...Взрослые заговорили о взрослых проблемах. Алексей достал сотовый телефон и ещё раз прочитал sms от Инны: «Москву покажу в следующий раз. И ещё, я знаю точно, земное притяжение существует!!!».Текст статьи
— Сразу видно музыкант из полкового оркестра, — Фёдор подбросил в железную печку-буржуйку берёзовых веток, — трубадуры живучие!
— Я не трубадур, — сказал больной «ангел», — я ветеринар! Меня зовут Иван Михайлович Белоусов.
Длинными, зимними ночами, ветеринар рассказывал о своей службе в окружной школе военного собаководства. Во время одной из поездок на фронт с собаками — сапёрами, они попали в окружение, долго отстреливались, а потом его контузило. Так он попал в плен к немцам. Всех комиссаров, офицеров и раненных сбросили с железнодорожного моста. Колонну погнали по просёлочной дороге, стреляя в тех, кто «сбивал скорость».
— Вот такое знакомство у меня состоялось с Иваном Михайловичем, — сказал печально ветеран, — я его тогда звал, дядя Ваня. А он меня — «Бельчонок». Мне не нравилось, я злился и говорил, что я Славка-разведчик.
— Вы ему жизнь спасли? — Алексей незаметно включил видеокамеру.
— Я ему помог, и он мне тоже, — ответил Вячеслав Архипович, — у меня тогда на ноге красное пятнышко появилось. — Старый солдат приподнял штанину, и Алексей увидел протез.
— Ты только не пугайся, — Вячеслав Архипович стукнул рукой по металлическому колену, — это я на мине, а в концлагере для малолетних узников мне надзиратели выбили глаз. Я давно уже в зеркало не гляжусь, бреюсь на ощупь. Забыл, на чём остановился?
— Пятно у вас на ноге появилось.
— Правильно красное пятно с пятикопеечную монету, а потом всё больше и больше. Чесалось — спасу нету! Я показал ветеринару, он и говорит мне, это лишай-грибок такой, в основном встречается у собак и кошек, но переходит и к человеку.
— Вылечил?
— А как же! Йодом выжигал — больно, но я терпел. Он, знаешь, как говорил, не покушаешь горького, не попробуешь и сладкого! Горького-то я нахлебался. В концлагере часто его вспоминал, как отца родного! Из нас малолетних немцы кровь «высасывали» для своих раненых. Встанешь с кушетки, в глазах туман, голова шумит, и желудок наизнанку выворачивает. О чём я говорил?
Ветеран печально опустил голову, пытаясь вспомнить что-то очень важное, но мысли путались в его голове, словно зелёная лоза винограда.
— Вы, что-то о ветеринаре хотели рассказать, правильно?
— Ну, да! Наши партизаны из села принесли несколько хохлаток. Яйцо — продукт для стола! Мы тогда уже обстроились и завели своё нехитрое хозяйство: лошадь, кроликов и корову. Зима лютая, одна из клюшек ногу отморозила, лапка у неё почернела и отпала, а лекарь Иван Михайлович, кумекал, кумекал и сделал ей деревянную. Представляешь?
Я радовался больше всех, смеялся и не знал, дурья головушка, что сам как курица буду прыгать на одной ноге.
Вячеслав Архипович замолчал. Он печально глядел куда-то в сторону яблонь, где в густых кронах качались красные плоды, словно маятники невидимых часов.
— Не люблю по больницам и поликлиникам ходить, — голос его дрожал, как стальная струна и казалось, вот-вот оборвётся, — Я однажды без очереди пошёл, а мне за спиной кто-то и говорит: «О, смотри, полковой писарь!» Обидно! Я, штабная крыса? Вам молодёжи нас стариков не понять. А, может быть, и не зачем?
— Расскажите, ещё что-нибудь про Белоусова? — попросил Алексей. — Каким вы его помните?
— Добрым. У нас в отряде один весельчак воевал, мы его прозвали, Федька Лап-Лап! Он до войны занимался вольной борьбой и очень любил всех тискать. Встретит кого — в охапку! Ручищами — лап-лап! Однажды этот Фёдор ходил в родное село на какое-то задание, вернулся сам не свой. Лицо — серое, рука — забинтована. Его ребята спрашивают, мол, что случилось? Фёдор отвечает: «Лисёнка» хотел поймать, а он — укусил!». Залез в землянку и носом к стенке! День лежит, другой. К нему пристают с вопросами — молчит и бычится! Ему еду — не ест. Кто-то воды принёс, а он как стукнет по кружке. Короче, не видеть, не слышать ничего не хочет! Кто-то из бойцов и говорит: «У него, наверно, бешенство. Видите, он как на воду-то реагирует?»
Пришли к Ивану Михайловичу, он уже поправился малость, и просят осмотреть Федьку, бешённого. Зашёл ветеринар в землянку, а все ждут. Долго-долго его не было, а потом вышел и говорит: «Не беспокойте его, время вылечит». Оказалось, немцы расстреляли его невесту, нашу связную.
С приближением советских войск оживили диверсионную деятельность партизанский отряд, набрались опыта подрывники, всё чаще и чаще они поднимали на воздух вражеские эшелоны. Во время нападения на поселковую комендатуру получил тяжёлое ранение командир отряда Дмитрий Петрович Кучер. На временный аэродром к партизанам приземлился военный самолёт. Лётчики доставили специальную группу из Москвы и забрали в госпиталь раненного командира. Разведчиков разместили в одной из землянок. Славка видел, как однажды Белоусова окликнул майор из Москвы: «Иван Михайлович, это ты?». Ветеринар повернулся к нему и будто оцепенел: «Ковбасюк?» Они обнялись, и Славка заметил, как вздрагивали плечи у ветеринара. Они отошли от штабной землянки и сели на поваленную сосну. Московский майор радостно глядел на друга, повторяя одну и ту же фразу:
— Поседел? Как ты поседел!
Прости, Иван Михайлович, мы думали, тебя…
Лучики осеннего солнца падали на выбритое лицо московского майора и заросшие щёки ветеринара. Славка глядел на них и думал, когда он вырастит, у него тоже будет настоящий друг. Они с ним встретятся, но плакать не будут, даже от радости…
ПОДАРОК
На день рождения Сергею подарили белого попугая по кличке: «Гоблин». Он сидел на жёрдочке и произносил одну фразу: «Я — рэкетир! Я — рэкетир! Я — рэкетир!». Эта «стереосистема» не ведала смысла, но «текст чеканила» чрезвычайно выразительно. Как и продавец на базаре «втюхивая» девочкам про «лучший подарок продвинутому тинэйджеру». По его версии, бывший хозяин «дорогой птицы» известный артист из криминального сериала девяностых годов. Девочки сомневались-сомневались и «поверили», когда им уступили в цене.
— Гоблина можно перевоспитать! — Аня провела пальцем по клетке, — научить его правильным манерам и культурным словам.
— Я — рэкетир! Я — рэкетир! Я — рэкетир! — отреагировал очковый какаду на вторжение в его личную жизнь.
— И назвать его по-домашнему, Гоша, а не Гоблин! — попугай попытался цапнуть Аню за палец. Девочка фыркнула, как котёнок.
— Я — рэкетир! Я — рэкетир! Я — рэкетир! — Гоблин покрутил головой с жёлтым хохолком.
— А что у него с крылом? — Алексей, посмотрел на «бесценный» подарок, — может быть, он и летать не умеет?
— Умеет, — Инна открыла клетку, и Сергей рукой схватил «молчуна».
— Я — рэкетир! Я — рэкетир! Я — рэкетир! — предупредил Гоблин, но в его угрозы уже никто не верил. Сергей вынул попугая и посадил на плечо, придерживая его тёмно-серые лапки двумя пальцами. Гоблин распушил свой панковский хохолок, захлопал крыльями и ударил клювом по наглым пальцам мальчика, как по клавишам пианино. Сергей отдёрнул руку, будто от кружки с кипятком.
Попугай, почувствовав свободу, взлетел на сарай. Этот бумеранг с Новой Гвинеи, видимо, не думал возвращаться. Ребята замахали руками, и он перелетел на дерево, посидел чуть-чуть, оценивая обстановку и улетел в сад, выражаясь языком военных, «исчезнув с экрана радаров».
Бабушка позвала к столу, за которым уже восседал Папанька. Он большим кухонным ножом порезал праздничный пирог и поставил его рядом с фруктами и мёдом.
— Я тебе, внучок дарю, — дед сделал какие-то знаки, видимо, хозяйке, — трофейную гармонь! Но ты на ней должен что-нибудь сбацать нам! Не подведёшь?
Сергей взял инструмент и нажал на кнопочки, наиграл какую-то красивую мелодию из репертуара хора имени Пятницкого и перешёл на «Барыню». Папанька не удержался:
От жены не ожидал –
Дома каждый день скандал.
Всё сметает на пути,
Хочет в фермерши идти.
Гармонь, гармонь — играй вальсок,
У нас девчонку самый сок!
Гармонь, гармонь — играй живей,
Хозяйка! Всем чайку подлей!
Бабушка взяла в руки полотенце и прошла по кругу:
Атмосфера виновата,
Гром гремит, а ливня нет.
Неужели космонавты
Всё заперли на обед?
Гармонь, гармонь — играй вальсок,
У нас девчонку самый сок!
Гармонь, гармонь — играй живей!
Хозяин! Всем чайку подлей!
Папанька барабанил ладонями по столу и пел:
Я продам свою гармонь,
Грабли и лопату,
Потому что не дают
На селе зарплату!
Гармонь, гармонь — играй вальсок,
У нас девчонку самый сок!
Гармонь, гармонь — играй живей!
Хозяйка! Всем чайку подлей!
Девочки вскочили со своих мест и весело запрыгали. Частушек они не знали, да и плясать не могли, это же не брейк-данс! Поэтому топтались на месте и хлопали в ладоши. Городским «танцорам» помог пес по кличке Флинт. Он покрутился возле их ног, весело лая, а потом, как исполнитель цыганских романсов, затянул:
— У-у-у-у! У-у-у-у! У-у-у-у! У-у-у-у! У-у-у-у! У-у-у-у! У-у-у-у!
Зрители зааплодировали и пёс, смутившись, нырнул под стол.
Сергей взял три заключительных аккорда и поставил на лавку гармонь. Алексей всё это время бегал с видеокамерой.
— Давайте поиграем в игру, — предложил оператор, — я буду задавать вопросы, а вы — отвечать?
— Валяй, — согласился Сергей.
— Ответы должны быть честными, — уточнил Алексей и навёл видеокамеру на Аню.
— Ты любишь пение?
— Люблю!
— Что ты ещё любишь?
