ВОЙНА МИЛИЦИОНЕРА СУМКИНА

Текст статьи

Война милиционера Сумкина... В лесу тихо. На мосту через реку тоже тихо и пусто. Сева Висков оказался прав: охранники ушли, бросив мост на произвол судьбы…
Ближе к полуночи на лесную опушку у моста вышли около десятка человек.
— Взрывчатку не потеряли? — спросил шагавший впереди высокий человек, стараясь говорить приглушенно.
— Взрывчатка с нами, — ответил шёпотом шагавший следом здоровяк с тяжёлым вещмешком за плечами. — Только вот взрыватели…
— Что взрыватели? — обернулся к нему высокий. — Только не говори, что они пришли в негодность?
— Отсырели они, — ответил здоровяк. — Когда я в болото приземлялся, то…
— Лучше бы ты к чёрту на рога приземлился, Сумкин, — процедил сквозь зубы высокий. — Не сделаем дело, то из-за тебя, ротозея, все под трибунал угодим!
Сумкин, чувствуя за собой вину, задрал вверх лицо, подставляя под дождь. А тучи всё сгущались, всё громоздились: не было видно ни одной звезды.
«Если ливень пойдёт, ещё труднее придётся, — подумал он. — Тогда крепить к сваям моста взрывчатку и вовсе не имеет смысла… И что же тогда делать? Позволить врагу беспрепятственно отступить на другой берег?»
— Товарищ командир? — обратился он к высокому. — В такой ливень на взрывчатку надеяться не приходится. Но… мост деревянный и можно попробовать уничтожить его другим путём! Война милиционера Сумкина...
— Что предлагаешь, Димок? — тут же спросил заинтересованно командир. — Говори, если по существу… Нам терять время невозможно, отступающий враг уже утром придвинется к мосту.
— Сжечь его тоже не получится, — принялся размышлять Сумкин, — а вот если опоры подпилить? У нас есть пара топоров, пара ножовок и пила двуручная…
— Дело говоришь, — одобрил командир. — В нашей ситуации другого пути я не вижу…
Он обернулся к притихшим бойцам:
— Все слышали, что делать надо? Разобрать инструменты и под мост, а кому не хватит залечь в охранение с обеих сторон моста!

О том, что мост неохраняемый — они знали. Но враги тоже знали. Да и не в правилах немцев было такое головотяпство… И всё же стоило поторопиться. Завтра утром отступающие немецкие части уже подойдут к мосту и нельзя позволить им благополучно через него переправиться.
— Бойцы, — обратился командир к своим подчинённым. — Мы сюда прибыли с важным заданием и… мы должны уничтожить мост, даже если все до одного поляжем здесь! Немцы со своей тяжёлой техникой завязнут здесь, у реки и тогда, именно здесь, они полягут, благодаря нашей скромной лепте в масштабах войны! Война милиционера Сумкина...
Бойцы приближались к мосту короткими перебежками. Они были настороже. Хотя посланный разведчик и не обнаружил на мосту боевого охранения немцев, но… можно было ожидать чего угодно. Открытая с двух сторон вода делала мост светлее, чем берег. Если немцы затаились где-нибудь в засаде, то бойцы десантники были бы для них прекрасной мишенью. А тут ещё пилы и топоры в руках, вместо оружия…
Достигнув середины моста, бойцы остановились. Они немного подождали, прислушиваясь к ночным звукам.
— Ну, чего ждём, начинайте, — прошептал приказ командир. — Пока время работает на нас, но рассвет уже близок!
Дождь усилился. Бойцы восприняли ливень не как помеху работе, а как отличное прикрытие от возможного появления немецких охранников. И за работу они взялись с большим рвением.
Мост был длинным, стоял на пяти опорах. Командир перегнулся через перила и посмотрел вниз.
— Пилите здесь! — приказал он шёпотом. Война милиционера Сумкина...
Бойцы рассредоточились по мосту в тех местах, где находились опоры. Они обвязались верёвками, перегнулись через перила и спустились на поперечные балки. Орудуя пилами, они усердно распиливали поперечные балки моста. Они собирались в двух-трех местах распилить балки, оборвать их связь друг с другом. Через час мост трещал, чуть прогнулся, но стоял.
— Всё, достаточно, — сказал командир, как только уставшие бойцы прекратили для кратковременной передышки работу. — Не то он рухнет до того, как на него зайдут немцы…
К ним подбежал один из бойцов, охранявший подход к мосту у противоположного берега.
— Там вдалеке показался свет фар и слышен гул двигателей, — доложил он, запыхавшись. — Похоже, немцы опомнились и возвращают на мост охрану!
— Всё, уходим! — крикнул командир. — Здесь ничего не оставляйте, всё лишнее в воду!
Бойцы вернулись на берег и затаились. Война милиционера Сумкина...

 

 

