Текст статьи
Сегодня на сознание и поведение людей в немалой степени влияет представление о том, какой была прошлая жизнь. Именно поэтому история России ХХ века и особенно события Великой Отечественной войны стали ареной острой политической борьбы. Известно: выстрелишь в прошлое из пистолета — будущее ударит по тебе из пушки. Сейчас же по советскому периоду истории палят из орудий всех калибров. В конце 50-х гг. военный теоретик У. Джексон выпустил в Англии книгу «Семь дорог в Москву», он охарактеризовал в ней вражеские нашествия на Россию с древнейших времён и сделал вывод: «Вооружённые походы на неё всегда терпели неудачу, как доказали вторжения шведов, французов и немцев. Больше того, размеры катастроф прогрессивно увеличивались с каждым последующим нашествием. Единственная надёжная дорога в Москву — путь викингов, давших конструктивные услуги, которые хотел и просил сам русский народ. Будем надеяться, что никто никогда не соблазнится осуществить вооружённое решение, которое, как учит история, потерпит неудачу и может повлечь за собой ядерное уничтожение человечества».
Стратеги Пентагона цитировали высказывание немецкого военного теоретика К. Клаузевица: «Россия не такая страна, которую можно действительно завоевать, т.е. оккупировать... Такая страна может быть побеждена лишь собственной слабостью и действиями внутренних раздоров». Страны НАТО много лет вели оголтелую политическую, экономическую и нравственно-психологическую войну против СССР, чтобы вызвать в нем возникновение этой слабости и раздоров. В программе Совета безопасности США, принятой в 1961 г. после Карибского кризиса, обосновывалась необходимость взорвать СССР изнутри. Для этого ставилась задача представить его как последнюю и самую хищную империю на земле, доказать, что он «не был архитектором победы, а является таким же злодеем, как и фашисты», предлагалось «с помощью агентов влияния захватить средства массовой информации, разрушить коллективистский образ жизни, отрезать прошлое от настоящего, тем самым лишив страну будущего». Особое внимание иностранные спецслужбы и их органы печати уделяли и уделяют нашей молодёжи. Американский журнал «Кольерс», выпустивший в октябре 1951 г. специальный номер, посвящённый «завоеванию и оккупации» СССР американской армией, писал: «Необходимо добиться того, чтобы в будущей войне (в Советском Союзе) не было «Молодой гвардии», не было Космодемьянских и Матросовых».
Большевики за многое подлежат осуждению, нельзя оправдать репрессии, недостаточно оправданную политику по отношению к крестьянству, ставку на безоглядный интернационализм, грубые просчёты в экономике и подборе ответственных руководителей государства. Разложившаяся и предавшая народ и рядовых коммунистов партийная верхушка не заслуживает никакого снисхождения в оценке губительной для нашей страны их деятельности. Но не надо забывать то, что СССР был великой державой, добился для себя справедливого геополитического пространства, первым запустил в космос человека, по качеству жизни в 1990 г. (по данным рейтинга ООН) мы были на 26-м месте в мире. А в 2000 г. Россия заняла 60-е место. «Демократы», восприняв формулу Рейгана «СССР — империя зла», преднамеренно очерняют деятельность советской власти, которая установила более справедливый общественный строй, дала простор производительным силам, сумела победить в ужасной войне с Германией и её союзниками. Они «забывают» о её выдающихся достижениях в социально-культурной области, преподносят советское прошлое таким образом, что это растлевает общество, подрывает возможности воспитывать молодое поколение в любви к своей Родине.
СМИ распространили столь много бессовестной лжи, небылиц и фальшивок, что в событиях Отечественной войны сейчас не найдешь ничего такого, что было бы не извращено, не опошлено, не оклеветано. Нелюбовь и презрение к России очернители прикрывают ненавистью к советской власти. Они игнорируют её выдающиеся достижения: крепкую социальную защищённость трудящихся, право на труд и отдых, бесплатное образование, бесплатную медицинскую помощь, низкий уровень преступности, отсутствие национальных конфликтов и резкого разделения на очень богатых и бедных. Для очернителей нет ничего святого: ни полководческого гения Г. Жукова, ни подвигов А. Матросова, З. Космодемьянской, Чайкиной, Ю. Смирнова, ни благородства миллионов наших солдат, ценой своей жизни защитивших Родину и освободивших Европу от фашизма. Стремясь уничтожить историческую память нашего народа, они уверяют, что советские правители наделали столь много непростительных ошибок, совершили столько преступлений, к тому же и воевали мы не за правое дело, что в Отечественной войне нет ничего такого, чем можно было бы нам гордиться.
КТО РАЗВЯЗАЛ ВТОРУЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ?
Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу и закончилась 2 сентября 1945 г. капитуляцией Японии. В эту самую разрушительную, самую кровопролитную во всей истории человечества войну было вовлечено 72 государства, погибло 55 миллионов человек. Кто развязал ее? Гитлер и его окружение? И больше никто не виноват?
В романе Ю. Полякова «Замыслил я побег…» сказано: однажды Международный исторический фонд имени Иосифа Флавия пригласил генерала Бориса Исааковича выступить на научной конференции «СССР как главный инициатор Второй мировой войны» и даже пообещал приличное вознаграждение в долларах. «Борис Исаакович в своём кратком сообщении блестяще, ссылаясь на документы, объяснил, кто на самом деле был главным инициатором войны. …гонорар генералу почему-то не заплатили. Более того, к нему как бы приклеили некий предупредительный ярлычок, и уже больше никогда никакой фонд не приглашал его ни на одну конференцию…».