— Конфеты люблю!
— Что такое любовь?
— Помните закон земного притяжения? — сосредоточилась Аля.
— Это — гравитация, — добавила Инна.
— Да, — продолжила Аня, — любовь, как земное притяжение. Мы его не видим, но ощущаем — нам хорошо! Если кто-то захочет избавиться от этого состояния, то ему становиться плохо.
— Понял, любовь — земное притяжение, без которого нельзя жить, — Алексей посмотрел на Инну, — а ты как думаешь?
— Любви нет, — девочка отвернулась от объектива, — её выдумали.
— Правильно, — поддержал её Сергей, — любви нет, но земное притяжение есть! Именинник встал на ступеньку крыльца и прыгнул, расставив руки. Приземлился на траву и кувыркнулся через голову: «Что и требовалось доказать, я влюблён!».
— Сенсационная теория. — Алексей вновь обратился к Ане, — классики пишут, любовь — это полёт к звёздам?
— Это миф, это фантазия. Любовь — земное притяжение!
За видеосъёмкой наблюдал Папанька. Он сидел на лавочке и гладил своего верного «артиста». Алексей поймал в «прицел» видеокамеры деда.
— Что самое главное в жизни?
— Движение. Движенье — жизнь, сказал хромой покойник, — Папанька прищурил глаз, — открывая крышку гроба!
— Я серьёзно.
— По молодости мне казалось, жизнь проходит стороной, — дед углубился в мысли, — мне казалось, моя удача, не здесь, а в городе. Я попал туда, а оттуда ещё дальше. Я бежал, но не успевал, пока однажды не понял, что надо остановиться и сказать себе — самое интересное здесь и сейчас. Как только это поймёшь, тогда не ты за удачей, а она за тобой будет бегать.
— Вы самый удачливый из землян?
— Нет
— А кто?
— Кто не был на войне, — Папанька встал и, прихрамывая, пошёл со своим псом.
Видеосъёмка продолжалась. Ребята балагурили, шутили, желали друг-другу всего самого необычного в новом учебном году, к сожалению, каникулы заканчивались.
К съёмочной площадке подъехал участковый Синичкин, поздравил Сергея с днём рождения и вынул из автомобиля белую тряпку с серыми масляными пятнами.
— Мой подарок, — Синичкин не факир, но развернув тряпку, в его руках появился Гоблин, он затряс лимонным хохолком и нервно завопил: «Я — рэкетир! Я — рэкетир! Я — рэкетир!».
— Преступник задержан и передан в руки правосудия, — участковый протянул Сергею попугая.
— Вы опять были в засаде? — Алексей взял крупным планом довольное лицо Синичкина.
— Да. — Участковый поправил фуражку, — у меня, ведь, прибавление в семье, сын родился! Такой горластый, даже не знаю в кого. Я всю ночь не спал, ну и в обеденный перерыв подъехал к речке, прикорнул чуть-чуть. Слышу, в машине рация заработала. Но позывной какой-то странный: «Я — рэкетир! Я — рэкетир! Я — рэкетир!». Думаю, наверно, в дежурке кто-то прикалывается! Подхожу, а этот разбойник сидит на руле. Думал, утка.
— А как вы про день рождения узнали?
— Я всё знаю на своём участке, или почти всё!
— Тогда ответьте на вопрос, что такое дружба?
— О-о-о, — задумался Синичкин, — когда тебе дарят ненужную вещь и за этот подарок на тебя никто не в обиде.
Бабушка позвала участкового к столу, Сергей с Аней понесли Гоблина в клетку, а Инна и Алексей уселись на скамеечку. Алексей давно пытался поговорить с ней, но у него не получалось, стеснялся.
— Это правда, любви нет? — спросил Алексей, — или ты на камеру для оригинальности?
— Кто хочет верить, тот верит, — ответила она.
— А ты? — Алексей, понял, что ему как хакеру не удастся узнать не одного её «пароля». Это почувствовала Инна:
— Я тебе потом напишу по «электронке», целый реферат на тему: «Есть ли любовь на Сатурне», а ты мне перешлёшь видео?
— Лучше встретиться.
— Хорошо! Приезжай ко мне в Москву. Приедешь?
Вечером Алексей укладывал в сумку вещи и рассказывал бабушке Маше о своей встрече с ветераном войны, партизаном-разведчиком Вячеславом Левко. Бабушка слушала новые подробности о своём отце и платочком тёрла глаза:
— Выходит, мы с мамой получили похоронку, а он ещё воевал?
— Да. В Белоруссии, у партизан.
— Как он погиб?
Алексей подошёл к окну. В саду ветвистая яблоня, качалась, как страшный паук на невидимых ниточках лунного света. Казалось, это страшное чудовище оторвётся от земли и поползёт, вверх, к звёздам…
ЗАДАНИЕ ЦЕНТРА — НЕВЫПОЛНИМО?
Славка-разведчик сходил на кухню за кипятком, заглянул к Фёдору — Лап-лап, потолкался у подрывников, а его друг дядя Ваня и московский офицер Ковбасюк всё сидели на сосне и о чем-то толковали.
— Возможно, этот объект они переоборудовали и там у них теперь лаборатория? — Ковбасюк, свернул обрывок листка, где, видимо, была начерчена схема. — Я лично был на допросе одного немецкого офицера, который сообщил, они проводят эксперименты над живыми людьми.
— Зачем? — Ветеринар, вынул кисет с самосадом и закрутил из вражеской листовки «козью ножку».
— В этой лаборатории, — Ковбасюк сложил лист бумаги, — они готовят вроде бы снотворные средства и яды, а, может быть, и ещё что-то, связанное с бактериологическим оружием. Помнишь подполковника Мазовера?
— А как же!
— Он погиб, при невыясненных обстоятельствах. Официально медики установили, мол, сердце не выдержало, а наши специалисты предполагают, его отравили немецкие диверсанты. Он плотно занимался вакцинами против всякой заразы и для них был, как кость в горле.
— Товарищ майор, я тут письмо жене написал, можно как-то отправить на большую землю?
— Вернёмся с операции живыми и здоровыми, тогда и отправим. Я обещаю.
— У нас в отряде есть боец из местных. Его зовут Фёдор, у него отец до войны работал на этом спиртзаводе, где сейчас лаборатория. Давайте и его возьмём с собой.
— Хорошо! По данным разведки, немецкие медики давали нашим военнопленным какие-то яды вместе с пищей. Это зёрна касторника, корейский вьюнок и героин. После нескольких сеансов подопытные сильно ослабевали и потом их расстреливали. Наша задача выяснить, что за лаборатория находится на территории этого бывшего спиртзавода, и производят ли они бактериологическое оружие, это очень важно!
— Товарищ майор, — обратился Славка-разведчик к офицеру, — возьмите и меня на задание, я здесь каждый кустик знаю, каждую тропку и на этом заводе тоже приходилось бывать.
— Нельзя, — ответил Ковбасюк, — мы можем и не вернуться, а тебе ещё надо расти и расти.
Целую неделю группа разведчиков обследовала секретный объект фашистских медиков. Из ворот проходной по ночам выезжали гружёные машины. Бывший спиртовой завод состоял из главного корпуса, отдельных цехов-помещений, вместительного склада и котельной с высокой кирпичной трубой. Всю территорию объекта огородили бетонными плитами, а по углам поставили наблюдательные вышки с часовыми.
Первая попытка проникнуть на территорию объекта через заброшенный подземный ход заводской канализации оказался не удачной. Немцы загородили его железной решёткой. Пришлось возвратиться назад в отряд. Вот тогда-то Белоусов и предложил Ковбасюку взять с собой Славку.
Юный разведчик к операции уже подготовился, он отпилил приклад у винтовки, выпросил у завхоза сухпай и гранату РДГ. Правда, не всё ему пригодилось, майор Ковбасюк вооружил его трофейным пистолетом системы «Вальтер» и строго-настрого наказал, чтоб он вёл себя осторожно и выполнял все его приказы.
Первое препятствие Славка преодолел, как таракан. У основания решётки находилось маленькое отверстие, ею он и воспользовался. Пролез, сбил запор и впустил Ковбасюка, Белоусова и Фёдора Лап-лап.
Дорогу Ковбасюк освещал карманным фонариком. Бетонный коллектор, видимо, давно не использовался, в некоторых местах его стены осыпались, под ногами чавкала грязь. Показалось какое-то белое пятно и запахло спиртом. Бойцы остановились, прислушались, где-то, наверху, гудели моторы, и слышалась немецкая речь.
Тесный тоннель закончился, разведчики увидели металлическую решётку и несколько слоёв колючей проволоки. На этот раз воспользовались железными ножницами. Славку хотели оставить «сторожить» лаз, так как дальнейшая дорога становилась всё опаснее и опаснее, но он «выдавил слезу» и командир сдался.
В просторном коридоре-мешке валялись какие-то бочки, а с потолка капала вода. Фонарик в руках Ковбасюка «выхватывал» серые куски подземного интерьера. Сплошная стена и вдруг в углу деревянная дверь на ржавых петлях. Её открыли, прошли в следующее помещение, захламлённое какими-то железяками, изогнутыми трубами и маслеными агрегатами. Видимо, здесь когда-то был механически цех, где крутились тяжёлые валы и гудели электромоторы.
По железной винтовой лестнице разведчики поднялись из подвала наверх. Здесь тоже пахло сыростью и какими-то лекарствами. Славке это помещение напомнило птицеферму, где он однажды был с мамой, только в клетках здесь сидели не куры и цыплята, а люди. Вернее, они лежали, в каждой клетке по одному человеку. Всего их было где-то десять. Заключённых охранял надзиратель. Он сидел за столом, над которым висела единственная лампочка, тускло освещающая небольшое пространство.
Разведчики легли на бетонный пол рядом с какими-то ящиками и замерли. Внезапно рядом с ними в клетке проснулся узник, внешне похожий на гориллу. Он уставился на разведчиков, раскрыв щербатый рот. Мужчина вцепился в решётку и начал рычать.
Охранник, встал из-за стола, подошёл к клетке, выругался, но вернуться на прежнее место ему помешал Фёдор. Он одним прыжком достал унтер-офицера, свалил на пол и зажал ему рот. Ковбасюк схватил со стола бумаги и сунул их в вещевой мешок. Белоусов попытался заговорить с пленным, но он рычал, ощерив зубы, и бился головой о решётку.
Разведчики выбежали из «птицефабрики» и в соседней комнатё нос к носу столкнулись с охраной. Их оказалось человек пять, завязалась драка. Славка заполз за деревянный щит, вынул гранату и закрыл глаза. Он слышал, возгласы на русском, крики на немецком, глухие удары и выстрелы.