Немцы, подъехали на нескольких мотоциклах. Заглушив двигатели, они зашли на мост и приступили к осмотру.
— Откуда их принесло…, — проворчал со злостью командир. — Видать им что-то здесь понадобилось.
— А может языка взять, Сергей Петрович? — предложил Сумкин.
— Нет, опасно, себя обнаружим, — возразил командир.
— А если они обнаружат, что с мостом не порядок? — спросил Сева Висков, тот самый боец, который ходил первый на мост в разведку.
— Тоже не допустимо…, — пробубнил командир задумчиво. Война милиционера Сумкина...
— Разрешите к мосту сходить, Сергей Петрович? — спросил Сумкин. — Я захвачу языка «тихо и без шума»…
— Не хвастай, — огрызнулся командир. — Тихо и без шума… Это смотря на какого фрица нарвёшься! — Он повернул голову влево и спросил у Севы: — Как думаешь, справишься потихоньку?
— Легко, — ответил боец.
— Уверен?
— На все сто… Сам знаешь, Петрович, кое-какая подготовка имеется!
— Тогда иди…, — вздохнул командир. — Только шуму не наделай, ни к чему он нам…
Группа из десяти человек готовилась к заданию тщательно. Все бойцы были набраны из подразделений НКВД и имели отличную подготовку по ведению боевых действий в тылу врага. Каждый из них стоил десятка вражеских солдат и, к тому же бойцы были подготовлены выживать и сражаться в любых условиях…
Сева бесшумно отполз от укрытия и испарился в ночи…
Десантники затаились. Никто не произносил ни слова, но сердца у них бились учащённо. Им предстояло очень ответственное дело: вывести из строя важный объект. А когда злополучный мост был выведен из строя, появились охранники… Если они обнаружат, что балки подпилены…
По знаку командира бойцы тут же собрались вокруг него.
— Какие будут мысли, или предложения? — спросил он, не отводя изучающего взгляда от моста.
— Знать бы, какие мысли у немцев, — вздохнул с сожаление Дмитрий Сумкин, проведя ладонью по гладкому прикладу своего ППШ. — Почему они мост изначально бросили и охрану сняли, а теперь… А теперь вернулись и вон как осматривают дотошно?
— Знать бы, где упасть, соломки бы подстелил, — усмехнулся Андрей Болото. — Ясно одно, что немцам мост этот почему-то понадобился! Казалось бы, ничего в нем особенного, такие и по целому не прошли бы, а вот…
— У немцев и без танков есть много чего такого, что на другой берег перевезти надо, — проговорил командир. — Только вот действительно здесь много чего не вяжется…
— Да все тут вяжется, Петрович, — горячо заметил Дмитрий. — Не нужен немцам мост этот был! Не стоил он того, чтоб за него держаться!
— Тогда такой к тебе вопрос, Димок, — командир повернул к нему лицо. — Если им этот мост не нужен, тогда почему они его не взорвали, или не сожгли при отступлении? Война милиционера Сумкина...
— Ясно почему, — зашептал горячо Андрей Болотов, — они ведь не насовсем отступать решили, а временно! Зачем уничтожать мост, когда он снова может понадобиться для нового наступления на Москву?
Бойцы замолчали, но ненадолго. Первым заговорил ещё один боец — Иван Снегирёв. Он спросил:
— Вроде бы все мне понятно в задании нашем, только вот в толк не возьму: — почему этот мост авиацией не разбомбили?
— Есть на то причины, не сомневайтесь, — усмехнулся командир. — Так и быть, расскажу теперь, слушайте… Хочу, чтобы знали вы, за что и чего ради мы все жизнями рискуем…
— Ясно, чего ради, — прошептал ещё кто-то из бойцов. — Ради победы над Германией и ради защиты от фашизма нашей Родины!
— Молодец, что напомнил, Ширин, — хмыкнул командир. — А ещё ради того, чтобы мост этот тихо убрать! В этом месте, где он стоит, река изгиб делает… Вот в этот угол решено командованием немцев загнать и расчихвостить в хвост и гриву. Немцам отступать некуда будет… Сзади река, слева и справа тоже река! Они как волки в угол загнаны. Через мост им тоже не переправиться, уничтожим мы его! Теперь уяснили, что нам хоть тресни, а поставленную задачу выполнить надо?
— А разбомбить почему нельзя было? — снова спросил Снегирёв.
— Для тугодумов объясняю ещё доходчивее, — заговорил в полголоса и с нажимом командир. — Авиацией быстрее было бы, согласен… И командование тоже «согласно», но… Бомбовый удар с воздуха не только разнесёт в щепки мост, но и привлечёт внимание немцев. Тогда они не будут отступать в этом направлении и не попадут в западню! Ну? — Он посмотрел не притихших бойцов. — Кому объяснить ещё доходчивее?
В ответ молчание. Война милиционера Сумкина...
— Тогда по местам и затаились, — приказал командир. — Дождь кончился, тучи расходятся, но это не значит, то можно расслабиться и потерять бдительность. Бойцы расползлись по своим местам, а командир поднёс к глазам бинокль.
— Что, видно чего-нибудь, Петрович? — спросил Сумкин, жуя травинку.
— Да ни хрена, — ответил тот, отводя бинокль от глаз. — Это я так, по привычке…
— Понятно, — пожал плечами Дмитрий. — Нервы успокаивает…
— Подначивать будешь, зубы вышибу, — сердито буркнул командир.
— А я и не подначивал вовсе, — усмехнулся боец. — Я просто поинтересовался и всё тут…
Командир отложил бинокль и повернулся вполоборота к Сумкину. Война милиционера Сумкина...
— Вот давно я у тебя спросить хотел, — начал он, — говорок у тебя какой-то мудрёный? В своё время, до войны, я много по стране колесил… Слышал и «окающих» и «акающих», а вот как ты говоришь, слышать не доводилось?
— В Чкалове бывал, когда по стране путешествовал, Петрович? — спросил в свою очередь Дмитрий.
— Нет, даже проездом не был, — ответил командир заинтересованно. — Слыхал вот, что степи там кругом необозримые, да… Пугачёв там когда-то давно восстанием руководил?
— Было такое…, — хохотнул Сумкин. — А вот степи там, на родине моей, действительно необъятные! Пропадет тот, кто степи не знает и без провожатого поедет!
— Так что там у вас, ни рек, ни озёр, ни леса? — спросил командир. — И почему ты так о степи безлюдной говоришь, как будто ею гордишься? Я бывал в Волжских степях, в Ростовских, на Кубани… Никаких впечатлений, поверь мне!
— Не поймёт степь, кто не родился на её просторах, — сказал мечтательно Дмитрий. — Для тебя, Петрович, степь — это голая равнина и ничего более… Эдакие степи ты и видел. А степь Оренбургская совсем не такая. Она вовсе не ровная до бесконечности, а волнистая. И лесов много в степи нашей, много оврагов с родниками, озёрцами и речушками малыми. А какова весной степь Оренбургская! — Говоря это, боец закатил глаза, но командир не рассмотрел на его лице восторга, т.к. вокруг всё ещё царила ночь. — Осенью степь неприглядная, — продолжил Дмитрий. — Она выгорает за лето и имеет неприглядный вид. Но весной и в начале лета… Трава высокая, сочная, пышная, а цветов… Видимо — невидимо! Особенно в долинах и перелесках. Вовремя скоси эту траву, получишь сено душистое и мягкое! Война милиционера Сумкина...
— Тебя послушаешь, то степь — рай божий и никак не менее…, — тихо рассмеялся командир. — Я вот с Алтая… В горной местности жил. Вот у нас там природа — дай Бог каждому!
— Ха, у нас тоже горы есть! — воскликнул негромко Дмитрий. — Правда, не совсем горы, а отроги гор уральских. Вот там травы поменьше… На хребтах, вдоль речек травы мелкорослые… Ковыл, полынь, чабер, травка богородская… Нет, Петрович, кто не жил в степи нашей, тому не понять её!
— Тебя слушая, можно подумать, что ты среди степи родился и вырос…, — хмыкнул командир.
— Нет, родился и вырос в селе с певучим названием Сакмара! — сказал, вздыхая, боец. — Не в степи и не в лесу стоит село наше, а на границе леса и степи.
— Не удивлюсь, если скажешь, что ты казачьего происхождения, — подковырнул командир.
— А что, скрывать нечего, — ответил Дмитрий простодушно. — Сакмару основали Яицкие казаки в 1720 году. Тогда её Сакмарским городком назвали. Городок наш первым поселением в оренбургской степи был и…
— Цс-с-с… — приложил палец к губам командир. — Кажется что-то движется в нашу сторону… Приготовьте оружие, товарищи! Если немцы — вступим в бой!