Много лет средства массовой информации внедряют в общественное сознание ложь об ответственности советского правительства за начало войны. Немецкий историк В. Глазебок и другие последователи нацистов провели кампанию под лозунгом «Война по вине Германии — ложь». В учебнике А. Кредера «Новейшая история. ХХ век» СССР объявлен «соучастником развязывания новой войны». На самом деле советское правительство сделало все, что от него зависело, чтобы предотвратить войну, а колоссальная ответственность за её начало лежит на руководителях Англии и Франции. Подталкивая Германию к походу против СССР, они, уступая её территориальным притязаниям, не приняли наши предложения о коллективной безопасности, на которую советское руководство сделало ставку ещё в середине 30-х годов.
В учебных пособиях Л. Пятницкого «История России для абитуриентов и старшеклассников» (1995) и А. Левандовского и Ю. Щетинова «Россия в ХХ веке» (1997) для 10-11 классов общеобразовательных учреждений утверждается, что наше правительство, заключив советско-германский договор от 23 августа 1939 года, допустило крупную внешнеполитическую ошибку. Осуждая этот пакт, многие пишут, что он привёл к мировой войне. Такой мотив преобладал за «круглым столом» в 1989 году в Институте США и Канады АН СССР. В. Дашичев обвинял в агрессивности СССР, который якобы инициировал войну: «Подписав с Гитлером пакт о ненападении, Сталин подписал тем самым приговор Советскому Союзу, ибо он позволил осуществить общий стратегический план войны, который разрабатывался германским генералитетом ещё со времён первой мировой войны. Сталин ликвидировал сдерживающий фактор России для Гитлера и позволил ему таким образом разбить Францию и укрепить свой тыл для главной цели — разгрома Советского Союза. С Германией категорически нельзя было заключать договор, ибо он открыл зелёную улицу второй мировой войне».
Значит, Сталин поступил недальновидно и неблагородно по отношению к Франции, не понял, что она и Россия — традиционные союзники, находящиеся в одной лодке. В 1935 году был заключён договор о взаимопомощи между СССР, Францией и Чехословакией. А что было потом?
Франция и Англия, поддержанные США, изо всех сил давили на чехословацкое правительство, которое не хотело удовлетворить агрессивные притязания Германии и уступить ей Судетскую область. 21.09.1938 года в два часа ночи послы Англии и Франции пришли к президенту Чехословакии Э. Бенешу и предъявили ультиматум: «Если война возникнет вследствие отрицательной позиции чехов, Франция воздержится от всякого участия, и в этом случае ответственность за провоцирование войны полностью падёт на Чехословакию. Если чехи объединятся с русскими, война может принять характер крестового похода против большевизма, и правительствам Англии и Франции будет очень трудно остаться в стороне». После этого последовало позорное Мюнхенское соглашение от 29.09.1938 года, когда Франция и Англия цинично бросили Чехословакию в ноги Гитлеру, лишив её пятой части территории, половины тяжёлой промышленности.
Это по своей сути был сговор против Советского Союза. Война готовилась для нового передела мира, для захвата территорий. По словам английского историка А. Тейлора, «англичане с ужасом отшатнулись» от предложения заключить договор с СССР: «война, в которой они бы сражались на стороне Советской России против Германии, для них была немыслима» (Вторая мировая война: два взгляда.1995). Шарль де Голль писал: «…когда в сентябре 1939 года французское правительство… решило вступить в уже начавшуюся к тому времени войну в Польше, я нисколько не сомневался, что в нем господствуют иллюзии, будто бы, несмотря на состояние войны, до серьёзных боев дело не дойдёт», в 1939-1940 гг. во Франции «некоторые круги усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере, они были озабочены тем, как нанести удар по России» (Вторая мировая война в воспоминаниях.1990).
Весомые факты говорят о том, что советское руководство сделало очень многое, если не все, чтобы предотвратить войну. Летом 1939 года оно большой заинтересованностью вело переговоры с Англией и Францией о заключении оборонительного пакта, но их хитроумные правители строили иные планы (не стоит забывать заявления их послов о «крестовом походе против большевизма») и, обманув самих себя, попали в немецкую ловушку. Зная, что не позже сентября вермахт нападёт на Польшу (11.04.1939 г. Гитлер подписал «план Вайс» — о подготовке войны против неё), они решили пожертвовать ею, чтобы расчистить дорогу Германии на Восток.
11 августа 1939 года английская и французская миссия прибыли в Москву для переговоров, не имея полномочий заключить военное соглашение (английскому адмиралу Драксу документ прислали лишь к концу переговоров). По словам английского дипломата Г. Феркера, «задолго до прибытия британской военной миссии английское посольство в Москве получило инструкцию правительства, в которой указывалось, что переговоры ни в коем случае не должны закончиться успешно». В секретном наставлении для английской делегации говорилось, что «британское правительство не желает быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах». 8.08.1939 года посольство США в Англии сообщило в Вашингтон: «Военной миссии, которая в настоящее время отправляется в Москву, было дано указание приложить все усилия, чтобы продлить переговоры до 1 октября». Американский посол в Москве Д. Дэвис докладывал в Вашингтон: «По непонятным причинам европейские демократии не хотят укрепить свои позиции, опираясь на мощь Москвы. Вместо этого Англия и Франция делают прямо противоположное, подыгрывая целям нацистов и фашистов». Министр внутренних дел США Г. Икес посчитал: «Чемберлен... надеется, что Гитлер в конце концов решит двигаться на Восток, а не на Запад. Вот почему он медлит в отношении соглашения с Россией».