Славку кто-то схватил за руку и потащил по тёмному коридору. Это была рука дядьки Ивана. Значит, живой! Разведчики метались, как мыши, забегая в какие-то тёмные коридоры, по железной лестнице, и стреляли. Ковбасюк выбил ногой окно и бросил куда-то вниз гранату. В ответ послышались автоматные очереди. Фёдор Лап-Лап выбил ещё одно окно, через которое можно было обстреливать двор — и разрядил весь автоматный рожок. «Это вам за Лиду!» — кричал Фёдор, вытирая с лица, то ли слёзы, то ли пот.
Пока Ковбасюк и Фёдор отстреливались, Белоусов нашёл какую-то железную дверь, на которой висела табличка с черепом и двумя мослами. В тёмном цехе стояли светлые высокие ёмкости. Славка дотронулся до одной из них ладонью — металл оказался тёплым, словно лоб тяжелобольного.
Внезапно в цехе зажегся свет. Разведчики подняли головы и увидели, как на железном мостике появился немецкий офицер. «Ахтунг! Ахтунг! — крикнул фашист, но над его головой просвистели пули. Он спрятался за железной перегородкой.
В углу цеха, рядом с разведчиками приоткрылась дверь и к Славкиным ногам упала граната. Он мог бы её ударить, но точно одеревенел. У него так было однажды, когда он увидел, как немцы расстреляли его отца. Граната вертелась возле ног, Славка успел закрыть лицо руками и только Фёдор упал на неё.
После взрыва Славка видел всё как во сне. Перестрелку. Пожар! Они убегали и за ними гнались! Казалось, всё кончено! Казалось, нет сил! Казалось, сердце вырвалось из груди. Но Славкины ноги куда-то несли и несли лёгкое тело.
Наконец-то разведчики выскочили из тёмного коридора во двор, где возле склада стояло несколько грузовых автомашин. У одной из них Ковбасюк открыл дверцу и выстрелил, на землю что-то упало. Командир вцепился за руль, а Славка и дядя Ваня сели рядом. Машина тронулась и помчалась в сторону КПП.
В железные ворота спиртзавода въезжал грузовик, Ковбасюк посигналил водителю и нажал на газ, его машина, как самолёт, летела, все сметая на пути. Славка закрыл глаза и ощутил сильный толчок, он свалился с сиденья и валялся, как котёнок на дне корзины.
— Славка, ну? Славка, ну? — мальчишку за плечи тормошил дядя Ваня, — давай показывай дорогу!
Машина летела по тёмной улице, мимо чёрных силуэтов горбатых домов. Свернули налево, проехали, кажется, мимо базарной площади. Опять свернули, по кузову полоснули пули.
— Мы не туда едем, — крикнул Славка, — нам надо к лесу, а мы прём в центр! Разворачивай!
— Как скажешь, командир! — Ковбасюк свернул в какой-то переулок.
Белоусов высунулся из окна:
— За нами гонятся два мотоцикла и машина! Подпусти поближе!
Ковбасюк нажал на тормоза, грузовик тряхнуло и бросило в кювет. Белоусов открыл дверь, выпрыгнул на землю и, примостившись за ствол дерева, открыл автоматный огонь. Кажется, попал?
Разведчики бросили грузовик и попытались скрыться в переулке. «Подождите, хлопцы!» — услышали они чей-то голос. Разведчики остановились, из кузова машины выпрыгнул человек в серой робе.
— Я свой, хлопцы, я свой! — задыхаясь, тараторил мужчина.
— Полицай? — рявкнул Ковбасюк.
— Подивись, — мужчина закатал рукав и показал что-то на руке, видимо, выколотый номер, — рядовой Карпенко, узел связи миномётного дивизиона. Ход в плену.
— Ты чего в кузове делал? — Ковбасюк еле успевал за Славкой-разведчиком, последним бежал Белоусов.
— Нас заставили машину грузить, — Карпенко жадно глотал воздух, — мы только начали — и тут бабахнуло! Мы впятером работали на грузовике. Трое, Витька, Карен и Семён на повороте выпрыгнули, Никиту шальной пулей ранило. Я его тряс-тряс, думал, очухается, а потом, вижу — всё!
— Город знаешь?
— Нет.
Районный городок — большая деревня. Здесь все друг друга знают в лицо, здесь, словно в заснеженном поле, сложно укрыться серой полёвке от лисьих клыков. Славка не сразу понял, куда ведёт разведчиков. Вначале он просто бежал и бежал, а потом вспомнил тётю Риму-почтальоншу. Она до войны разносила газеты и письма. У неё сын Борька. Они вместе когда-то играли в футбол. А уже весной, когда в городе орудовали фашисты, он с Фёдором заходил к ней как-то ночью за провиантом.
Славке помогли перемахнуть через забор, и он оказался в весеннем саду, где цвели яблони. Под одной из них стояла пустая собачья конура. Славка прошёл к воротам и впустил Ковбасюка, Белоусова и Карпенко. Разведчики спрятались возле деревянного сарая, а Славка тихо постучал в окно.
На соседней улице раздались крики и автоматные очереди. Мимо забора проехал грузовик с солдатами. Ещё один. Славка спрятался за дерево. В саду ветвистая яблоня, напоминала страшного паука на невидимых ниточках лунного света. Казалось, это страшное чудище оторвётся от земли и поползёт, вверх, к звёздам. Может быть, с собой заберёт, и Славку, и дядю Ваню-ветеринара, и командира Ковбасюка, и связиста Карпенко?
На окне задрожала занавеска, и Славка прилип к стеклу. Тётя Рима, видимо, узнала юного разведчика и открыла дверь.
— Я не один, — сообщил Славка, — нас четверо! Они возле сарая.
Тётя Рима молча кивала головой. Она провела мальчика в сени и зажгла лучину.
— У тебя кровь на лице, ты ранен? — женщина протянула полотенце, у неё дрожали руки и на глазах выступили слёзы.
— Я шиповник не заметил, — соврал Славка, — ободрался чуть-чуть. Нам бы укрыться на пару дней?
— Хорошо, ты оставайся здесь в хате, — тётя Римма сняла с вешалки ключи, — а мужики пусть в сарае.
Тётя Рима отнесла разведчикам тёплые вещи и определила их в укромное место — тесную земляную яму с деревянными настилами для хранения бульбы. Славка свалился на пол и тут же заснул.
Утром к тете Риме нагрянули полицейские. Двое курили возле ворот, а третий зашёл в хату. Славка лежал на кровати за ситцевой занавеской и отчётливо слушал их разговор. Он поискал трофейный пистолет, но, видимо, «заботливая» хозяйка убрала его вместе с грязной одеждой.
— Где пацан? — спросил полицейский.
— Какой? — удивилась женщина.
— А то ты, Римка, не знаешь!
— Первый раз слышу.
— Вчера партизаны напали на спиртзавод. Весь раздолбали! Немцы — без шнапса, злые как черти!
— Соседи говорят, к тебе кто-то ночью наведывался.
— Это кто же сказал? Поди, Нюрка — ненормальная?
— Не важно, у нас агентура работает чётко! Пацан-то где?
— Не знаю я никакого пацана! Честное слово!
— Дуришь, а зря! Всё равно их поймают. Троих уже повесили на площади. Одного подстрелили, а вот, малой — шкет и трое взрослых пока где-то прячутся. За укрывательство партизан, сама знаешь, расстрел! Тебе сколько лет-то?
— Как и тебе, сорок пять!
— А помнишь нашу классную руководительницу?
— Помню. Её, правда…
— Да. Повесили. За содействие партизанам. Короче, я тебя предупредил, а ты смотри.
Полицейский хотел выйти из комнаты, но услышал шорох за занавеской. Славку трясло, как от лихорадки. Во рту пересохло, сердце подкатило к горлу, казалось, вот-вот перекроет дыхание. Он попробовал повернуться на бок, на пол упало полотенце. Полицейский повернулся к хозяйке:
— У тебя там кто?
— Мыши!
— Может, проверить?
— Проверяй!
— Ладно, за то, что ты мне давала списывать, я тебе прощаю. Может быть, ещё и замолвишь слово, за уркагана? Просьбу не забыла?
— Помню!
Полицейский ушёл. Славка соскочил с кровати и попытался отыскать свою одёжку. Вернулась тётя Рима:
— Чего потерял?
— Пистолет.
— Он под подушкой. А штаны я постирала, они в чулане сохнут.
— Полицейский заметил меня?
— Может быть, и заметил, но он не выдаст. Этот хитрый волчище уже понял, скоро придут наши и теперь ищет связи с партизанами.
— А может быть, он специально к тебе ключи подбирает, чтоб войти в доверие, а потом и накрыть всех сразу.
— Может быть, и подбирает, но он мне помогает уже не первый раз. Надеется, что ему, бывшему уголовнику, а теперь полицаю, простят?
— Я бы не простил!
— И я!
Командир группы Ковбасюк через связных передал в партизанский отряд какую-то шифровку. Она звучала странно и даже смешно: «Весна ранняя. Сейте горох!». Эту информацию передали в центр и скоро разведчики узнали, о каком «севе» шла речь. Группа вышла из своего убежища в тот момент, когда над городом раздался оглушительный вой сирены, и на окраину города посыпались бомбы. Советские лётчики «сеяли горох» именно в том месте, где находился бывший спиртзавод — секретная лаборатория по производству бактериологического оружия.
Вернувшись в отряд, майор Ковбасюк передал своему командованию ещё одну шифровку, о результатах операции и её участниках.
«Есть потери, погиб, рядовой Бабко, проявив мужество и героизм, Фёдор Тимофеевич в критический момент своим телом накрыл гранату и спас жизнь товарищам.
Вячеслав Белкин — 14 лет от роду, показал себя, как опытный разведчик. Освободили из плена рядового Карпенко Кузьму Тимофеевича. По его словам, он родом с Украины, воевал связистом в миномётном дивизионе, попал в плен под Киевом. Нужно пробить его данные и проверить, не агент ли он Абвера?
В партизанском отряде я встретил рядового Белоусова Ивана Михайловича, проходившего в наших документах под кодовым названием: «Ветеринар». Участвовал в операции по выявлению и ликвидации секретной лаборатории. Работает профессионально.
Во время рейда получены важные документы и пробирки с насекомыми. Что с ними делать? Как переслать? Жду дальнейших указаний.
СТРЕЛОК».
