся? — попросил «бизнесмен».
— Пожалуйста, — Алексей протянул дешёвую авторучку, — квартиры продаёте?
— С чего вы взяли? — «миллионер» поставил какие-то каракули на листе с гербовой печатью, — я советский немец.
— Это как?
— Очень просто, мои родители в тридцатые года минувшего столетия жили на Волге в республике немцев Поволжья. Знаете, что-нибудь?
— Нет.
Это в старые-старые времена по указу Екатерины немецким переселенцам давали землю, а потом образовалась республика немцев Поволжья со своим укладом и своими традициями, а вот когда началась война в 1941 году, то по приказу Сталина, моих родителей отправили в Сибирь и Казахстан. Я родился в Семипалатинске в пятидесятые годы. В девяностые переехал в Германию, где и живу, по сей день. Я чуть-чуть занимаюсь историей, интересно узнать родословную, сейчас модно, хотя не в этом дело.
— А в чём?
— Для человека, наверное, важны такие понятия как совесть и память.
— А что важнее?
— Это одно и тоже. У кого есть память, у того есть и совесть.
— А в архив вам зачем? Родителей разыскиваете?
— Родителей я и не терял, они у меня работали в трудармии, ковали победу в тылу, а вот дальний родственник, по линии отца, служил пилотом в авиации вермахта на бомбардировщике и во время одной из операции, его самолет был где-то здесь сбит. Его задержали и отправили в лагерь для военнопленных.
— Интересно, а кто вам ближе, вы за кого?
— Война, это не футбольный матч Германия — Россия. Ты видел когда-нибудь колючую проволоку на столбах?
— Только по телевизору.
— Лагерная колючка — это струна и если её обрезать, то она сворачивается в страшную «спираль». Я думаю, война — это и есть колючий клубок, который невозможно распутать, а начинаешь трогать, доставляет боль! На войне всё подчинено уставу, то есть военному закону.
— Но на войне убивают, а убийство — это нарушение закона и большой грех?
— Солдаты на войне выполняют чьи-то приказы, разве они виноваты, что их заставляют убивать?
— Но, все равно, кто-то должен отвечать?
— Согласен. К сожалению, чаще всего отвечают стрелочники, как это показал Нюрнбергский процесс по делу военных преступлений командования вермахта, а также судебное разбирательство в Хабаровске по делу японских военнослужащих, обвиняемых в подготовке и применении бактериологического оружия.
— А что вы знаете о хабаровском процессе?
— Дело рассматривалось в открытом судебном заседании Военным трибуналом Приморского округа, всех двенадцать обвиняемых приговорили к длительным срокам заключения, а самый главный виновный генерал Иссии вышел, что называется, сухим из воды и умер в 1957 году.
«Советский немец» Георгий Шмидт рассказал Алексею о двух отрядах Квантунской армии, которые готовили бактериологическое оружие для нападения на СССР. В лабораториях этих подразделений занимались экспериментальным выращиванием микробов чумы, холеры, газовой гангрены, сибирской язвы, брюшного тифа.
Японцы занимались разведением невероятного количества блох для распространения опасных болезней. Они конструировали фарфоровые авиационные бомбы, артиллерийские снаряды, а также специальные парашюты для сбрасывания этих смертоносных средств с воздуха. На опытном полигоне испытывали действия различных видов бактериологического оружия на военнопленных. Но применить в полной мере этого оружия японцам помешало молниеносное наступление Советских войск и полный разгром Квантунской армии.
Алексей рассказал «советскому немцу» о своём фильме про Белоусова Ивана Михайловича, и он посоветовал ему обратиться в Международную службу розыска. Для этого ему в архиве надо заказать справку и взять бланк специальной анкеты, чтобы заполнить на русском и немецком языках. Они обменялись электронными адресами и, в свою очередь, Алексей обещал выслать немцу фотографии места, где, возможно, находятся останки самолёта его «дальнего родственника».

 

 