Начальник генштаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер написал в служебном дневнике 14.08.1939 года: «Англичанам дано понять, что фюрер после разрешения неизбывного для Германии польского вопроса ещё раз обратится к Англии с предложениями. В Лондоне поняли. Париж также знает о нашей решимости. Поэтому весь большой спектакль приближается к своему концу... Англия уже теперь зондирует почву на предмет того, как фюрер представляет себе дальнейшее развитие обстановки после разрешения польского вопроса».
Во время переговоров нашему правительству стало ясно, что главная цель Англии и Франции — столкнуть СССР с Германией. Англичане вели в Лондоне тайные переговоры с немцами тогда, когда англо-французская делегация обсуждала в Москве варианты военного соглашения с СССР, это они использовали как средство давления на Германию. Великобритания вынашивала план создать англо-германский союз. 29 июня 1939 года её министр иностранных дел Галифакс от имени своего правительства выразил готовность договориться с немцами по всем вопросам, «внушающим миру тревогу». Предварительный зондаж проводили видные члены консервативной партии, предлагавшие «Гитлеру разделить мир на две сферы влияния: англо-американскую на Западе и германскую — на Востоке» (НГ.30.06.2000).
Советский посол в Лондоне И. Майский сообщил В. Молотову: германское руководство пришло к выводу, что «Англия и Франция не способны к серьёзной войне и что из переговоров о тройственном союзе ничего не выйдет». Гитлер ожидал, что они оставят Польшу на произвол судьбы, расценил это как очевидную слабость и решил использовать их затаённые планы в своих целях. 22.08.1939 года Гитлер сказал на совещании германской верхушки: «Несчастных червей — Даладье и Чемберлена я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас… Польша будет опустошена и заселена немцами…». Генерал Г. Гудериан в «Воспоминаниях солдата» утверждал: «Гитлер и его министр иностранных дел были склонны считать, что западные державы не решатся начать войну против Германии и у неё поэтому развязаны руки для осуществления своих целей в Восточной Европе». Генерал К. Типпельскирх писал в «Истории второй мировой войны» об убеждённости Гитлера в том, что они не решатся напасть на Германию, если она обрушится на Польшу: «Когда Гитлеру перевели ультиматум английского правительства, он точно окаменел — он понял, что ошибался относительно возможной реакции англичан и действовал слишком неосторожно». Англия и Франция, объявив 3 сентября 1939 года войну Германии, не стали вести против неё активных боевых действий, на что надеялась Польша. Дав обязательство защищать её, они предали свою союзницу, спокойно наблюдая, как немецкие войска бьют польскую армию.
Генерал-фельдмаршал Э. Манштейн в книге «Утерянные победы» отметил, что «французская армия с первого дня войны во много раз превосходила немецкие силы, действующие на Западном фронте». А. Тейлор считал: «Если бы французы предприняли наступление, у немцев не было бы возможности сопротивляться». Немецкий генерал Йодль на Нюрнбергском процессе признал: «Если мы ещё в 1939 году не потерпели поражения, то это только потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными». Эта «странная война» стала логическим продолжением полностью провалившейся политики «умиротворения», попыткой сохранить возможность столкнуть в дальнейшем Германию и СССР.
Поносить Сталина за пакт о ненападении с Германией — это либо странное нежелание вникнуть в исключительную сложность и опасность международной обстановки того времени, либо привычка бездумно поддакивать тем, кто привык мазать советское прошлое черной краской. Г. Димитров записал в дневнике сказанные 7.09.1939 года Сталиным слова: «Мы предпочитали соглашение с так называемыми «демократическими странами» и поэтому вели переговоры, но Англия и Франция хотели иметь нас в батраках и при этом ничего не платить». Авторы учебного пособия «Россия. Век ХХ» (Воронеж.1997) вводят в заблуждение читателей, заявив, что Сталин выбрал в союзники Гитлера, «поскольку для него более близким по душе, похожим, да и понятным был германский «национальный социализм», нежели «классово чуждый буржуазный парламентаризм». Немецкое правительство несколько раз предлагало Москве заключить договор, но не получало ответа. Если бы она снова не приняла этого предложения, то у Гитлера появилась бы хорошая возможность в удобный для Германии момент объявить: Россия не хочет заключить с нами пакт о ненападении, готовит агрессию против нас, и с ней надо говорить языком оружия. Если бы события пошли по этому пути, то этому радовались бы Лондон и Париж, мечтавшие о том, что Германия и Советский Союз столкнутся, обескровят друг друга, а потом они, как хозяева положения, продиктуют им свои условия мира. У Франции и Англии были договоры о ненападении с Германией, а СССР почему-то не мог совершить то, что сделали эти государства, которые к тому же вели с нею переговоры о военном союзе.
Августовский пакт с Германией был полностью оправдан, никакого иного решения, более надёжно отвечавшего интересам безопасности СССР, не имелось. Попытки заключить равноправный договор о взаимопомощи с Англией и Францией потерпели неудачу, наша армия реорганизовывалась и перевооружалась, не была готова к успешному отражению фашистской агрессии. Советский народ воспринял этот пакт с пониманием: худой мир лучше доброй ссоры, тем более войны. Но договор о дружбе с Германией от 28 сентября 1939 года вызвал у многих наших людей недоумение, воспринимался как вынужденный странный зигзаг в государственной политике. Слишком сильно давала себя знать грозная опасность, нависшая над СССР. Остро беспокоила тогда наше правительство обстановка в районе реки Халхин-Гол, где после воздушных налётов 3 июля 1939 года японцы начали наступление против монгольских и советских войск. Президент США Рузвельт 2 июля 1939 года просил нашего полпреда «передать Сталину и Молотову, что на днях весьма авторитетный японский деятель предложил ему схему японо-американского сотрудничества по эксплуатации богатств Восточной Сибири... Фантастично, но характерно для планов японских «активистов», которые не оставили мыслей об авантюрах в вашем направлении». 16 апреля 1939 года Рихард Зорге сообщил, что посол Германии в Японии «получил сведения о военном антикоминтерновском пакте: в случае, если Германия и Италия начнут войну с СССР, Япония присоединится к ним в любой момент».