СВИНОЙ ГРИПП И ЛЮДИ В МАСКАХ
В школе объявили карантин и отменили занятия. Алексей спасался от «свиного гриппа» дома. Он сидел за компьютером и разглядывал цветные снимки смертельного вируса. Под электронным микроскопом они выглядели, как новогодние снежинки на морозном стекле. Эти «пушистые красавцы и красотки» порхали по всему миру и старались проникнуть под марлевые маски американцев, китайцев, японцев, немцев и россиян. Если им удавалось «взломать» иммунную защиту организма, то они превращались в хищных «монстров» и уничтожали легкие человека.
У Алексея заработал мобильный телефон, он нажал зелёную кнопку и услышал напряжённый голос Ани:
— Дома? Закрой все форточки и не выходи на улицу. Я узнала из надёжных источников, что сейчас над городом будет летать самолёт и распылять какую-то вредную гадость.
— Ты где сейчас? — Алексей, предположил, что юная спортсменка с «надёжным источником», студентом Юрой, торчит где-нибудь в кафешке и не хочет, чтоб он их вместе видел.
— Я в спортклубе на фитнесе, — ответила Аня, — пережду опыление и домой, диски с видео привезёшь потом.
— Этот, дылда, с тобой? — Алексей выключил компьютер, — или ты одна?
— Я — одна, — Аня помолчала и добавила, — не выходи на улицу, это опасно! Алексей выглянул в окно, ему показалось, моросящий дождь со снегом, разогнал всех любителей вечерних прогулок. Странно, но в скверике и на тротуаре не было не души. Алексей набрал номер папиного телефона, занят. Мама ответила: «Буду поздно, мы готовим студию для выступления губернатора в информационном выпуске. Прямое включение по поводу «свиного гриппа».
— Что-то серьёзное? — забеспокоился Алексей, — или трепотня?
— Кто-то в Интернет выложил дезу, мол, в нашем городе эпидемия лёгочной чумы, — взволнованно сказала мама, — мол, больницы забиты умирающими, а морги завалены труппами. Все, как с ума посходили, напуганы!
— Может, так и есть? — предположил Алексей, — мне звонила Аня и умоляла, чтоб я не выходил на улицу.
— В городе, действительно, много больных гриппом, — уточнила мама, — в аптеках раскупили все марлевые повязки и арбидол, но это ещё не повод паниковать.
— Тогда зачем вся эта карусель с самолётами и опылением? — Алексей не мог понять смысла «Аниной шутки».
— Ты, знаешь, завтра по центральному телевидению будет выступать премьер-министр, — мама сделала паузу, — об этом все знают, наверное, кто-то хочет подставить губернатора. Какая-нибудь «тётя Дуня» обязательно пожалуется на плохую работу медиков. А пока будут разбираться — откуда «ноги растут» у этой «утки», то в Кремле могут сделать и оргвыводы. Короче, включай телевизор и слушай пламенную речь губера.
Алексей подошёл к окну, по дороге проехал пустой автобус, на улице никого! «У каждого своя «правда», — подумал юноша, — Аня может и обмануть, она не хочет, чтоб про её амурные отношения с Юрой узнал его друг Сергей. Мама может и заблуждаться, ей частенько «пудрят мозги» на работе по поводу улучшения жизни и всевозможных благ для народа. Она, наивная, сама верит во все эти сказки и ещё пересказывает другим. Мнений много, но истина одна! Интересно, что скажет папа?
— Как петух клюнет, так сразу ко мне, — отец «уже прописался» в своей университетской лаборатории и поэтому «любил» просвещать сына по сотовому телефону с безлимитным тарифом, — во-первых, как отмечает Всемирная организация здравоохранения, сейчас наблюдается вспышка нового штамма вируса гриппа, который можно по своим масштабам сравнить с «испанкой», самой страшной пандемией гриппа за всю историю человечества. В 1919 году от этой эпидемии умерло приблизительно сто миллионов человек и около четырёхсот миллионов переболело. Она началась в последние месяцы Первой Мировой войны и быстро затмила крупнейшее кровопролитие по числу жертв.
— Правильно говорит бабушка Маша, — Алексею кое-как удалось вставить словечко, — тебя послушать — лучше сразу умереть. Я знаю, ты сейчас сюда приплетёшь то, на чём помешан, новые разработки военных медиков и бактериологическое оружие, правильно?
— Почти, — согласился папа, — на любой «опасный яд» нужно найти противоядие и я со своими студентами ищу его, ну не по поводу «свиного гриппа», а вообще инфекционных болезней. Мы уже имеем вакцину…
— Папа, не разглашай государственной тайны,— «потребовал» Алексей, — а то и ты, и твои студенты могут лишиться Нобелевской премии.
— Хорошо, — отец ценил юмор, — какие «рекомендации» требуются от меня научные, или финансовые.
— И те, и другие, — Алексей включил телевизор, — ты слышал про самолёт и опыление, можно ли сегодня выходить на улицу?
— Свежий воздух — лучшая профилактика респираторных заболеваний, — отец, кажется, не шутил, — и свежие фрукты.
— На витамины у меня не хватает, — Алексей включил «калькулятор», — ровно трёхсот рублей.
— Данную сумму можешь найти в моём потайном месте, — отец «вышел» из эфира.
По «ящику» передавали выступление губернатора. Седеющий мужчина в красивом пиджаке что-то нервно объяснял молоденькой ведущей, произнося букву «эр» с французским прононсом. «Всех излечит, исцелит добрый доктор Айболит!» — Алексей вспомнил цитату из книжки Корнея Чуковского и выключил телевизор.
«Деньги есть, теперь самое время проведать Аню, то есть завезти ей в спортклуб видеофильм. Мнений много, но истина одна. На улице, по-прежнему, никого. Страшно и жуть!»
Алексей «вполз» в салон маршрутки и сел возле окна на самое безопасное кресло, спиной к водителю. В «Газельке» ехала солидная пара, девушка и старушка. Все таращили глаза в масках, словно по их спинам ползали тараканы, кроме одного «клиента» — подвыпившего мужчины. Он громко кашлял и, как кот, мурлыкал какую-то песенку.
— У меня что-то в горле першить, — пожаловалась моложавая дама своему «рыцарю сердца», — дышать нечем, мне кажется, точно какая-то примесь в воздухе.
— Это ты чеснока переела, — мужчина опустил повязку и, как гончая — борзая повёл носом, — так и есть, воняет!
Дама поправила ему маску.
— Я уже три часа в ней дышу, — пожаловался «рыцарь», — это не маска, а контейнер по разведению микробов, они её снимут и унесут.
— Настоящие мужики заразы не боятся, — очухался клиент без маски, и стеклянный взгляд нацелил на даму. — Жена — главная зараза!
Дама не ответила, «рыцарь» промолчал, а водитель прибавил громкость магнитофона, пела какая-то модная группа.
— Я купила в «Магните» минеральной воды, — пробудилась на кочках старушка, будто с прищепкой на носу, — всю Волгу отравят.
— И будет кирдык, — мужчина без маски вновь продрал стеклянные глаза, закатил их к потолку и чихнул.
— Рот закрывайте, — не выдержала дама, — может быть, у вас грипп.
— Хуже, — мужчина закашлял.
Водитель маршрутного такси открыл окно и закурил. Автомашина проезжала мимо аэропорта. Послышался нарастающий гул мотора и над бетонным забором в ночное небо взмыл самолёт.
— Закройте окно, — устроила «падучую» дама, — может быть, это и есть дезинфекция.
— Какая? — не понял водитель, — это рейсовый пошёл на Москву. Я недавно на рыбалку ездил, Волга сейчас, знаете, под каким льдом? Там хоть на танке еть, не провалишься, там даже быки ходят, знаете какие?
— Какие? — Алексей повернулся к водителю и замер, как бультерьер.
— Здоровенные, — водитель отпустил руль и показал размеры, — ну, я видел всего одного и то сквозь сон, он по льду мотался от лунки к лунке, без пастуха.
— Закройте окно, — попросила старушка, — а то сквозит.
Алексей назвал остановку, и водитель тормознул возле спортклуба. На улице по-прежнему было пустынно, как во время чемпионата мира по хоккею. В фойе просторного зала толпились будущие «Гераклы и Венеры». Ани среди них не было, она оказалась у тренажёров, рядом с беговой дорожкой, болтала о чём-то с подругами.
Алексей потоптался на месте, наводя резкость на стройные тела, мощные снаряды и «жирные блины» неподъёмной штанги. Неплохо устроились спортсмены. «Дёшево» и круто!
Аня заметила Алексея и подошла:
— Не ожидала!
— Самолёт уже в небе, лучше погибнуть вместе.
— Ты шутишь, а я серьёзно, вот возьми, маску на лицо!
— Банк будем грабить?
— Профилактическая мера.
Алексей по дороге к Аниному дому рассказал ей, что созванивался с Сергеем. У него всё нормально. Учится в школе, ремонтирует мотоцикл, готовится поступать в сельскохозяйственный техникум. Самое главное — научил Гоблина здороваться с Папанькой: «Привет, батя!»
Из сенсационных новостей — Барон вернулся в деревню. Он, действительно, во время его транспортировки, выпрыгнул из кузова машины, а потом нырнул с моста. Его течением, как топляк, отнесло куда-то в сторону Зелёного острова. Водитель с новым хозяином в суматохе думали, что он утонул, но Барон, очевидно, выбрался на остров и жил там, до тех пор, пока на Волге не появился лёд.
— Серёга рассказывал, видел быка. — Алексей поправил шарф, — худой, как музейные экспонат, но вернулся домой к фермеру и теперь у него живёт. Наверное, простил все обиды и ему и фельдшеру и участковому.
— Животные понимают друг друга, а люди не всегда, — Аня грустно посмотрела на юношу, — мы пока с Сергеем не можем найти общий язык, уже месяц не общаемся.
— Помиритесь, — Алексей обнял девушку.
— Всё зависит от него.
— От вас обоих.
Алексей передал Ане «болванку» с видеофильмом и рассказал ей об электронном письме от Шмидта — советского немца. Георгий порылся в германских архивах и нашёл некоторые данные о военнопленном Белоусове Иване Михайловиче. Он прислал его учётную карточку, из которой следует, что он содержался в лагерях: первого военного округа Восточной Пруссии, населённый пункт Хоэнштейн, затем в шестом военном округе, Мюнстер, Вестфалия, городе Падерборн. Номер военнопленного IB-35713. Из личных данных записано: «Профессия — ветеринарный фельдшер, из близких родственников указана жена Ирина Белоусова, проживающая по адресу: Саратовская область, Салтыковский район, село Изнаировка. Последняя запись в карточке сделана 2 августа 1944 года.
— Сведений о дальнейшей судьбе не имеется, — Алексей взял у Ани отксерокопированную копию карточки. — Как он мог попасть в эти лагеря?
— Может быть, он выполнял какое-то задание, — предположила Аня, — а может быть, так случилось?