 

 

Тревога оказалось ложной. Это вернулся Сева. И вернулся он не один, а с захваченным на мосту немцем. Боец схватил за ворот шинели пленника и, крепко выругавшись, швырнул его к ногам командира.
— Кто ты? — спросил у немца Сергей Петрович. — Номер части и название подразделения?
— Найн… Найн! — замотал головой пленник. — Гитлер капут! Гитлер…
— А ну заткнись, падла! — рыкнул на него Сева и легонько пнул носом сапога пленника под дых.
— Не понимает он ни хрена по-нашему, Петрович, — процедил сквозь зубы лихой боец, намериваясь пнуть немца в живот ещё разочек. — Я его сразу срисовал, когда к мосту крался… Стоит, падла, курит, будто не у нас, а у себя дома. У меня аж все закипело внутри… Он, значит, курит, а я тихохонько на огонёк крадусь.
Боец замолчал, подумав, что его «доклад» не интересен командиру, но «Петрович» видимо заинтересовался.
— Чего же ты ему докурить не дал? — спросил командир, усмехаясь.
— Не дал, — улыбнулся Сева. — Я вынырнул из кустов у него под носом и сказал: «Хенде Хох!»
— А он что, сразу руки к верху поднял? — спросил кто-то из бойцов. Война милиционера Сумкина...
— Какой там… Он оторопел, а сигарета запрыгала в губах, будто барабанная палочка.
Сева подбоченился.
— Шмайсер давай, сказал я ему, а он ни в какую! Уразумел, подлюга, что вляпался по самое «не хочу». Тогда я и зарядил ему кулаком в грызло… Этот и не пикнул совсем. Только он рухнул на землю, как второй «фриц» подошёл… Но с тем я уже даже не разговаривал, звезданул промеж «рог» и… Как только он на землю грохнулся, ножом добил.
Пленный зашевелился и что-то сказал на немецком языке.
— Фролов? — позвал командир бойца, взятого на задание как переводчика. — Спроси у этого «крестоносца» чего он там лопочет?
— Я слышал его слова, — ответил боец, подходя ближе. — Он спрашивает кто мы, армейцы или партизаны?
— Скажи ему, что не его сейчас время вопросы задавать, — приказал командир. — Спроси, кто он есть такой, и с какой целью их отряд на мост прибыл?
Переводчик перевёл пленному вопрос командира, а когда тот дрожащим голосом дал ответ, перевёл его слова с немецкого на русский:
— Он говорит, что служит в сапёрном батальоне. А к мосту их не для охраны прислали… Чтобы дорогу за мостом разминировать и для отступающей дивизии путь освободить!
— Вот значит как…, — задумался командир. — Теперь мне ясно становится, почему фрицы мост, отступая, не уничтожили и охрану сняли…
— Почему? — спросил Дмитрий, опередив всех остальных.
— Да они ловушку нашим войскам готовили, — ответил командир. — Наши мост переходят, развивают наступление и… Как раз на минные поля попадают! А там, за полями то бишь, я больше чем уверен, еще страшнее сюрпризы ждут!
Он повернулся к переводчику.
— Спроси-ка у него, Василий, как много мин фрицы в землю уложили?
Переводчик перевёл. Пленный нервно завозился на месте, но ответил. Фролов перевёл:
— Километров по пять, по обе стороны дороги… Дорогу тоже заминировали основательно… Сразу за минными полями дзоты, а уже за ними танки и артиллерия… Немцы ждут крупное наступление с этой стороны. Война милиционера Сумкина...
— Что и требовалось доказать, — подвёл черту командир, но, немного подумав, снова обратился к переводчику: — Спроси-ка у него, Василий, сколько фрицев на мост прибыло?
— Восемнадцать, — ответил боец, переговорив с пленником.
— Теперь уже шестнадцать, — пошутил Сева. — Одного я прирезал, а второго… Петрович, а этого куда? — он указал на пленника. — Балласт нам не нужен, так ведь?
— Отведи в лес, раздень догола, и к дереву привяжи покрепче, — ответил командир задумчиво.
— А может того, нож в грудь и…
— Ты будто не в милиции служил Сева, а блатной из лагеря, — посмотрел на него с осуждением командир. — Ну? Чего тебе сделал этот заморыш? Он не эсэсовец и не полицай… Поди ремесленник или пивовар силком в армию призванный…
Переводчик Фролов тут же обспросил пленного относительно его гражданской специальности и доложил:
— Сапожник он из Дрездена… В армию всего два месяца назад призвали…
— Вот видишь, а ты жизни его лишить хотел…, — посмотрел укоризненно на Севу командир. — Он не только набедокурить не успел, а даже пороху не понюхал!
— Айда, пролетарий…, — Сева схватил пленного за ворот и поволок его в кусты. — Всю ночь комаров нагишом кормить будешь. А они у нас не такие как у вас в Германии… Наши комары падлы злющие… Они тебя так, тихо «по семейному» сожрут! Война милиционера Сумкина...