В четырёхтомном труде «Великая Отечественная война (1941-1945): военно-исторические очерки» (1988-1999) критикуют секретное приложение к пакту от 23 августа 1939 года и сентябрьский договор о дружбе с Германией с морально-правовых позиций. Конечно, хорошо бы советскому правительству всегда сохранять кристальную честность во внешней политике, но куда бы это завело Советский Союз? При развале Варшавского блока США словесно обещали Горбачёву не расширять НАТО в восточном направлении. А сейчас западные политики с циничной насмешливостью дают знать, что нечего вспоминать об этих официально не оформленных заверениях, к тому же те, кто это обещал, уже не у власти. Иногда утверждают, что при заключении августовского пакта «Сталин продемонстрировал миру образцы величайшей безнравственности, нанеся удар по авторитету СССР». Как же надо было поступить ему? Не защищать интересы своей страны? Не думать о выгоде для неё? Стать игрушкой в руках Англии и Франции, предавших Чехословакию потому, что им хотелось подтолкнуть Гитлера к походу на Восток?..
Западные правители вели себя в той очень сложной, накалённой обстановке поразительно гнусно, намного хуже, чем советское правительство. Как оценить нравственный уровень Г. Трумена, будущего президента США, который 23 июня 1941 года говорил: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом пусть они убивают как можно больше»?
Коснёмся самого невыгодного в нравственно-политическом плане для Советского Союза факта — войны с Финляндией зимой 1939-1940 гг. Наша граница с нею находилась в 32 километрах от Ленинграда. Доктор исторических наук А. Орлов посчитал советско-финскую войну «в известном смысле «ненужной», порождённой политическими просчётами обеих стран» (Великая Отечественная война, 1941-1945.Том1). Финские правители проводили тогда близорукую внешнюю политику. Присяга финского офицера включала слова: «Так же, как я верю в единого Бога, верю в Великую Финляндию и её большое будущее». Видный общественный деятель Финляндии Вяйнэ Войномаа писал своему сыну о том, как председатель фракции социал-демократов в финском парламенте Таннер говорил 19 июня 1941 года: «Неоправданно уже само существование России, и она должна быть ликвидирована», «Питер будет стёрт с лица земли». Финские границы, по словам президента Рюти, будут установлены по Свири до Онежского озера и оттуда до Белого моря, «канал Сталина остаётся на финляндской стороне». Такие планы находили поддержку у немалой части финнов. Отметив, что в результате победы над финнами СССР «улучшил свое стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда и Мурманской железной дороги», Орлов счёл, что «территориальные выигрыши 1939-1940 гг. оборачивались крупными политическими проигрышами». Но они покрывались тем, что немецкие войска напали на нас с позиций, удалённых на 400 километров от старой границы. В ноябре они подошли к Москве.
Где бы они были, если бы границу не отодвинули на запад? Устоял бы Ленинград?
Предатель В. Резун — В. Суворов, ставший работником английских спецслужб, в книге «Ледокол» как главную ошибку Гитлера преподнёс то, что он заключил пакт о ненападении с Советским Союзом, повернулся к нему спиной и позволил ему подготовиться к войне. Оттянув нападение Германии почти на два года, Сталин спутал планы правящих кругов Англии и Франции, они вместе с Гитлером крупно просчитались: необходим был их объединённый фронт, а получилось совсем другое. Исторический ход событий должен был привести к объединённой борьбе западных стран против СССР, к совместному продолжению политики «Drang nach Osten» — вот что устроило бы тех, кто недоволен нашей победой в Великой Отечественной войне. Напрасно немецкий профессор Г. Якобсен утверждал, что «угрозы антисоветского фронта западных держав с Германией не существовало вообще». На самом деле в 1939-1941 гг. не раз делались попытки свернуть вооружённый конфликт между западными державами и направить их объединённые армии против СССР.
Советское руководство не могло не замечать того, что тогда вырисовывалась реальная возможность общего фронта западных демократий с фашистской Германией. Пакт о ненападении разрушил эту опасную для СССР намечавшуюся комбинацию, внёс немалый раздражительный элемент в отношения Японии с Германией, значительно улучшил наши военно-стратегические позиции. Японский историк и советолог Х.
Тэратани так оценил его: «...в данном случае Сталин проявил себя государственным деятелем высшей квалификации. ...не будь пакта о ненападении, судьбы мира сложились бы по-иному и отнюдь не в пользу СССР. Заключив договор с Германией, Советский Союз спутал карты всех своих противников. Технически это было выполнено просто ювелирно. Были перечёркнуты планы англичан, заигрывавших и с Германией и — в меньшей степени — с СССР, а на деле пытавшихся стравить их между собой. Но наибольший шок перенесла Япония. Союзница фашистской Германии в борьбе за «новый порядок» в мире, Япония получила 23 августа 39-го страшный удар. Никогда — ни до, ни после — в истории не было случая, чтобы японское правительство уходило в отставку по причине заключения договора двух других государств между собой. Здесь же отставка последовала незамедлительно. Рискну предположить, нисколько не умаляя военных успехов советских войск на Халхин-Голе, что пакт во многом предрешил исход кампании, настолько была деморализована Япония. Договор, несомненно, изменил соотношение сил в мире в пользу СССР…
Сталин в 39-м году сделал объективно лучшие ходы с точки зрения интересов СССР как государства».