«ИНЦИДЕНТ» У СТАНЦИИ ТОВАРНОЙ

Дом Вячеслава Архиповича Левко, по указанному адресу, Алексей нашёл быстро, рядом с архивом в частном секторе. Он открыл калитку и вошёл в просторный сад с низеньким деревянным домом, покрытым шифером. Алексей постучал в дверь, и на пороге появилась молодая хозяйка.
— Мне нужен Вячеслав Архипович?
— Вы из школы?
Алексей промолчал.
— Он в саду, — женщина показала пальцем в сторону заросшей беседки, — дышит воздухом.
На деревянной скамеечке сидел дедушка в кепке, белой рубахе и чёрных брюках. Обычный и простой, с палочкой в руке, если бы не тёмные очки на глазах. «Продвинутый дед!» — подумал Алексей. Собеседники, видимо, не особенно жаловали ветерана, поэтому Вячеслав Архипович «в двух словах» изложил свою партизанскую жизнь, полную мальчишеской романтики и опасных приключений.
В отряде его называли: «Славка-разведчик». Он и в правду выполнял всевозможные поручения командира Дмитрия Петровича Кучера. Ходил на станцию товарную и «втирался» в доверие железнодорожникам. Рабочие, осмотрщики и стрелочники узнавали Славку, иногда угощали хлебом, не часто, но бывало. На станции работали и свои люди — подпольщики, которые передавали в партизанский отряд ценную информацию о передвижении вражеских эшелонов с вооружением и боеприпасами. Как-то раз, а дело было перед 7 ноября, сообщили связному, что скоро мимо станции должен пройти секретный эшелон с нашими военнопленными. Он передал донесение командиру. Партизанский отряд, он состоял всего-то из тридцати малообученных и плохо вооружённых добровольцев, начал готовиться к сложной операции.
Славку пытались оставить для охраны скупого имущества партизан на маленьком полуострове, окружённого болотами и хвойным лесом, но он сумел упросить сурового Кучера. Ему вручили винтовку, показали куда целиться и как стрелять.
— Не промахнись, — хлопнул по плечу юного бойца дядька Фёдор, по прозвищу «Лап-Лап», — от тебя, считай, ход всей войны зависит.
— Целься в ноги — попадёшь в голову, — пошутил кто-то из «бывалых».
По плану операции, как сказал Кучер, подрывники, перед самым приходом эшелона, заложат взрывчатку, и как только настанет момент, по его команде, рванут полотно. В укрытии следовало поставить пулемёт и по периметру разместить бойцов, чтобы они уложили немецкий конвой. До этого партизаны несколько раз нападали на мелкие отряды полиции и ликвидировали в сёлах старост и прочих фашистских пособников.
Маленький опыт, а вернее, его отсутствие, повлиял на проведение операции. Подрывники заложили взрывчатку в двух местах, как только появился паровоз, у командира зашалили нервы, и он дал отмашку на подрыв. Машинист, видимо, заметил препятствие на пути и начал тормозить.
Эшелон остановился для того, чтобы уйти задним ходом. В это время прозвучал второй взрыв в середине состава, где находились четыре открытые платформы, а в них наши военнопленные. Они показались Славке не людьми, а бескрылыми ангелами с чёрными и безумными лицами. Они что-то кричали, выбираясь из платформы и падали в снег. Немецкие солдаты, сопровождавшие состав, повыскакивали из вагонов и залегли.
Партизаны продолжили натиск. Перестрелка усилилась. Славку трясло от страха и волнения, он нажимал на спусковой крючок винтовки, передёргивал затвор и вновь стрелял, не замечая — куда летят его пули. На какое-то время он будто бы ослеп и пришёл в себя только, когда сквозь густые сумерки, услышал знакомое до боли в сердце: «Ура!» и рокот крупнокалиберного пулемёта.
Славка вскочил на ноги побежал куда-то вперёд, где «маячила» широкая спина командира отряда Кучера. На снегу лежали тела наших военнопленных, кто-то ещё двигался, а большинство — неподвижно. Кучер и его подчинённые стреляли на ходу, у Славки кончились патроны, и он тащил за ремень винтовку, как тяжёлую дубину, пытаясь не отстать от товарищей.
Тех «ангелов», что держались ещё на ногах, партизаны начали уводить в лес. Они брали их под руки и тянули за собой, как кожаные мешки. Славке кто-то из бойцов сунул несколько патронов и он, выбравшись к елям, уселся на снег, чтоб зарядить винтовку.
Славка повернул голову и увидел в нескольких метрах немецкого солдата, бежавшего к нему. Мальчик бросил винтовку и, как заяц, скакнул пол дерево. Он зацепился воротником полушубка за увесистую ветку и она, пружиня, выбросила его под ноги солдата. Немец размахнулся автоматом, но кто-то сзади навалился на него. Славка не понял кто свой в этой куче, а кто чужой. Снег залепил ему глаза и он, как маленький зверёк, барахтался и ревел. Немец, видимо, оказался сильнее, и тяжело дыша, он опрокинул полураздетое тело, вцепившись пленному солдату в горло. Тут-то мальчишка и ударил немца по голове какой-то корягой.
Славка потерял винтовку, но зато спас жизнь нашему пленному. Он вёл полуживого солдата, теряя силы и моля бога, чтоб этот голодный и больной «ангел» не умер по дороге в отряд.
Пленный долго болел, ему настелили сосновых веток и сена в углу землянки, набросали каких-то тряпок и положили на эту кровать. Он бредил и во сне говорил, что видел Гитлера с овчаркой. Ночами отощавший «ангел» плакал, вспоминая какую-то Линду и вражеские танки под Москвой. А однажды, когда в землянки сидели партизаны, сказал, что его наградил медалью «За отвагу» товарищ Сталин.
Славка-разведчик помогал больному, чем мог. Он приносил ему тёплого отвара, похлёбку с кашей, протирал его лицо влажной тряпкой и слушал, как он летал на самолёте и ловил японских диверсантов. Однажды вечером, когда он сидел в землянке с Фёдором Лап-лап, больной вдруг промычал какую-то песню.