 

 

Близился рассвет. Бойцы приближались к мосту короткими перебежками.
Немцы уже нервничали. Они бегали по мосту туда — сюда, громко выкрикивая имена «пропавших»: «Ганс»!? «Мартин»!?
Под мостом журчала вода. Пенилась, наталкиваясь на опоры. Берега реки в утреннем полумраке казались такими безжизненными. Неподалёку от моста на другом берегу стоял бревенчатый домишко, казавшийся нежилым.
Два немецких солдата с автоматами наизготовку подошли к краю моста. Они внимательно всматривались в темноту. А когда они, ослабив бдительность, подошли друг к другу, из кустов выскочили Сева Висков и Дмитрий Сумкин. Немцы не успели даже схватиться за оружие, как бойцы набросились на них. Несколько взмахов рук и немцы уже обмякли и повалились на настил моста.
— Живо переодеваемся, — прошептал Дмитрий, вытирая окровавленное лезвие ножа о пятнистую, непромокаемую шинель убитого врага.
Нападение длилось всего лишь миг. Бойцы снова скрылись в кустах, куда затащили и убитых немцев. А минуту спустя по мосту уже снова шли «два немца». Шинели, каски, сапоги, автоматы на груди… На вид всё в порядке. «Немцы» доходят до середины моста и останавливаются. Держа автоматы наизготовку, они не сводят глаз с другого берега.
Командир с остальными бойцами переплывали на другой берег под мостом. Одежду и автоматы они оставили на берегу, а реку переплывали только с ножами, держа их в зубах. Война милиционера Сумкина...
У моста, у бревенчатого домика стали собираться немецкие солдаты. Они, видимо, только что закончили разминирование дороги, а теперь готовились встретить отступающие по мосту части дивизии.
Немцы оживлённо переговаривались и недоверчиво поглядывали на мост, казавшийся им шатким и ненадёжным. Командир подплыл к последней опоре и, прижался к ней, обхватив руками. Переводчик Фролов тоже обхватил столб руками и, не дожидаясь вопроса, зашептал в ухо командира о том, о чём переговариваются немцы на берегу:
— Мост им не нравится, Петрович… Они уже пролезли под ним, но зарядов не нашли, а наших подпилов из-за темноты не заметили…
— Хоть то отрадно, — прошептал командир и сделал знак пловцам продолжить движение.
Немцы с берега окликнули стоявших на мосту Севу и Дмитрия, принимая их за своих. Бойцы, не поняв ни слова, лишь помахали им руками. Тогда немцы снова закричали им, требуя, чтобы они возвращались. Но бойцы снова не поняли ни слова, и «приветливо» замахали руками.
Их поведение теперь уже насторожило немцев, и они вскинули автоматы.
Тогда Сева и Артём открыли по ним огонь, падая на настил моста. Завязалась перестрелка.
Всё дальнейшее разыгралось в один миг. Из-под моста с двух сторон, как приведения, выскочили бойцы, заранее зная кому и как действовать. Бойцы молниеносно рассыпались по берегу, и уже вскоре несколько солдат противника корчились на земле в предсмертных судорогах.
Тогда немцы открыли беспорядочную стрельбу, но попасть в голых и чересчур подвижных «чертей из-под моста» им не удавалось. И момент был упущен.
Бойцы успели вооружиться автоматами убитых врагов. Немцы попятились. Один, другой… Скошенные несущим смерть свинцом, они со стонами валились на землю.
Те, кто ещё был жив, стали искать укрытие, которое защитило бы их от нападавших, но… Нападение застало их врасплох и вызвало панику.
Тем временем Сева и Дмитрий вскочили на ноги и, стреляя на ходу, побежали на другую сторону моста. Вдруг Сева споткнулся и упал на деревянный настил.
Тогда Дмитрий, забыв об опасности, подхватил раненого товарища и с трудом потащил его обратно, с моста к насыпи. Сева оказался на много тяжелее, чем думал Дмитрий. Беспомощного человека всегда трудно тащить.
Наконец ему удалось оттащить Вискова в безопасное место, и он снова вернулся на мост. Вокруг свистели пули, но… Ни одна из них даже не коснулась тела отважного бойца. Война милиционера Сумкина...
— Никого не выпустить, всех перебить! — кричал командир, стараясь, чтобы его услышали. — Ни один фашист не должен удрать, иначе все старания наши напрасны!
Но бойцы и сами понимали это. Они выкладывались изо всех сил.
Бой был коротким, а потери минимальными. Солдат противника перебили всех, а раненых… Их просто добили. Не было возможности у бойцов возиться с ранеными немцами, и в живых их оставлять тоже не позволяла обстановка.

 

 

В отряде убитых не было, хотя ранения получили все. Двое были ранены тяжело, один из которых Сева Висков.
По приказу командира трупы немцев раздели догола и сложили в бревенчатом домике.
— А теперь облачайтесь в их форму, — морщась, скомандовал «Петрович» и добавил: — Будь она неладна.
Бойцы нехотя натянули на себя вражью форму и обступили командира в ожидании дальнейших распоряжений. Война милиционера Сумкина...
— Поступим так, — сказал он задумчиво. — Трое марш на дорогу и срочно ее минируйте. Вы должны задержать врага, если они поспешат к мосту во время боя. — Все остальные на мост… Будем изображать охрану, чтобы отступающие поверили, что с мостом все в порядке и сразу же начали переход по нему через реку, без осмотра…
— Думаешь, всё получится, Петрович? — спросил Дмитрий, глядя на серебрящееся небо.
— Думай, не думай, а мы сделали все что могли…, — ответил командир. — А теперь все по местам…
— А ты чего задумал, Петрович? — задержался возле командира Дмитрий, увидев что тот связывает вместе несколько противотанковых гранат.
— Будешь за старшего, — не глядя на него, приказал тот. — А я… Я под мост сяду. Вдруг подпиленные балки выдержат врага, тогда… У нас не должно быть промашки! Он поднялся и направился к мосту, а Дмитрий…