В мемуарах «Вторая мировая война» Черчилль писал: «Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, — знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет». Этот договор разрушил планы Англии и Франции натравить Германию на Советский Союз, и ему не пришлось воевать одновременно на двух фронтах — на Дальнем Востоке и на Западе. Нам представилась возможность на протяжении почти двух лет оставаться вне войны.
Кое-кто полагает, что договору с Германией была серьёзная альтернатива: если бы СССР не подписал его, то мировая война бы не началась. Но гитлеровское руководство ещё 3.04.1939 года решило напасть на Польшу не позднее 1 сентября. Война бы разразилась вне зависимости от судьбы договора. Резун писал, что Сталин мог предотвратить мировую войну, для чего ему надо было объявить: СССР станет защищать территорию Польшу, как свою собственную. Но он почему-то «забыл», что перед этим она приняла участие в подлом разделе Чехословакии, заняла недальновидную антисоветскую политику и высокомерно отказывалась от нашей помощи в случае германской агрессии. Стоит не забывать и то, что в Пакте о ненападении с Польшей, подписанном в Берлине 26.01.1934 года (28.04.1939 года Германия разорвала его), были секретные антисоветские статьи, поляки собирались вместе с вермахтом воевать против СССР, желая в награду заполучить Украину. Польский посол в Париже Ю. Лукасевич 25.09.1938 года сказал американскому послу У. Буллиту: «Начинается религиозная война между фашизмом и большевизмом… Польша готова к войне с СССР плечом к плечу с Германией. Польское правительство уверено в том, что в течение трех месяцев русские войска будут полностью разгромлены и Россия не будет более представлять собой даже подобия государства» (Б. Андерсон. «СР».28.08.2003).
Советское правительство пыталось медлить с переговорами с Германией, но вскоре стало ясно, что продолжать тянуть с заключением соглашения с ней — означает столкнуться с вермахтом, а в это время на востоке шли тяжёлые бои с японскими войсками. Сталин «считал, что только к 1943 году мы можем встретить немца на равных». И мог ли он не учитывать того, что 15 апреля 1939 года Зорге сообщил о выступлении Риббентропа перед своими сотрудниками, который заявил, что «главная цель Германии — заключить продолжительный мир с Англией и начать войну с СССР»? В беседах с Кейтелем в июне 1940 года Гитлер предлагал предпринять «восточный поход» этой же осенью. Военные убедили его, что осень — неблагоприятное время для ведения германской армией военных действий в России. В конце июля он согласился перенести начало «восточного похода» на весну 1941 года.
Очень быстрый разгром польской армии стал неожиданностью для нашего правительства, сначала оно не намеревалось вести военные действия в Польше. Можно, как угодно, бичевать секретный протокол о сферах влияния Германии и СССР (Верховный Совет СССР осудил его), если исходить с позиций некого абстрактного идеала и пренебрегать исторической реальностью. Как надо было поступить нашему руководству, когда польское правительство бежало, а немецкие войска подходили к Бресту и Львову? Позволить им занять Западную Белоруссию, Западную Украину, Прибалтийские государства и позже начать войну против нас нападением на Минск и Ленинград?
В 1939 года, писал тогда бывший английский премьер-министр Ллойд Джордж польскому послу в Лондоне, «СССР занял территории, которые не являются польскими и которые были силой захвачены Польшей после первой мировой войны... Было бы актом безумия поставить русское продвижение на одну доску с продвижением Германии». Черчилль, выступая по радио 1 октября 1939 года, фактически оправдал вступление советских войск в Польшу: «Но для защиты России от нацисткой угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии». В. Бережков в книге «Рядом со Сталиным» писал: «...мне как свидетелю событий, происходивших осенью 1939 года, не забыть атмосферы, царившей в те дни в Западной Белоруссии и на Западной Украине. Нас встречали цветами, хлебом-солью, угощали фруктами, молоком. В небольших частных кафе советских офицеров кормили бесплатно. То были неподдельные чувства. В Красной Армии видели защиту от гитлеровского террора. Нечто похожее происходило и в Прибалтике». В 1999 году народы Белоруссии и Украины торжественно отметили 60-летие своего воссоединения как национальный праздник.
Гитлер намеревался захватить большую часть Прибалтики. 25.09.1939 года он подписал секретную директиву №4, предусматривавшую «в Восточной Пруссии держать в боевой готовности силы, достаточные для быстрого захвата Литвы даже в случае вооружённого сопротивления». Включение в нацистскую Европу не сулило ничего хорошего прибалтийским народам. Глава СС Гиммлер в 1942 году выдвинул задачу «тотального онемечивания» Прибалтики в течение 20 лет. Осенью 1939 года СССР заключил договоры о взаимопомощи с Литвой, Латвией и Эстонией и на их основе ввёл в эти государства свои войска. 26 июля 1940 года лондонская «Таймс» отмечала, что их «единодушное решение о присоединении к Советской России» «отражает... не давление со стороны Москвы, а искреннее признание того, что такой выход является лучшей альтернативой, чем включение в новую нацистскую Европу». Это укрепило безопасность наших северо-западных границ, помогло подготовке к отражению немецкой агрессии.
До 1918 года Бессарабия никогда не принадлежала Румынии, которая, воспользовавшись нашей тогдашней слабостью, захватила ее, а в 1940 году СССР возвратил её себе, восстановив историческую справедливость. В октябре 1939 года Черчилль говорил советскому полпреду Майскому: «С точки зрения правильно понятых интересов Англии тот факт, что весь Восток и Юго-Восток Европы находится вне зоны войны имеет не отрицательное, а положительное значение. …Конечно, кое-кто из сентиментальных деятелей может пускать слезу по поводу русского протектората над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьёзно». Он заявил: «В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. Если их политика и была холодно расчётливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».