— Версий много.
— А что тебе рассказывал разведчик Белкин?
— Посмотри фильм и всё узнаешь.
Подошли к дому, где жила Аня с родителями. Алексей попрощался и пошёл на остановку ловить маршрутное такси. На улице не встретился не один прохожий, город будто вымер.
НАПАДЕНИЕ НА БАЗУ
Славка-разведчик узнал от командира группы Ковбасюка про страшные облавы в городе. Фашисты точно озверели. Жителей целого квартала увезли куда-то на грузовиках, а их спасительницу — связную тётю Риму казнили на центральной площади.
Командир из центра получил шифровку, в которой сообщалось, что скоро на лесной аэродром должен приземлится самолёт с двумя группами разведчиков. Первая ведёт операцию «Энормоз» — сбор информации по проблемам урановой бомбы, а вторая сосредоточит своё внимание на экспериментальную лабораторию бактериологического оружия под Познанью.
Ковбасюк пригласил в свою землянку Славку-разведчика и Ветеринара. Он поблагодарил их от лица командования 4-го Управления НКВД и самого товарища Павла Михайловича Фитина — руководителя внешней разведки, за участие в операции по ликвидации секретной фашистской лаборатории.
— За нашим «лучшим другом Карпенко» надо присмотреть, — Ковбасюк выглядел хмурым и раздражённым, — только он из нас троих знал про то, что Рима поддерживала связь с партизанами.
— Может быть, случайность? — Ветеринару, видимо, не хотелось верить в то, что среди бойцов партизанского отряда находится предатель, а, возможно, и агент нацистского Абвера.
— Риму фашисты повесили на площади с табличкой «Пособник партизан», — Ковбасюк вынул пачку трофейных папирос, — значит, её кто-то выдал.
— Это, возможно, полицай, Шмель, — Славка плотнее закрыл дверь в землянку, — он учился с тётей Риммой в одной школе и просил её установить связь с партизанами.
— Ты откуда знаешь? — Ковбасюк напрягся.
— Я тогда в доме слышал их разговор, — Славка уже не сомневался — доверчивую связную обхитрил полицейский.
— Возможно, Шмель, — размышлял Ковбасюк, — а возможно и кто-то другой. За Карпенко присмотришь?
— Присмотрю, — Ветеринар опустил глаза, — такая жизнь, что скоро самому себе перестанешь доверять.
— На рассвете к нам прилетят из Центра, — Ковбасюк вынул карту, — надо подготовить аэродром для встречи. А пока даю шифровку, что у нас всё идёт по плану. Документы и ампулы в тайнике?
— Надёжно спрятано, — доложил Ветеринар, — я этих насекомых каждый день проверяю. В двух стекляшках они залиты каким-то веществом, похожим на парафин, а в третьей — живые, готовые к размножению.
Ковбасюк попросил Славку отнести в землянку радиста и шифровщика важную радиограмму, чтоб её срочно отправили в Центр.
На верхушке сосны сидела сорока. Она что-то передавала другим птицам на своём «секретном» языке. Наверное, о том, что над лесом, вот уже который день, висит «стервятник» с крестами на крыльях. Самолёт-разведчик нарезал круги в небе, прощупывая километр за километром сплошного сосняка среди топей болот. В отряде вражеский самолёт называли по-деревенски: «Рама».
«Хорошо бы в неё запустить булыжник, — думал Славка-разведчик, — да так садануть, чтоб вся охота отпала шпионить, чтоб бабахнулся о землю и на мелкие кусочки, чтоб…».
Между тем, фашистские лётчики, уже знали место расположения партизанского отряда и координировали передвижение механизированного стрелкового подразделения и отряда полиции. К летнему лагерю партизанского отряда уже спешили фашистские самолёты с тяжёлыми бомбами, а на земле сужалась плотная вражеская цепь.
Связисты партизанского отряда прослушивали эфир, полевая рация — металлический чемоданчик с антенной и наушниками, как ящичек циркового иллюзиониста, шумел и посвистывал. Иногда в эфире всплывала немецкая речь иногда наша. Но всё больше хрипел и кашлял, как тяжелобольной.
— В центр? — шифровальщик взял у Славки-разведчика бумагу, — последние сутки нас что-то фашисты здорово глушат.
— По моему они подтягивают войска к лагерю, — связист переключил какой-то тумблер, — во всяком случае, передай Ковбасюку, что мы кое-что засекли.
— Так что передать командиру? — уточнил Славка-разведчик.
— Пока ничего не передавай, — буркнул связист, — поживём — увидим, чего они хотят.
По лесу трещали сороки, где-то далеко-далеко за болотными кочками и кустами кукушка кому-то считала года, а в траве ползали муравьи. «Тепло. Светло. Красиво. Жить хочется!» — Славка почему-то вспомнил дядю Фёдора Лап-лап. Он рассказывал ему о красавице Лиде, мечтал жениться на ней после войны, а потом когда лежал раненный на бетонном полу тоже сказал: «Жить хочется!» Уронил голову и умер. Наверное, всегда так бывает, когда чего-то очень хочется — не получаешь? Вернее, получаешь, но совсем не то…
Ковбасюк и Белоусов рассматривали немецкие документы, полученные во время нападения на лабораторию. Какие-то схемы, чертежи, снимки и тексты. Бумаги кто-то аккуратно прошнуровал и поставил какие-то знаки и печати.
— Это я, полагаю, инструкции, — Ковбасюк захлопнул папку, — из Поздненского научного центра, их шефа, профессора Блома. Как переломить ход войны при помощи бактериологического оружия?
— Я одно понял, — Белоусов передал командиру какие-то листы, — там всякую заразу испытывали на живых людях, а потом их умерщвляли при помощи цианистого калия.
— Судя, по всему, Фёдор погиб в основном корпусе, — Ковбасюк что-то написал на бумаге, — в этом блоке располагались мощности по производству бактерий и проводились исследования их смертельного действия на людях и животных. Я видел, там, камеры со специальными воздуховодами для подачи, в случае необходимости, отравляющих веществ.
— Специалисты разберутся, — предположил Белоусов, — главное всё переправить в Центр.
Славка-разведчик доложил командиру о предположениях связистов — на партизанский отряд фашисты готовят нападение, среди наших бойцов надо искать вражеского лазутчика. Ковбасюк вызвал Карпенко и объяснил ему ситуацию, мол, пока суть, да дело, будет он сидеть под домашнем арестом в землянке. Ковбасюк, мол, ждёт подтверждение из Москвы — Карпенко должен сидеть, как селезень в камышах. Тише листвы — ниже травы!
Славка-разведчик отвёл Карпенко в землянку. Мальчику показалось, что взрослый дядька стал ниже и слабее.
— Ты мне тоже не веришь? — спросил солдат.
— Верю, — ответил Славка и вышел из землянки. Он шмыгнул в ельник по маленькой нужде и тут над его головой пронёсся какой-то самолёт, за ним второй и третий. Фрицы! Славка пригнулся и ломанулся в чащобу. За его спиной уже гремели взрывы.
Он упал на вздрагивающую землю и заплакал. Славка не верил своим глазам — на месте землянки, где находился Карпенко, дымилась большая воронка. Горели сосны и в том углу, где была землянка связистов.
После авиационного налёта на лесной массив спустились сумерки. Партизаны не успели оправиться от молниеносного удара, а по их позициям уже били фашистские пулемёты. Славка в обнимку с какой-то корягой, просидел целую вечность, не понимая, где немцы, а где свои. У него так было однажды, ещё до войны — утром проснулся в горящей избе у бабки в деревне и не понял сон это или не сон.
Неожиданно мальчик услышал чьи-то голоса, знакомую, родную речь. «Наконец-то, свои!», — подумал мальчик, и вышел из укрытия. Но Славка ошибся, перед ним стоял полицейский, по кличке, Шмель. Они оба узнали друг друга.
— Стоять, гнида! — полицай размахнулся и ударил Славку в лицо. Мальчик свалился с ног и больно ударился головой. Он перевернулся на живот и зажал руками нос. Из него лилась кровь. В глазах потемнело, голова гудела.
— Придурки вы лагерные, — Шмель вытер сапоги о Славкину спину, — вы думали, я вас не найду? Вы думали, я с вами в жмурки буду играть? Ошибаетесь. Германские войска — серьёзная сила! Ваш отряд состоит из дерьма! Пэонэров и пэнсионэров!
Полицаи заржали. Кто-то из них предложил добить «мальца», чтоб не мучился. Но Шмель сказал, мол, он хоть и «сопливый», но всё равно преступник, а преступников, по германским законам, надо вешать.
— Этот, гадёныш, мне ещё много интересного расскажет, — Шмель наклонился к мальчику. — Кто подорвал военный эшелон? Кто в спиртзавод лазил? Кто уничтожал моих людей? Скажешь? Правильно? Поможешь — нам и мы поможем тебе! Всё по-честному!
Славка сел на землю, потрогал опухший нос и губы. Огляделся. Со Шмелём курили полицаи. Где-то в глуши, видимо, заканчивался бой.
В ночном небе гудели самолёты. «Наверное, наши, — подумал Славка, — куда они будут приземляться? Кругом немцы? Славка провёл ладонью по карману штанов и нащупал рукоятку пистолета.
— Шмель, я готов.
— Чего ты готов? Душить котов?
— Поговорить.
— Говори!
— Давайте отойдём?
— Говори здесь.
— Нет.
— Ну, пошли. Только я у тебя карманы проверю.
Славка вынул пистолет и выстрелил. Шмель повалился на кусты, а мальчишка, скатившись в какую-то ложбинку, выстрелил ещё несколько раз. В ответ последовал шквал огня. Мощного, но не точного. Над головой свистели пули, но Славка не слышал их, он бежал по лесу, точно босиком по горячим углям.
Мальчик очнулся на берегу болота. Квакали лягушки, что-то укало и гудело. Ему показалось, нет войны. Ему показалось, все живы, и мама, и папа, и дядя Фёдор и тётя Рима. Они стояли в камышах, красивые, белые-белые, как ангелы. «Милые мои, родные! Спасибо вам за всё! Спасибо!»
Мальчик открыл глаза. Сквозь облако тумана пробивалось солнце. Он встал на колени и долго-долго о чём-то просил ангелов. Кто же ещё ему мог помочь? «Партизанская база разбита? Полностью! Об этом говорил Шмель. Может быть, кто-то остался жив на лесном аэродроме? Вряд ли, хотя там новая площадка, её начали обживать с прибытием Ковбасюка. Надо, наверно, идти туда? Ну, а куда же ещё? Не на станцию же с таким лицом». У Славки кружилась голова и болела челюсть. Он с трудом жевал ягоды и берёзовую кору.