 

 

Бойцы стояли на мосту и ждали отступающую дивизию врага. Отдалённый грохот боя говорил, что уже скоро появятся отступающие части.
— Видать здорово колошматят фрицев, — нервно хохотнул боец Чижов стоявший рядом с Дмитрием у перил моста на середине реки.
— Они того заслужили, — ответил с улыбкой Дмитрий, пристально глядя через мост на дорогу.
Его лицо светилось от счастья. В грохоте боя ему слышался голос Победы. Война милиционера Сумкина...
— Как ты там, Петрович? — спросил он, перегнувшись через перила.
— Всё нормально, — крикнул командир, но не из под моста, как ожидал Дмитрий, а от берега. — Я гранаты к опоре привязал, верёвку закрепил к кольцам… Теперь стоит за неё потянуть и…
К мосту подъехал легковой автомобиль. На радиаторе развевался флажок со свастикой. Машина подъехала с той стороны, откуда доносился грохот боя…
Дмитрий и переводчик Фролов, облачённый в форму унтер-офицера, преградили машине путь. Война милиционера Сумкина...
Из легковушки выскочил офицер в чёрной эсэсовской форме. Небрежным взмахом руки отдал честь. Он был взбешён и, видимо, очень напуган.
— Представьтесь, господин оберштурмбанфюрер! — потребовал Фролов на чистом немецком языке.
— Какие документы, скотина! — взвизгнул тот. — Немедленно освободите путь! Я везу важные документы!
Фролов щёлкнул каблуками сапог, «козырнул» взмахом руки и отступил, давая понять, что путь свободен. Как только машина переехала мост и выехала на берег, Дмитрий махнул рукой, и в тот же миг машину расстрелял из прикреплённого к мотоциклу пулемёта боец Мотылёв. Затем салон легковушки освободили от документов и мёртвых тел, а её откатили в кусты, чтобы не бросалась лишний раз в глаза отступающих немцев…
Передовой отряд отступающей немецкой дивизии вступил на мост сразу же, как только подошёл к берегу реки. Это, как и следовало ожидать, было подразделение эсэсовцев. Немцы спешно маршировали по мосту на другой берег, видимо стремясь как можно быстрее унести ноги от наступающих.
Ряды эсэсовцев шли плотно друг к другу и во всю ширину моста. Подпиленные опоры треснули под их тяжестью. Отряд эсэсовцев ещё не усел достичь противоположного берега, как на мост стали заезжать легковушки с важными чинами. Война милиционера Сумкина...
И тут треск ломающегося настила возвестил всем, и немцам и русским бойцам — разведчикам, что мост, не выдержав тяжести, начинает разваливаться.
Немцы, сообразив, в чем дело, поспешили к берегу, но… Было уже поздно. На мосту возникла паника. А те отряды, которые шли сзади, за машинами, всё заходили и заходили на мост.
Бойцы отряда уже поджидали врага, укрепившись на противоположном берегу и вооружившись снятыми с мотоциклов пулемётами. По команде Дмитрия они открыли шквальный огонь по бегущим в панике эсэсовцам.
Те из солдат, кто сразу не погиб от пули попятились. На трещавшем от перегруза мосту образовался затор. Движение приостановилось, и от этого усилилась тяжесть на подпиленные балки. Со страшным грохотом рухнул пролёт: люди, машины, бревна и доски рухнули в воду.
Кто остался на мосту — пытался податься назад. Но сзади все ещё давили выходящие из леса к мосту части.
Командир, улучшив момент, дёрнул за шнур, и тут же рванула связка гранат, закреплённая им под мостом. А потом случилось самое страшное…
Сталкивались и падали немецкие солдаты. Их отчаянные крики говорили о все новых жертвах. Обезумевшие, они лезли друг на друга и, ломая остатки перил, десятками валились в воду. Война милиционера Сумкина...
В конечном итоге затор становился все плотнее, а жертв больше и больше.
Оказавшись в воде, тут же уносились вниз по реке, подхваченные потоком. Кто умел хорошо плавать, ещё как то добирался до берега, но большинство тонули в реке увлекаемые на дно промокшей одеждой и тяжёлым оружием… Всего за полчаса отступающая дивизия понесла большие потери, несравнимые даже с потерями на поле боя…
Бойцы диверсионного отряда тоже не сидели, сложа руки. Они уничтожали врага из пулемётов как оставшихся на мосту, так и оказавшихся в воде. Они прекратили стрельбу лишь тогда, когда закончились все патроны.
Моста через реку больше не существовало. Он больше не мог служить переправой врагу и даже не подлежал скорому восстановлению. Только торчащие из реки опоры сиротливо виднелись в потоке…

 

 