ТРАГИЧЕСКАЯ ОШИБКА СТАЛИНА
В печати не раз отмечали, что «одна из причин трагического исхода начального периода войны — это грубейший просчёт политического и военного руководства Советского Союза в отношении сроков агрессии, которая оказалась для Красной Армии внезапной». 22 июня 1940 года Франция капитулировала. Быстрый разгром Франции стал неприятным сюрпризом для советского правительства. Оно предполагало, что Германия, напав на Англию и Францию, там завязнет надолго. События пошли по-иному пути, стратегическое положение СССР существенно ухудшилось. Наше политическое и военное руководство после советско-финской войны понимало, что общая боеготовность Красной Армии была не на должном уровне, она нуждалась в боевой технике новейших образцов, надо было серьёзно повысить оперативно-тактическую и техническую подготовку командиров.
В конце 30-х годах территориальную систему службы в СССР, не отвечавшую требованиям подготовки армии к современной войне, стали переводить на кадровую. Жуков говорил: «В нашей неподготовленности к войне с немцами, в числе других причин, сыграла роль и территориальная система подготовки войск, с которой мы практически распрощались только в тридцать девятом году. Наши территориальные дивизии были подготовлены из рук вон плохо», они «не шли ни в какое сравнение с кадровыми». При этой системе бойцы «не знали, как бороться с авиацией, не знали танков, поэтому танкобоязнь …охватила нашу армию». В 1940 году началась реорганизация и перевооружение нашей армии с учётом западного опыта ведения войны и уроков советско-финской кампании. Жуков писал: «А в период с 1939 по 1941 год народом и партией были приложены особые усилия для укрепления обороны, потребовавшей всех сил и средств. …Развитая индустрия, колхозный строй, всеобщая грамотность, единство наций, высочайший патриотизм народа, руководство партии, готовой слить воедино фронт и тыл… Но история отвела слишком небольшой отрезок мирного времени для того, чтобы все поставить на своё место. Многое мы начали правильно и многое не успели завершить. …Война началась в момент коренной перестройки армии. …Перестраивалась и система обучения армии. Гитлер знал это и очень спешил». Советской стране были нужны ещё год-два мирного развития, тогда бы она могла лучше подготовиться к отражению агрессии.
В последние месяцы перед Великой Отечественной войной немецкие самолёты нагло залетали на советскую территорию, засекая расположение наших аэродромов, войск и боевой техники. Только за май и 10 дней июня они 91 раз нарушили советскую границу. С 1 января по 10 июня 1941 года на ней задержали 2080 человек, из них было разоблачено 183 германских агента, заброшенных на нашу территорию с целью разведки. Фельдмаршал Кейтель после поражения Германии сказал на допросе, что самое положительное в работе немецкой разведки перед войной было то, что она «дала полную и точную картину расположения всех советских войск перед началом военных действий во всех военных округах».
Из разных источников в Москве скапливалось все больше сведений о концентрации германских войск на нашей границе. Но Сталину хотелось верить заверению Гитлера, «что сосредоточение в Польше войск ничего общего не имеет с подготовкой нападения на СССР, что эти войска готовятся совершенно для другой цели, для более крупной операции на Западе. Авиация, сосредоточиваемая в Польше, на польских аэродромах, также выведена из-под ударов английской авиации». Нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков 13 июня 1941 года предложили привести наши западные военные округа в полную боевую готовность, но Сталин категорически воспротивился. Над ним довлел «страх перед Германией», «он боялся германских вооружённых сил», перед которыми «все становились на колени». Он не сумел уловить переломного момента, упустил время, когда надо было провести форсированную мобилизацию и приграничным войскам занять заранее намеченные оборонительные позиции, что стало «его серьёзнейшим политическим просчётом» (А. Василевский). Если бы 13.06 он принял предложение Тимошенко и Жукова, то появились бы некоторые сложности международного характера, «фашистское руководство, в связи с этим, конечно, подняло бы шум. Да и реакция во всём мире была бы не однозначной» (М. Гареев). Но тогда бы советская армия встретила вторгшиеся немецкие войска более подготовленной, им не удалось бы уже в первые дни войны нанести ей столь огромные потери в людях и технике и затем далеко вторгнуться в нашу страну, быстро захватить Минск, Киев, подойти к Ленинграду и Москве. Серьёзные неудачи у нас все равно были бы, пришлось бы и отступать, но, по словам Жукова, нашей армии «летом 41-го, возможно, удалось бы не допустить врага дальше Днепра и «Смоленских ворот». Советские торговые суда 21 июня 1941 года разгружались в немецких портах, железнодорожные составы шли на запад — в последние месяцы перед войной СССР увеличил поставки стратегического сырья и продовольствия в Германию. Из наших портов немецкие корабли заблаговременно ушли. Вечером 21 июня немецкий фельдфебель-перебежчик сообщил, что завтра утром германские войска начнут наступление. В директиве наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова от 21 июня 1941 года «О приведении в боевую готовность войск в связи с возможным нападением фашистской Германии на СССР» говорилось:
«1. В течение 22-23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
После утверждения Сталиным этой директивы Тимошенко и Жуков выехали из Кремля и прибыли в Наркомат обороны в 23 часа 21 июня. Все работники Генерального штаба Красной Армии были на своих служебных местах, они были озабочены передачей в округа директивы о приведении войск в боевую готовность, передача её в округа закончилась в 0.30 22 июня, до начала войны она не успела дойти даже до всех командиров дивизий.