Сколько он блуждал по лесу? Может быть, день. Может быть, неделю. Всё перемешалось в его голове. Партизанский дозор случайно набрёл на разведчика. Нашли еле живого в гиблом месте, урочище. Обрадовались, как родному сыну. Кто-то взял его на руки. Удивительно! Он не плакал. Видимо, сил не осталось даже на слёзы.
Ему рассказали, как после налёта партизаны ушли на «лесной аэродром» — резервную базу. Отряд понёс большие потери, погибших похоронили.
Командир Ковбасюк смертельно ранен, его отправили самолётом в Москву. К партизанам прибыли две группы разведчиков. Они готовят серьёзную операцию для фашистов.
ТЕЛЕФЕСТИВАЛЬ В МОСКВЕ
За окном вагона поплыл перрон вокзала. Аня послала воздушный поцелуй, а мама помахала рукой. «Трогательно? Сейчас заплачу от восторга! — Алексей кивнул провожающим, как и положено восходящей «звезде» современного кинематографа. Он ехал на Всероссийский фестиваль в Москву. Об этом позаботилась мама — режиссёр телекомпании. Она просмотрела весь отснятый на каникулах материал, помогла написать сценарий и сделать монтаж. Вернее, всё испортила!
«Где лирические зарисовки села? — переживал Алексей. — Где Барон со своей «любовью»? Где «кораблекрушитель» Серёга? Где «друзья» колорадского жука? Где? Они в корзине!»
По мнению мамы: «Это не по теме! Надо убрать всё лишнее». Алексей думал, режиссёры — терапевты, лечащие души. Нет! Они хирурги, режущие по больному.
Что оставили? Фотографии Белоусова и его письма к жене. Воспоминания о нём ветеранов войны Муромцева и Левко. Размышления «советского немца» Шмидта. Но это же хрустальная капля? От огромного айсберга! В документальную ленту добавили фронтовую хронику из видеоархива студии, наложили музыку советских композиторов и текст.
Короче, всё испортили! Всё! Алексей пытался «бодаться», но куда там! Мама в монтажной командовала, точно на своей родной кухне. «Это не то! И это не то! Здесь плохой стык. Там вздрыжки! Не в фокусе? Не берём!»
Мамины фразы Алексей воспринимал, как тупица, бездарность, посредственность и, конечно же, серость. Божественный Олимп треснул и стал рушиться от режиссёрского землетрясения! Да ещё как! В начале Алексей ощущал себя вершиной, потом глыбой, камнем, камушком, комочком, превратившегося в «невидимую пылинку», под чьей-то дешёвой «кроссовкой».
Алексей обиделся и вышел из монтажной. Походил по коридору, вышел из холла на улицу и сел под берёзку на скамеечке. Правильно говорил папа: «Документалистика — удел избранных, поцелованных Всевышнем, здесь нужен талант и чутьё! Телевидение, старик, не твоя стезя. Погляди, старик, там одни женщины? Слабый пол, но они очень «зубастые акулы». Тебя там, с твоим характером, «съедят» и не поперхнуться. Ты из другого теста, ты должен заняться наукой. Ветеринарией. Как я и как Иван Михайлович!».
Бабушка Маня тоже сказала: «Алексей, ты похож на прадеда, такой же упёртый». Как она говорила на тех кадрах? «Я любила отца, и он меня тоже, если бы не война, то другая жизнь была и мы другие. Берегите друг друга, почитайте отца и мать. Пока они живут — и вы живёте, а не будет, тогда поймёте».
Или вот ещё момент откровений Славки-разведчика. Точнее, старенького деда-инвалида. О фронтовой дружбе? «Для меня дядя Ваня и отцом был, и матерью, и лучшим другом. Проснёшься ночью от холода, руками лап-лап, а его нет. Страшно до слёз!» Ветеран улыбнулся первый раз за всю съёмку и повторил: «Лап-лап, а его нет! И дяди Фёдора тоже нет. Я малограмотный, сказать не могу, но дружба на войне — это всё! Да и в жизни. Только мы не умеем её, как вам сказать, ценить».
Но самый смешной, конечно, Папанька. Что он «закручивал» о секретах долголетия? «Всё глина! Да «зелёнка» белоусовская! Хороша! С виду жижа и пакость, лягушачий живот, а намажешься, накось! Всем, на зло, заживёт! И мужчинам на шею, и на бабьи бока! Кто испачкался ею, не померли пока!
Вы не думайте, я сумасшедший чуть-чуть. Долголетие — это и есть сумасшествие. А прибавить к «сумасшествию» капельку любви? О!».
«Советский немец» Шмидт хорошо сказал про совесть. А Надежда Александровна? На празднике цветов. «Жизнь кактус, сегодня цветёт, а завтра колючки»! Из этих «пылинок», может быть, и сложится «каркас» всей ленты и образ Ивана Михайловича Белоусова? Его вроде бы и нет в фильме, а вроде бы и есть. Какой он? Такой же, простой и не заметный, как и миллионы других солдат, не вернувшихся с войны.
В аппаратной Алексей застал шумную компанию журналистов. Все поздравляли маму с «успешным дебютом её сына». На столе стояла открытая бутылка шампанского. В руках «зубров» и «корифеев» бесшумно чокались пластмассовые стаканчики.
— Вот, и он, — мама подошла к сыну, — виновник этой канители, моя смена!
«Весёлая» компания поздравила Алексея. Оказывается, кусочек фильма уже показали в информационном выпуске. Журналисты сыпали комплименты, хотя «искушённый человек», такой как Алексей, мог сразу понять про фильм, «не бог весть что, но для первого раза, потянет».
Фрагмент фильма показали в эфире и, возможно, забыли, как сотни других, но мама продолжила свою «шпионскую» деятельность. Она позвонила какой-то подруге в региональное отделение Союза журналистов, где ей выдали список телевизионных фестивалей и конкурсов. Один из них, молодёжный, по номинации о патриотическом воспитании подрастающего поколения — подошёл. По «просьбе» родителей Алексей написал заявку и почтой отправил видеофильм в оргкомитет.
После первого отборочного тура номинанту позвонили из столицы: «Ваша работа «Дороги войны» получила хорошую оценку жюри. Приедете?». Алексей согласился. Для него поехать в Москву, как выйти в открытый космос. Мегаполис. Метро. Пробки. О чём ещё его просвещала Инна? Ах, да театры, спортивные арены, ночные клубы!
Семейный «совет» решил командировать с Алексеем в столицу папу. Он долго сопротивлялся, но мама смогла «уговорить» и его. Папа взял отгулы и отпросился у декана. Мама позвонила в Москву тёте Шуре, родной сестре бабушки Маши и договорилась о ночлеге.
Алексей валялся на верхней полке и листал глянцевый журнал. Соседи по купе пересказывали содержание телевизионных передач и статейки бульварной прессы. Глобальное потепление. Терроризм. Свиной грипп. Сериалы. Вот и весь круг тем. Но сколько эмоций? Всё ох, да ах!
— Вы маску с собой взяли? — женщина, с «породистым» лицом вынула из стакана пакетик чая, — в столице тоже грипп.
— Я не боюсь, — ответила её собеседница, похожая на продавщицу коммерческого ларька, — это мужики трясутся. Я на вокзале покупала билет и, гляжу, подходит парень, берёт четыре билета своему шефу-олигарху. То есть этот аллигатор-реформатор, видимо, сто лет хочет прожить, купил всё купе. Как они любят комфорт!
— И боятся заразиться, — добавила породистая тётя.
— Да хватит вам, — вмешался папа, изучающий какую-то научную брошюру, — мне как жена позвонила, я чуть со смеху не упал. Опыление с самолёта. Бред!
— А мне не до смеху было, — породистая дама взяла стакан, — у меня подруга болела.
— Какой-то студент-шалопай написал другому шалопаю в Интернете, — папа хлопнул брошюрой по колену, — о всяких глупостях про уничтожение бактерий. Это прочитал третий, передал четвёртому и закрутилось колесо.
— К тому же этого студента задержали компетентные органы, и теперь грозит наказание. А он не с потолка взял факты. Японцы-то применяли такой метод распыления в 1944 году, — Алексей, как десантник, сверху вниз окинул взглядом собеседников, — и заражали территории Китая и Монголии.
— Ты что имеешь в виду? — папа поправил очки. — Фарфоровые бомбы системы Иссии? Я хоть и дилетант, но кое-что помню из истории. Ты знаешь подробности?
— Нет, — ответил Алексей.
— Я знаю и могу поделиться, — папа посмотрел на изумлённые лица женщин, — на испытательный полигон японцы сбросили около двух десятков бомб. По технологии, они не долетали до земли, разрывались, а из них сыпались чумные блохи. Насекомые разлетались по всей территории участка и набрасывались на военнопленных, привязанных с железными столбами.
Женщина с породистым лицом поставила на стол стакан с чаем и накрыла его салфеткой. Вторая попутчица уставилась на папу, будто на умалишённого, но папа продолжал и его могли остановить или крушение поезда или мама:
— Этих бедных людей дезинфицировали и на самолёте доставляли во внутреннюю тюрьму, где выясняли заражены подопытные чумой или нет. Но эксперимент не имел результатов. Знаете почему? Из-за большой жары, активность блох была очень слабой. Природу не обманешь.
Женщина с породистым лицом вышла в коридор, а за ней и другая тётя.
Между тем, научная дискуссия только начиналась. Алексей тоже кое-что припас для кандидата наук:
— Американцы применяли бактериологическое оружие в Китае и Корее в 50 годы?
— В начале 1946 года научной общественности представили документ, разработанный Морским министерством США. — папа положил на подушку журнал. — Из него следует, в исследовательском центре военно-морского флота США, руководимом капитаном Альбертом Крюгером, профессором бактериологии Калифорнийского университета, во время войны разработали метод распыления тумана, содержащего болезнетворные микробы. Это исторический факт, а всё остальное лирика.
— Может быть, вирусы гриппа тоже распыляют? — Алексей вспомнил название страны. — Где-то над Мексикой «дунули» и появился свиной грипп?
— Маловероятно, — папа посмотрел на собеседника, — первые упоминания о гриппе были отмечены в 412 году до нашей эры Гиппократом. Первая задокументированная пандемия гриппа произошла в 1580 году, а вот возбудитель заболевания, вирус — злодей был открыт в 1931 году.
— Как возникают эти вирусы? — Алексей взял сотовый телефон.