Бойцы уходили в лес. Они, как только могли, быстро шагали по оврагу. Тяжело раненых несли на носилках, сменяя друг друга. Лишь только углубившись в лес, они почувствовали себя в относительной безопасности и устроили короткий привал.
— Дальше куда, Петрович? — спрашивали бойцы, располагаясь к отдыху вокруг командира.
— На запад пойдём, — отвечал тот. — Нас партизаны должны встретить, а потом, самолётом, на Большую землю…
— А где партизаны нас встретить должны? — поинтересовался Дмитрий. Война милиционера Сумкина...
Командир расстегнул планшетку, достал карту, развернул её на коленях и ткнул пальцем в красный крестик, которым был отмечена какая-то местность.
— Мне это мало о чем говорит, — пожал плечами Дмитрий.
— Зато мне о многом, — усмехнулся командир. — Я уроженец этих мест… И немало лесных троп мною исхожено.
— Тогда что означает крестик на карте, Петрович? — спросил переводчик Фролов.
— Это домик в лесу, — пояснил тот охотно. — Раньше на этом месте леспромхоз имени товарища Сталина базировался, а сейчас… Сейчас это перевалочный пункт партизан!
С востока послышался рёв самолётов и грохот взрывов. Он звучал приблизительно с того места, где был уничтожен мост.
— Видать, наши немчуру с воздуха уничтожают, — улыбнулся Фролов. — Не хотел бы я быть на их месте…
— Сейчас радуйся, что на своём, — хохотнул Дмитрий. — Сделали дело, гуляй смело!
— Сделаем дело, когда фрицев в их Германию спровадим, а там придушим, — заметил командир. — Вот когда до победы доживем, тогда и радоваться будем!
Потом они двигались вдоль русла реки. И только к вечеру добрались до места назначения.
В бывшем леспромхозе их уже дожидались партизанские разведчики.
Затем они шли по лесной тропе ухабистой, изрезанной канавками, усыпанной сухими сучьями и заваленной сухими стволами. В тени высоких деревьев тропа была не видна. Бойцы часто спотыкались. В лесу пахло прелыми листьями, древесной плесенью и грибами. Кроны деревьев тихо шелестели. Вокруг царила такая тишина, что бойцы, боясь ее нарушить, предпочитали не разговаривать. И только пройдя довольно большой участок леса, один из партизан нарушил молчание:
— Ну, вы и наделали делов, братцы, — сказал он с плохо скрываемым восхищением. — Те фрицы, кому уцелеть посчастливилось, на всю оставшуюся жизнь этот мост запомнят!
— Мы и не такое могём, — рассмеялся Дмитрий. — Немчура своих детишек русскими солдатами пугать будет!
Так за разговорами они добрались до партизанского лагеря. Но командира там не было. Пришлось ждать почти до вечера, а время текло невыносимо медленно. Бойцы сидели как на иголках. Ведь их ждали там, на Большой земле с захваченными документами и докладом об удачно проведенной операции.
Наконец в лагерь пришёл командир. Высокого роста, широкоплечий, длиннолицый и суровый с виду. Живым, внимательным взглядом он окинул «гостей» и поздоровался с каждым из них крепким рукопожатием. Война милиционера Сумкина...
— Молодцы, герои! — сказал он громко. — Сейчас поешьте как следует и спать…
— Командир отряда Сергей Спицин, — представился «Петрович». — А вас как величать?
— Командир отряда спец назначения Бугров, — ответил партизан. — Только на «вы» меня больше не называть, Сергей… У нас тут всё по простому… По братски, если хотишь!
— Постой, что это значит «отряд спецназначения»? — выслушав Бугрова, спросил Петрович.
— А то и значит, — улыбнулся командир партизан. — Наш отряд не из местных мужиков состоит, а из бойцов Красной армии… И мы не народные мстители, а боевое, диверсионно-разведывательное подразделение армии… Удивительно, почему всем об этом ничего не говорили?
— Наверное, не сочли нужным…, — пожал плечами Спицин. — Вот только…
— Ну? Спрашивай, чего тебя тревожит? — подмигнул ему Бугров. Война милиционера Сумкина...
— Раз вы, как и мы, бойцы спецназначения, то почему нас послали взрывать мост? Как я понял, вы сюда заброшены давно и именно с этой целью?
— Уже больше полгода по лесам «разбойничаем» и немцам покоя не даём! — расхохотался Бугров. — Много мостов и рельсов повзрывали! Только вот и мы смертные… Потери в живой силе тоже несём! А вот местных «мстителей» нам принимать запрещено строго — настрого, чтобы не дай Бог предатель или полицай в наш отряд не просочился!
— Понятно, — кисло улыбнулся Спицин. — Выходит мы ваше, так называемое пополнение?
— В самую точку «зришь», Серёга! — хохоча, похлопал его по плечу командир Бугров. — А ты теперь мой первый заместитель… Василий Ребров, что был до тебя, к сожалению погиб смертью храбрых!
— А мост? — снова спросил Спицин. — Это что, наше боевое крещение?
— И это тоже, — сделавшись серьезным, ответил Бугров. — А если быть точнее, то вы выполняли боевое задание, уже как подразделение нашего отряда! Мы, тем временем, рванули другой мост, тот, что выше по реке стоял… По нему на этот берег переправлялись немецкие танки!
— Ну и дела…, — Петрович с задумчивым видом почесал подбородок. — Хорошо задумано было… Мы там тра-та-там, а вы здесь… Отрезали отступающим дорогу на глушняк!
— Пусть земля им будет пухом. Аминь! — ухмыльнулся Бугров. — Сидели бы дома, фрау своих щупали и не зарабатывали геморрой на земле нашей!
Спицин немного подумал, покосился на своих, обедавших, чуть в стороне бойцов и сказал:
— Бумаги у меня… Документы немецкие… Я в них ни рожна не секу, а может…
— Не боись, Серёга, всё на Большую землю спровадим…
— У меня ещё двое тяжелых…
— И их отправим, не сомневайся.
— У вас что, так хорошо налажена связь?
— Не жалуемся… Даже самолётик иногда «в гости» залетает!
— На котором мы должны были улететь?
— Нет, который нам продукты, боеприпасы и ещё с десяток людей доставит… А затем он и документы и раненых увезёт… У тебя их двое, да и у меня пяток эдаких дожидается… Так что отдыхай, зам мой новый… Если есть сомнения относительно того, что мною сказано, за мной в штаб идём… Там я тебе приказ покажу…

 

 