Рано утром немецкая авиация стала бомбить наши города и аэродромы, вермахт вторгся на советскую территорию. 22 июня в 7 часов 15 минут нашим войскам была послана директива №2, в которой приказывалось им «всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить». Штабы округов и армий не смогли быстро передать свои распоряжения корпусам и дивизиям. Вражеские диверсанты рвали телефонные провода, убивали командиров и связистов, связь между войсками и штабами округов и армий была нарушена. Советские соединения сразу попали в тяжёлое положение. Не сумев должным образом выяснить, как сложились дела на фронте, нарком обороны Тимошенко в конце первого дня войны отдал одобренную Сталиным директиву №3, в которой потребовал от наших войск перейти в наступление на главных направлениях, разгромить ударные группировки врага и перенести действия на его территорию. Эта директива не учитывала создавшейся тяжелейшей обстановки, она свидетельствовала о немалой растерянности и недостаточной профессиональной подготовке высшего советского командования.
Внезапно обрушившись на нашу страну, немцы 22 июня подвергли бомбёжке 66 аэродромов, уничтожили 1136 советских самолётов, в том числе 800 на земле, через неделю взяли Минск, разгромили 28 наших дивизий, а у 72 не стало половины личного состава. Самый мощный удар был нанесён в Западном округе, где в первый день мы потеряли 738 самолётов, из них на земле — 528. Уничтожены были почти все современные истребители. С 22 июня по 30-е июня наши потери составили 2548 самолётов. Советская армия терпела жестокие поражения. Маршал А. Василевский писал, что перед нападением Германии на СССР «общий разрыв в военной силе был не столь велик, он намного возрос в пользу врага из-за нашего опоздания с приведением советских войск пограничной зоны в полную боевую готовность».
Почему случилось это злополучное опоздание?
Зная, что для большой войны СССР не готов, Сталин полагал, что для нас наилучший вариант — тянуть время, укреплять обороноспособность государства. Он не переоценивал силу договора с Германией. Риббентроп сообщил в письме Гитлеру, что во время обсуждения условий этого пакта «Сталин, отвечая на его вопрос, заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР». Затем уточнил: «Мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас». Жуков писал: «ЦК ВКП(б) и Советское правительство исходили из того, что пакт не избавлял СССР от угрозы фашистской агрессии, но давал возможность использовать время в интересах укрепления нашей обороны, препятствовал созданию единого антисоветского фронта». А. Солженицын утверждал, что Сталин никому не доверял, а поверил только одному человеку — Гитлеру. На самом деле Сталин знал о его циничном отношении к договорам и его агрессивных намерениях, а выводы делал на основе своих оценок сложившейся обстановки. Он переоценил меру занятости Германии в войне с Англией и дальновидность Гитлера. Ему казалось, что фюрер должен понимать авантюристичность плана нападения на СССР, ведь «для ведения большой войны с нами немцам… необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англию или заключить с ней мир». Наличие двух фронтов, рассуждал он, Гитлер ещё в «Майн кампф» считал главной причиной поражения Германии в Первой Мировой войне, и потому он не нападёт на СССР, не победив Англию. Но Гитлер решил, что она, хотя и была в состоянии войны с Германией, не сможет и не захочет существенно помочь СССР, а после его быстрого разгрома потеряет всякую надежду добиться победы над ней. И тогда возможны два варианта: первый — немецкие войска переправятся через Ла-Манш и разобьют англичан. Но наиболее вероятным германское руководство считало иной разворот событий: Англия после разгрома СССР заключит мир на выгодных Берлину условиях. Гитлер считал, что «разгром России заставит Англию прекратить борьбу», а если она на это не пойдёт — тогда «Германия будет продолжать борьбу против Англии при самых благоприятных условиях».
В июле 1940 года Гитлер говорил, что «все, чего он хочет от Англии — это признания германских позиций на континенте». Его «целью является заключить с Англией мир на основе переговоров. …Наши народы по расе и традициям едины». В июне 1940 года он сознательно позволил 300 000 английских войск эвакуироваться через Ла-Манш из Франции, отдав по радио приказ — без шифровки — остановить их окружение. Манштейн в «Утерянных победах» посчитал это «решающей ошибкой»: «она помешала ему позже решиться на вторжение в Англию и дала затем возможность англичанам продолжать войну в Африке и Италии». Генерал-фельдмаршал Рундштедт говорил, что после дюнкерского «чуда» Гитлер «надеялся заключить с Англией мир». Черчилль в воспоминаниях о Второй Мировой войне предположил, что Гитлер, остановив наступление танковых частей на Дюнкерк, хотел дать возможность заключить мир или улучшить перспективы для Германии на заключение выгодного мира с Англией. Английский историк Л. Гарт писал: «…как это ни странно, но ни Гитлер, ни немецкое верховное командование не разработали планов борьбы против Англии…
Таким образом, очевидно, что Гитлер рассчитывал добиться согласия английского правительства на компромиссный мир на благоприятных для Англии условиях… немецкая армия совершенно не была готова к вторжению в Англию. В штабе сухопутных войск не только не планировали эту операцию, но даже не рассматривали подобную возможность» (Вторая Мировая война.1976).