— Спонтанно, так же как возникают дурные мысли в голове, — пошутил папа, — обусловленные социальными и бытовыми факторами. То есть они возникают. Они выходят наружу, и начинается пандемия. В основе любой эпидемии лежит процесс передачи возбудителя инфекции. Это как в кино. Ты снял фильм, вредный для окружающих и начинаешь заражать их интеллект.
— У меня-то фильм нормальный, — возразил Алексей, — думаю, на первое место потянет.
— Я бы на твоём месте снял фильм про Дмитрия Ивановского — великого бактериолога, — папа посмотрел на часы, — к концу прошлого века никто уже не сомневался, что каждую заразную болезнь вызывает свой микроб, с которым можно успешно бороться. В 1892 году русский учёный напал на правильный след. Оценил, изучая табачную мозаику — болезнь листьев табака, он пришёл к выводу, что её вызывает не микроб, а что-то более мелкое. Это «что-то» проникает через самые тонкие фильтры, не размножается в искусственной среде, погибает при нагревании. Самое интересное — его нельзя было увидеть в световой микроскоп. Датский ботаник Мартин Бейриник назвал это новое «что-то» вирусом. В переводе с латинского «вирус» означает «яд».
Папа продолжал свою лекцию об эволюционном происхождении вирусов. Занятие полезное, но скучноватое, мама обычно в такие моменты выражалась весьма лаконично: «Может быть, ты выключишь динамик»? И папа умолкал. Алексей слушал не возражая. Попутчицы уже вернулись и улеглись на нижних полках, а папа забрался на верхнее — и вполголоса продолжал молотить. Особенно интересной Алексею показалась космическая гипотеза, согласно которой вирусы вообще не эволюционировали на Земле, а были занесены к нам из Вселенной посредством каких-либо космических тел.
Затарабанил сотовый телефон. Звонила москвичка Инна. Она рассказала Алексею, как вечером смотрела по телевизору канал «Культура» и чуть не померла от восторга. Ведущая беседовала с бородатым кинорежиссёром — председателем фестиваля. Говорили о программе форума, а потом показали фрагменты некоторых работ.
— Самый-самый про солдата Белоусова, — радостно гудела трубка, — это твой фильм. Там давали ему какие-то оценки, но я не поняла.
— Хорошие?
— Разные, — в трубке что-то засвистело, — а ещё я себя видела и Аньку. Это когда мы фотографии рассматривали у бабы Мани. Прикольно!
— Позвони Ане! — попросил Алексей, — я же обещал сделать её звездой!
— Она уже знает, — трубка зашипела, — ей Серёга звонил.
Связь прервалась. Алексей положил телефон. «Где-то убывает, где-то прибывает, иначе не бывает!» — вспомнил он Папанькину присказку. Видимо, где-то убавилась на капельку — зло и добра стало больше! Инна рада за мой успех. Аня с Серёгой помирились! Я увижу Москву. Метро. Красную площадь. Кремль!»
Вновь заиграла мелодия сотового телефона: «Вас беспокоит Майкл Матыс. Я — журналист из газеты «Торонто». Это издание русской общины в Канаде. Мы, можем с вами встретится на фестивале?
— Конечно! — Алексей подскочил на полке и стукнулся головой.
— Меня заинтересовал главный герой вашего фильма. Честно сказать, я не понял финала ленты. Какая дальнейшая судьба солдата?
— Он погиб в плену.
— У вас есть его фотографии, которые не использованы в фильме?
— Нет
— Жаль, — Матыс говорил совсем без акцента, — я встречался с одним ветеринаром, который родом из России. Сейчас он живёт в Австралии. Знаете, доктор Айболит, который лечил когда-то кенгуру и жирафов. Он чем-то похож на вашего главного персонажа. Говорили, что он служил в разведке.
Алексей слушал канадского журналиста и не верил своим ушам, казалось, его кто-то разыгрывает. Матыс коротко поведал «фантастическую» историю про Ветеринара. Вроде бы он в годы войны жил в Германии, в одной из конноспортивных школ лечил лошадей, а однажды ему на осмотр привели овчарку по кличке Блонди. Вы не поверите — принадлежавшую самому Гитлеру. Ветеринару сообщили, что её подарил фюреру Мартин Борман в 1941 году. Ветеринар осмотрел собаку и выписал лекарства.
Блонди ещё долго оставалась с хозяином, даже когда тот переместился в бункер под Рейхсканцелярией в апреле 45-го. Там породистая овчарка принесла приплод из пяти щенков. Гитлер назвал одного из них Вольф, то есть в переводе с немецкого волк. Перед тем как покончить с собой, фюрер приказал своему лечащему врачу Людвигу Штумпфеггеру умертвить Блонди, дав ей таблетки цианида. Вот такая история.
— Не может быть, повторял Алексей, — по моим данным Белоусов погиб? Он не мог…
— В жизни разведчиков всякое бывает, — заметил Матыс. — Я о своём приятеле-ветеринаре тоже ничего не знаю, но могу поинтересоваться у австралийских коллег.
— Это интересно, узнайте, — Алексей вспомнил важную деталь, — а ещё у Белоусова на левой руке выколот номер IВ-35713.
— Окэй! — Матыс попрощался, — до встречи!
Фестиваль Алексею чем-то напомнил Новогоднюю ёлку в городском Дворце творчества юных. Всех собрали на праздник и поздравили, а потом раздали подарки. Лауреаты получили дипломы и призы. Алексею вручили новенький «ноутбук». Не обошлось и без казуса. Председатель жюри поздравил юного документалиста с призовым местом и передал коробку с подарком. Самое главное — красивый диплом. Алексей передал всё помощнику. Папа посмотрел, и оказалось, что в дипломе стоит не его фамилия. Перепутали?
После торжественной церемонии рамку поменяли. На фуршете перед участниками выступили известные политики, режиссёры и актёры. Сыпали комплименты, поздравляли и учили уму-разуму. Видимо, здесь присутствовали представители двух направлений в искусстве. Одни считали, что документальное кино — это новые формы и динамика, а потом уже содержание. Другие — ставили акцент на содержании. Как сказал один режиссёр «пусть в фильме будут сплошные говорящие головы, но он должен меня чему-то научить, дать пищу для ума».
— Если бы он снимал фильм про Змея-Горыныча, — заметил папа, то у него он был бы трёх серийным. В первой серии о своей жизни рассказала бы одна голова. Во второй — вторая, а в третьей — третья!
Алексей ел салат с руколой. Не деликатес, но вкусное блюдо — с ломтиками мяса, макаронами, помидорами и зеленью. Запивал его минеральной водой и жалел, что на торжества не приехала Инна. Здесь было столько отечественных звёзд киноэкрана, сценаристов и режиссёров, как в дендрарии редких деревьев. Можно было запросто взять автограф и сфотографироваться с любым из них для «семейного архива». А ещё бы она посмотрела, как он «краснел», отвечая на вопросы канадского журналиста и позировал перед его фотокамерой.
В Ховрино к тёте Шуре приехали поздно вечером. Сели за стол. Почаёвничали. Пообщались. Папа настроил новый компьютер, и Алексей специально для тёти Шуры поставил документальный фильм про её отца. Она смотрела кино и плакала.
ГИТЛЕРОВСКАЯ ОВЧАРКА
Славка-разведчик долго болел. Неизвестно выжил бы мальчик, если не хлопоты Ветеринара. Он лечил его какими-то отварами и солнечными сказками о будущей мирной жизни. «Закончится война, выучишься на инженера. Женишься на одной из моих дочек. У нас будет дружная семья».
К этому времени Белоусов отпустил густую бороду и постоянно ходил с русско-немецким словарём. Славка догадался, что Ветеринар готовится к очередному заданию Центра. Он видел у него какие-то вражеские документы, а однажды в землянку вошли два незнакомых «дядьки». В руках один держал серо-зелёную униформу солдата сухопутных войск вермахта, а другой — офицерскую. Они повесили кители, и вышли, а Славка почему-то с нарастающей тревогой глядел на вражескую форму. Над клапаном правого кармана выделялся нагрудный знак. Hoheitsabzeichen — эмблема орла, сжимающего в когтях круг со свастикой.
Славка-разведчик достал из укромного места свой восьми зарядный «полицай-пистолет», щёлкнул флажковым предохранителем на затворе-кожухе. Пистолет системы «Вальтер» — подарок Ковбасюка — имел ударно-спусковой механизм двойного действия, позволяющий производить первый выстрел без предварительного взведения курка. Прицелился. Он представил, что перед ним стоит его давний «приятель» Шмель. Для него разведчик не пожалел бы патронов за смерть тёти Риммы, Карпенко, связистов-шифровальщиков.
В землянку вошёл Белоусов. Он сел радом со Славкой и долго молчал.
— Через неделю, — Иван Михайлович потрепал мальчика по густой шевелюре, — я, наверное, уйду с нашими бойцами из «школы». Их надо проводит до станции, и посадить на санитарный поезд, который пойдёт в Германию.
— Это их форма?
— Да!
— Они разведчики?
— Чешут по-немецки, будто их родной язык.
— А потом я на какое-то время исчезну, но обязательно вернусь.
— Как же Шмель? Ты сам говорил, он после ранения очухался. Эта гитлеровская ищейка. Ты же обещал ему «накрутить хвоста»?
— Пусть пока гуляет, но время придёт…
— Дядя Ваня возьми меня с собой. Я на товарной станции всё знаю и меня там помнят. Возьмёшь?
— Я не всё решаю, посмотрим. Во всяком случае — буду просить!
— Дядя Ваня, ты постарайся.
— Знаешь, Славка, завтра наши связные пойдут в город, хочешь, мы Шмелю весточку с ними отошлём?
— Давай.
Белоусов разорвал на части фашистскую листовку и написал: «Шмель — сука! Недобитая, гитлеровская овчарка! Предателю — смерть! Жди в гости. Славка-разведчик и Ветеринар».
— Пусть погавкает!
— Повоет!
Разведчики вышли на рассвете. Два «немца», Белоусов и Славка. Они прошли мимо землянок, блока питания и большой открытой площадки — лесного аэродрома. Облако утреннего тумана следовало за ними, словно огромное приведение, которое усиливало каждый неосторожный шаг и шорох.
Хорошо филину, — Славка берёзовой палкой «подбил» сушёный гриб, — ему не страшны ни минные поля, ни засады, ни патрули. «Герой» гоняет по ночам за мышами, а днём лупит зенки. Хорошо болотным кочкам шевелить косматой «головой». Хорошо осинам — сколько для них воды и неба? Хорошо реке! Хорошо паровозу! Кому плохо?»
Товарная жила обыденно и напряжённо. Проходили эшелоны с вооружением — на восток. С ранеными — на запад. В ремонтных цехах восстанавливали паровозы и металлические платформы. Иногда на станцию налетала советская авиация.