Проснувшись утром, бойцы вышли из шалашей. Лагерь был компактный, ничего лишнего. И партизан было мало, во всяком случае, на много меньше, чем ожидали бойцы Спицина.
Утро выдалось прохладным и дождливым. Партизаны сидели под навесом из тонких брёвен и ожидали, когда повар приготовит на костре еду. Бойцы осматривали лагерь, топчась в нерешительности на месте. Война милиционера Сумкина...
— Эй, ну чего как неродные? — позвали их партизаны. — Идёмте к нам, вас на довольствие уже поставили!
Партизаны раздвинулись за столом, давая место «новичкам».
— А ты Димок, ко мне идём? — позвал Сумкина «заросший» пышной бородой партизан. — Вижу не признал меня, злыдень…
— Юрок… Юрок, ты ли это?
За столом сидел старшина Муравьев, «старый» знакомый ещё со дня формирования батальона НКВД в 1943-м
— Где бы еще встретиться, как не здесь, — ухмыльнулся старшина. — Когда мы последний раз виделись, не помнишь?
— В госпитале… Нас тогда в бою немцы крепко раздолбали и мы…
— Вот именно… Я раньше тебя выписался и на фронт, а ты…
Дмитрий подсел к столу и стал рассказывать о своей жизни после выписки из госпиталя.
Слушали все. Партизанам было интересно слушать рассказ новенького бойца, потому что Дмитрий рассказывал увлекательно и с интригой…
— Меня неделей позже выписали, — говорил Сумкин. — А когда я в родную часть засобирался, то, как оказалось, она уже на передовой…
— Когда я в часть вернулся, мы как раз на передовые позиции выдвинулись, — согласился Муравьев. — Но повоевать нам там и не пришлось… С фронта вдруг отозвали…, — он замолчал, видимо побоявшись сболтнуть лишнего. — Одним словом нам было поручено другое, не менее важное задание…
— А я вот в заградительный отряд был распределён, — продолжил Дмитрий. — Вроде как на фронте, и вроде как в тылу отсиживаемся…
— Заградотряд? Наслышаны о таком, — с сарказмом высказался кто-то из партизан. — Вы за штрафбатом… В тылу у них сидели.
— Их в бой гонят, — продолжил ещё кто-то, — в мясорубку самую, а вы с пулемётами сзади… Ежли отступать начнут, так очередями… Снова смертью на смерть гоните!
Дмитрий замолчал. Ему были обидны высказывания новых боевых товарищей, с которыми он даже не был как следует знаком. Однако, переборов обиду, он заставил себя улыбнуться и заговорил:
— Я тоже про такое слыхал, не спорю. Но у нас почему-то такое не водилось… Наших штрафников, как баранов, на бойню в бой и минные поля не гнали!
— Бреши больше, — усомнился ещё кто-то. — Все штрафные батальоны из урок набираются, а ваших штрафников из институтов что ль собирали, за пропуски и двойки?
— Нет, наши штрафники от всех других ничем не отличались, — пожал плечами Дмитрий. — Блатные, в наколках… Ни одной фразы без мата не говорят… Бойцы в окопах, а они сзади на солнышке греются и отсыпаются! Война милиционера Сумкина...
— Вот это ты брешешь! — воскликнуло недоверчиво уже несколько человек. — Ты нас разыгрываешь, или…
— Да чтоб у меня язык отсох, если сбрехнул хоть малость: — вспыхнул и залился краской Сумкин. — У наших командиров мозгов видать побольше, чем у тех, кто других штрафников в мясорубку гонит! Весь день наши урки отсыпаются, а вот ночью…
— Ночью по бабам в тыл! — рассмеялся кто-то.
— А то, как же, — глянул на партизана «свирепо» Дмитрий. — Вечером они раздевались до трусов, мазали себя грязью от пят до макушки и вперёд… На немецкие окопы. А потом мы сидим и слышим такие крики, аж жуть брала… Штрафники наши за ночь по две— три оборонных линии вырезали, во как! А потом они возвращались и снова на отдых… Тогда бойцы «регулярники» освобожденные окопы без особых хлопот занимали!
— Ну и врешь же ты! — рассмеялись партизаны. — Тебя послушать, так хоть все бросай и к вашим штрафникам…
— А что, они тоже не очень-то на передовую спешат, — хмыкнул Сумкин. — Бывало притащат раненого и все… Казалось бы кровь пролил — значит прощён! Его в армию, а он ни в какую… Не хотят своих бросать! Западло по ихней «фене» это зовется!
— И что, так и живут они, штрафники ваши, и не бегут с фронта? — усомнился кто-то.
— Пока я служил рядом с ними три месяца, ни одного побега не было, — ответил Дмитрий без тени улыбки на лице. — Было дело — пытался один штрафник к немцам перебежать, так они его, даже не знаем как, но словили сами, по своему судили, и… И приговорили… Только труп потом в кустах нашли ножами изрезанный! Так-то вот, товарищи… Зеки — они, конечно, преступники, но, для своего государства не враги! И слово Родина, для них не пустой звук!
Из землянки выбежал радист.
— Товарищи, где командир? — крикнул он.
— Товарищ командир нам о том не доложил! — пошутил кто-то под общий хохот.
— А вы не очень-то зубоскальте, — огрызнулся радист. — Лучше оружие готовьте… Не сегодня — завтра пропотеть придется, что мало не покажется…
Увидев командира и его нового зама, радист «погрозил хохмочам» кулаком и побежал к ним с докладом.

 

 