Сталина порицают за то, что он, осторожный и все просчитывающий политик, не доверял «не только своим Штирлицам, сообщавшим с точностью до одного-двух дней о дате нападения, но и высоким государственным европейским деятелям, подозревая их в провокации». В. Сафрончук справедливо назвал ложной версию о том, «что западные державы неоднократно предупреждали Москву о готовящемся нападении Германии на Советский Союз». Весной 1941 года наша разведка доложила в Кремль, что британские агенты в США распускают провокационные слухи о том, что СССР готовит агрессию против Германии. Это стало одной из причин того, что Сталин не стал доверять шедшей из Англии информации о немецких намерениях. В апреле 1941 года Черчилль сообщил ему о фактах, говорящих о подготовке Германии к нападению на СССР. Сталин расценил это как провокацию. В. Сиполс в книге «Великая победа и дипломатия» на основе анализа секретных документов дипломатической переписки между Москвой и Лондоном показал, что исходившая от Черчилля и Идена информация была искажённой, направленной только «на то, чтобы поскорее втянуть СССР в войну с Германией».
Со второй половины 50-х годов распространяется миф о том, что советская разведка сообщала точную дату нападения Германии, но Сталин игнорировал эти предупреждения. В результате наше руководство не сумело хорошо подготовиться к отражению агрессии, что и привело к поражениям 1941 года.
Насколько это соответствует действительности?
18.12.1940 года Гитлер подписал директиву №21 — план «Барбаросса». В нём ставилась задача: «Германские вооружённые силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании ещё до того, как будет закончена война против Англии», устанавливался срок завершения военных приготовлений — 15 мая 1941 года. И подчёркивалось: «Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны».
И. Пыхалов 06.08.2004 года в издании «Интернет против телеэкрана» отметил: «начальник Главного Разведывательного управления в 1963-1987 гг. П. Ивашутин сообщил, что наша разведка смогла добыть не «основные положения» плана «Барбаросса», как нередко утверждали в советской печати, а всего лишь «данные о принятии Гитлером решения и отдаче приказа о непосредственной подготовке к войне против СССР». То же самое написано и в многотомном сборнике документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне»: «Данные о разработке плана операции «Барбаросса» советской разведкой были добыты 29 декабря 1940 года, то есть через 11 дней после утверждения его Гитлером».
Что же узнала наша разведка? 29.12.1940 года военный атташе в Берлине полковник Н. Скорняков доложил начальнику Разведывательного управления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенанту Ф. Голикову: «Альта» сообщил[а], что «Ариец» от высокоинформированных кругов узнал о том, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 года».
«Альта» — резидент нелегальной резидентуры Разведуправления Генштаба РККА в Берлине немецкая журналистка Ильзе Штёбе. «Ариец» — заведующий отделением информационного отдела МИД Германии Рудольф фон Шелиа. С этим донесением ознакомились Сталин, Молотов, нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Мерецков. 4.01.1941 года из Берлина поступила дополнительная информация: «Альта» запросил[а] у «Арийца» подтверждения правильности сведений о подготовке наступления весной 1941 года. «Ариец» подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причём это основано не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам.... Немцы рассчитывают весной Англию поставить на колени и освободить себе руки на Востоке».
Наша разведка разузнала, что Гитлер подписал приказ о подготовке к войне против СССР, это стало её большим успехом, но подробностей приказа она выяснить не смогла. В этих сообщениях не обошлось без дезинформации: сроком нападения на СССР назван март вместо 15 мая, утверждалось, что оно совершится лишь после победы над Англией. Н. Хрущёв в докладе «О культе личности» на ХХ съезде КПСС допустил недобросовестную манипуляцию в обращении с фактами, утверждая: «Следует сказать, что такого рода информация о нависающей угрозе вторжения немецких войск на территорию Советского Союза шла и от наших армейских и дипломатических источников, но в силу сложившегося предвзятого отношения к такого рода информации в руководстве она каждый раз направлялась с опаской и обставлялась оговорками. Так, например, в донесении из Берлина от 6 мая 1941 года военно-морской атташе в Берлине капитан 1-го ранга Воронцов доносил: «Советский подданный Бозер... сообщил помощнику нашего морского атташе, что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР… Главные удары будут нанесены с севера (через Финляндию и Прибалтику) и юга (через Румынию). Одновременно намечены мощные налёты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах...»
Хрущёв умолчал об оценке этих сведений наркомом Военно-Морского флота адмиралом Н.Г. Кузнецовым: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы дошли до нашего Правительства и проверить, как на это будет реагировать СССР». Кузнецов имел право отнести эти сведения к ложным, вместе с тем нельзя игнорировать тот немаловажный факт, что в них верно говорилось о подготовке немцев к вторжению в СССР, но только не 14 мая. 30 апреля 1941 года Гитлер решил напасть на нас 22 июня. Дезинформацией в сообщении было и то, что главные удары будут нанесены на севере и юге. Главный удар германских войск был осуществлён на центральном направлении — против Западного военного округа. Не планировались в первые недели войны и мощные налёты авиации на Москву и Ленинград. Тогда немецкая авиация, стремясь быстрее вывести наши самолёты из строя, была нацелена преимущественно на бомбёжку советских приграничных аэродромов. Следует отметить то, что 11.03.1941 г. на совещании Верховного командования вооружённых сил Германии (ОКВ) среди решений, касающихся подготовки к войне против СССР, было принято и такое: «Штаб верховного главнокомандования вермахта желает подключить к осуществлению дезинформационной акции русского военного атташе (Воронцов) в Берлине». В докладе «О культе личности» говорилось: «В своём донесении от 22 мая 1941 года помощник военного атташе в Берлине Хлопов докладывал, что «...наступление немецких войск назначено якобы на 15.VI, а возможно, начнётся и в первых числах июня...». Немцы не напали в эти сроки, информация В. Хлопова — «деза», хотя знать, что Германия скоро нападёт, было важно для нашего руководства.
Сталин получал противоречивую информацию, наша разведка не раз называла «точные даты» нападения, но они не подтверждались…»