«Немцы» вышли на платформу железнодорожного вокзала, а Славка-разведчик и Ветеринар остались возле водонапорной башни. До прибытия санитарного поезда оставались считанные минуты, и они решили «потоптаться» ещё немного, чтоб наверняка знать, что свою скромную миссию они выполнили. «Немцев» остановил военный патруль. Проверил документы и пропустил в здание вокзала.
Ветеринар остался у деревянного забора, а Славка, отыскав лаз, нырнул куда-то внутрь, чтоб встретится с рабочими-путейцами и получить от них информацию о прохождении военного эшелона с танками.
Белоусов походил взад и вперёд, закурил. Славки не было. Ждёт подпольщиков или попал в засаду? Через щель в заборе Иван Михайлович увидел, как Славку остановил полицейский патруль. Он показал документ, состряпанный на скорую руку в партизанском отряде. Видимо, не подействовало и мальчика повели в сторону паровозного депо. К патрулю подошёл ещё один полицай, с перевязанной рукой. Этот раненный с ходу вцепился Славке в рубашку и начал трясти. Ругался-ругался — ударил мальчика в лицо. Славка свалился с ног. Полицай вынул из кобуры пистолет и приставил к его голове. Славка встал, что-то сказал ему, показывая рукой в сторону забора, где прятался Белоусов.
Ветеринар затаился, оружие они оставили на окраине леса, а с пустыми руками «дёргаться» — не было смысла. Между тем, Славка вёл «забинтованного» к лазу в заборе. Белоусов услышал, как полицай сказал: «Подожди» и увидел, как тот отодвинул доску и просунул голову.
Белоусов ударил неприятеля кулаком по шее, вцепился в его тёмный пиджак и затащил в лаз. Следом нырнул Славка.
— Это Шмель, — мальчик подобрал валявшийся в траве пистолет, — он меня сразу же «срисовал», а я ему наплёл, что у меня тут тайник.
— Вставай сволочь, — приказал Белоусов, — гитлеровская овчарка! Детей и женщин расстреливал? Стариков?
Шмель, будто пьяный, мотал головой, испуганно тараща глаза: «Не убивайте, я вам пригожусь, фраером буду, не убивайте!»
— Римма — твоих рук дело?— Белоусов взял у Славки «Вальтер», — повторяю, Римму, ты вешал?
— Мне приказали, — заскулил Шмель и встал на колени, — не убивайте.
Славка прижался к доскам и следил, как вражеский патруль подходит к забору. «Шмель, ты где?» — позвал его кто-то из полицейских. Белоусов повернулся в их сторону. Этим воспользовался Шмель. Он вскочил на ноги и побежал. Белоусов выстрелил, полицейский споткнулся, будто ему поставили подножку и упал.
Славка отодвинул доску у лаза, и Ветеринар выстрелил в сторону патруля. Один из них охнул и повалился, двое других открыли пальбу по разведчикам.
Белоусов почти не отстреливался, он бежал за Славкой и молил Бога, чтоб им, хоть раз в жизни, повезло. Они оказались на железнодорожных путях между двумя эшелонами. Осталось «нырнуть» под колёсами вагона и «вынырнуть» возле разрушенного цеха, за которым начинались посадки. А там — лес! Но эшелон тронулся, и разведчикам ничего не оставалось, как забраться в один из вагонов. Первым влез Ветеринар и подхватил Славку.
Немцы отчаянно палили по вагону, но разведчики уже поняли — им повезло, они вырвались.
Не успели отдышаться, новая станция, Ветеринар собрался выпрыгнуть, но заметил немецких солдат. Они стояли возле железнодорожной насыпи. Поезд затормозил и остановился. Послышалась вражеская речь, кто-то осматривал вагоны. Разведчики спрятались в углу за соломенными тюками. Их вагон открыл солдат в каске. Торопливо посмотрел и захлопнул дверь, а потом, видимо, на какой-то крюк.
Ветеринар лежал с зажатым в руке «Вальтером». Славка вцепился ему в штанину и не отпускал её до тех пор, пока эшелон не тронулся.
— Главное, чтоб в Берлин не уехать, — пошутил Белоусов, — Гитлер выходит из Рейхсканцелярии, а мы ему бац по голове.
— Я бы его тоже «отблагодарил» за всё, — грустно улыбнулся Славка, — за мамку, за тётю Римму, за Ковбасюка.
Разведчики оказались в ловушке. Белоусов прижался к вагонной щели и замер. Эшелон мчался на Запад мимо посадок, мимо станций, маленьких и больших сёл.
— Едем по родной стране, — печально произнёс Ветеринар, — а такое ощущение, будто кругом карантин ящура. Всё — опасно! И руками трогать и говорить, и дышать. Эпидемия фашизма!
Белоусов сел на тюк соломы и сунул в карман пистолет. Славка подполз на четвереньках к нему, готовый разрыдаться.
— Безвыходных ситуаций не бывает, — ветеринар дотронулся шершавой ладонью до щеки мальчика, не бывает. Мы вырвемся, обязательно. Запомни, Славка, где бы ты не оказался, спрашивай город Клипцы, там есть старенький храм. В церкви служит иеромонах Иероним. Его надо обязательно найти, а он подскажет к кому из подпольщиков обратиться.
Эшелон остановился на какой-то станции, послышались голоса обходчиков. Может быть, полицаев? Решили рискнуть. Как иначе? Славка забарабанил в дверь. Её открыл какой-то мужик в мятой фуражке.
— Ты кто? — спросил дядька.
— Я Славка, — ответил мальчик, — я в Германию еду, за мамкой, мне бы попить.
— Ты чё дурак? — мужик стукнул молотком по колесу, — скажи спасибо, на меня нарвался. Давай, чеши! Не то патруль вызову!
— Дверь не закрывайте. — Славка шмыгнул под колёса эшелона, — я, может быть, вернусь?
Славка отбежал от эшелона на безопасное расстояние. Остановился. Ветеринар остался в вагоне? Зачем? Он сказал — так надо! Славка забрёл в какой-то полуразрушенный дом. Усталости он не чувствовал, но ему страшно хотелось есть. Где искать этого иеромонаха?
На следующий день Славка пошёл на базар, долго толкался среди толпы, искал знакомые лица, узнал, где находится старенький храм, и пошёл туда. В одном из переулков его остановил вражеский патруль.
КРАСНЫЙ ТЮЛЬПАН
Девятого мая в музее Боевой Славы на Соколовой горе собрались участники Великой Отечественной. Седые и старенькие. Грустные и молчаливые. Им дарили цветы, поздравляли с Победой! Они аплодировали ораторам и на их пиджаках, словно гильзы, звенели медали. «За оборону Москвы», «За оборону Киева», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне», За победу над Японией», «За отвагу»…
Ведущая встречи пригласила к микрофону Вячеслава Архиповича Левко. Он встал из-за стола, подошёл к трибуне и печально произнёс: «Старая гвардия уходит, но не сдаётся». Бывший разведчик рассказывал залу как он, мальчишкой потерял отца и мать, как он попал в партизаны, как он ходил на задания, вместе со взрослыми дядьками, как попал в плен и концентрационный лагерь для малолетних узников и чудом остался жив.
— Спасибо тем, кто выпустил Книгу Памяти. Здесь, списки не вернувшихся с войны, — сказал ветеран, — Спасибо! Здесь есть имя моего боевого друга Белоусова. Мне хочется эту Книгу передать его дочери и внуку».
К ветерану подошёл Алексей и бабушка Маня. Мальчик взял книгу, а бабушка поклонилась в пояс залу. Бабушка плакала. Она знала, в этом шестом томе, про её отца, имеется скупая запись, «родился в 1901 году в селе Изнаировка Салтыковского района Саратовской области. Пропал без вести в 1943 году. Одна строка и целая жизнь…».
Алексей взял бабушку под локоть. Зал зааплодировал и встал.
Ведущая что-то объявила, и в зале погасили свет. На мониторе появились титры документального фильма «Дороги войны». Алексей знал его наизусть, как стихотворения Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом»:
Я убит подо Ржевом,
В безымённом болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налёте.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна ни покрышки…
Его Ветеринар такой же солдат. О чём он думал в последнее мгновение? О жене? О дочках? О друзьях? О Победе? Сколько раз Алексей смотрел этот фильм? Много и каждый раз у него возникали всё новые и новые вопросы. Где погиб Ветеринар? Как? Это братская могила, или безымянный холмик, заросший травой и ромашками?
На экране — гремели взрывы. Алексей всматривался в лица зрителей, ребят из кадетского класса, девочек из художественной самодеятельности. Он почему-то вспомнил лето, город, музыкальный магазин. Инну. Она сидела за фортепиано? Да! Играла лирический романс Чайковского. У неё было такое же лицо? Красивое и живое.
Фильм закончился. Зрители потянулись из зала. На асфальте блестели лужи.
— Я тебя, наверное, не всё рассказал, — Левко с Алексеем вышел в парк и сел на лавочку, — но я и сам не знаю, что произошло в лагере для военнопленных, где находился Ветеринар. Как он туда попал? Не знаю. Мы как расстались на станции, так и всё. Я его больше и не видел. Сам в двух шагах от церкви, в двух шагах от спасения — попал в лапы к врагам.
Про концлагерь говорить не буду. Тошно! Там у меня кровь брали, в глаза что-то прыскали. Нас освободили танкисты. Уже после дня Победы я подорвался на мине. Меня привезли в один госпиталь — еле выходили. Ногу потерял, но остался жив. Там я познакомился ещё с одним узником, который рассказал мне, что Белоусов с друзьями из лагеря бежал. Они разоружили конвой и вырвались в горы.
Из-за туч выглянуло солнце. Вячеслав Архипович и Алексей сидели молча. После дождя — потеплело. К ним подошли мама, папа и бабушка Маша. У неё в руках белел маленький букетик ландышей.
— Я тебе забыла передать газету, — старушка села рядом с внуком, — от фермера Дубкова. Здесь про Барона написано. Дядя Коля просил, чтоб ты эту заметку Ане показал, пусть не обижается. Барон теперь самый известный в районе.
— Хорошо, передам, — сказал внук, — может быть, даже сегодня?
Взрослые заговорили о взрослых проблемах. Алексей достал сотовый телефон и ещё раз прочитал sms от Инны: «Москву покажу в следующий раз. И ещё, я знаю точно, земное притяжение существует!!!».
После дождя на веточках берёзы, словно на пушистых ресницах блестели дождинки и падали на лафет пушки. Кто-то в её ствол воткнул тюльпан. Красный цветок на ветру медленно качался из стороны в сторону. Странно качался, как будто маятник…