— Как дела со связью? — спросил командир Бугров у радиста. Война милиционера Сумкина...
— Плохо, — ответил тот. — Батареи на ладан дышат…
— Скоро без связи останемся, — добавил комиссар отряда Шакир Саидов.
— Да, нам надо поторопиться! Задание не из Легких, — пробубнил Бугров, насупившись будто от обиды.
Так оно и было.
Задание действительно было не из лёгких. К разрушенному партизанами мосту немцы подогнали бронепоезд. Огромная железная махина надёжно защищала железнодорожно-восстановительную команду гитлеровцев, восстанавливающую переправу.
— Это тот самый мост, который вы взорвали? — спросил Сергей Спицин, закуривая самокрутку.
— Тот самый, — ответил командир, разворачивая на столе карту.
— А для чего его восстанавливают немцы? Фронт ведь совсем близко?
— Для того и восстанавливают, что без моста им технику на этот берег не перетащить… Война милиционера Сумкина...
— А бронепоезд причём? Мост ведь…
— И автомобильный и железнодорожный!
Бугров скользил глазами по карте, будто старался прочесть что-то этакое, чего подтолкнуло бы его на спасательную мысль. Но ничего подходящего в голову не лезло, и потому он был хмур и сердит.
Тогда Спицин посмотрел на дремлющего в углу землянки партизана, который по приказу командира отряда, ходил в разведку к разрушенному мосту и своими глазами видел немецкий бронепоезд.
— Эй, как там тебя? — обратился он к бойцу, не зная как его имени, так и фамилии. — Объясни подробнее чего ты видел?
Сообразив, что вопрос обращён к нему, боец встрепенулся, протер кулаками красные от усталости глаза, как бы прогоняя сон, встряхнул головой и выпалил:
— Бронепоезд видел! Огромный такой и страшный…
— Огромный и страшный, — усмехнулся Сергей. — У страха тоже глаза велики… Ты поднапряги свои мозги куриные и обрисуй его хотя бы словесно!
— Так я уже докладывал, — поморщился партизан. — Все слышали… И добавить я ничего не могу!
— Так уж и не можешь? — вздохнул Спицин. Война милиционера Сумкина...
— Не могу!
— Хорошо, подойди к столу, — озабоченно хмурясь, пригласил Сергей. — Покажи еще раз, где стоит этот чертов бронепоезд.
— Вот здесь, — не задумываясь, ткнул пальцем в карту боец.
— Значит, в этом месте заканчивается берег, и начинается река…
— Так точно, именно на этом месте.
— Ты долго наблюдал за бронепоездом?
— Весь день, напролёт…
— Тогда закрой глаза, сосредоточься и ещё раз вспомни то, что видел.
Командир и комиссар, слушая Спицина, переглянулись, но мешать не стали. Им было интересно узнать, чего добивается «зам» от едва державшегося на ногах бойца.
— Так что, сосредоточился? — спросил Сергей, как только партизан закрыл глаза.
— Да вроде…, — ответил тот.
— Кроме бронепоезда, ещё какая техника на берегу присутствует?
— Н-нет… Несколько грузовиков и все.
— Как охраняется бронепоезд?
— Комар не подлетит… Фрицы страсть как берегут свою махину!
— А самолёты? Бомбардировщики прилетали бомбить бронепоезд?
— Раз несколько… Но… Как только загудят моторы, чёртов поезд нырк в кусты и не видать его!
— Как это «нырк», — удивился Спицин. — Он что, кузнечик что ли?
— Сейчас я тебе кое-что объясню, — сказал Бугров, голова которого начинала потихоньку проясняться. — От моста в лесную гущу ведёт железнодорожная ветка… Раньше по ней вагоны под погрузку на базу лесозаготовок гоняли. Деревья вдоль ветки преогромные и нечему удивляться, что бомбардировщики её не видят!
— Согласен, пусть не видят, — кивнул Сергей. — Но они хотя бы пытались сбросить бомбы? Пусть наугад, но… У них должны быть карты, на которых отмечена эта «хитрая» ветка? Война милиционера Сумкина...
— Да им разве до карт там, — хмыкнул разведчик, указав пальцем вверх. — Только самолёты над переправой появятся, а по ним зенитки с обоих берегов лупить начинают… Бронепоезд в лес прячется, а зенитки… Немцы снарядов не жалеют. Два самолета подбили… Бомбардировщики наши сбросят бомбы на переправу и айда подальше… Кому охота подбитым быть…
— Постой, — нахмурился Спицин, — так немцы мост восстанавливают или…
— Понтоны везут к берегу, сбрасывают в реку и там между собою крепят, — ответил боец. — Им так ловчее, чем мост восстанавливать.
Сергей задумался. Он видел, что разведчик сказал все, и вытянуть из него что-то новое едва ли удастся.
— Иди спать, Матвей, — наконец заговорил командир Бугров и взглянул на «зама». — Чего ты так выпытывал из него? Все равно не сказал ничего больше того, что доложил возвратившись?
— Почему же не сказал, — усмехнулся Сергей. — Теперь мы знаем, что не мост фрицы восстанавливают, а понтонную переправу возводят!
Бугров поскрёб затылок.
— А что это меняет? — спросил он.
— Многое, — ответил Спицин. — Мы получили задание уничтожить бронепоезд! А переправу? Фрицам нужна эта переправа как воздух! Ради её возведения и защиты они решились притащить сюда такое мощное и ценное оружие, как бронепоезд!
— Ну, допустим, — пробубнил Бугров. — Ты же не хочешь сказать, что нам надо захватить переправу и удерживать её до подхода войск?
— Для этого у нас сил слишком мало, — вздохнул Сергей.
— Тогда что ты предлагаешь? — подал голос, всё время молчавший комиссар.
— Я предлагаю убить разом двух зайцев, — заявил Спицин.
— И как это сделать тоже знаешь? — усмехнулся командир.
— Знаю… Надо разогнать по рельсам бронепоезд и…
— Фантазёр, — улыбнулся комиссар. — Поезд охраняют столько солдат, что численно превосходят наш отряд втрое!
— Я знаю, — согласился Сергей. — А ещё я знаю, что воюют ни числом, а умением… Так полководец Суворов говорил!
— Хорошо говорил, красиво, веско, — воскликнул негодующе Бугров. — Только посмотрел бы я сейчас на Суворова, окажись он с горсткой бойцов в нашей ситуации…
— Я бы тоже не прочь был знать, какое Суворов принял бы решение, — хитро прищурился Спицин. — Но я не Суворов и… Кое, что придумал! Не изволите выслушать меня, «господа» офицеры?
Командир и комиссар переглянулись, затем снова посмотрели на «зама» и, как бы договорившись, дружно отчеканили :
— Дозволяем…

 

 

Поздно вечером, когда солнце скрылось за горизонт, командир Бугров построил отряд и обратился к бойцам с напутственной речью.
— Товарищи! — сказал он вдохновенно и торжественно. — Сегодня мы, всем отрядом, идём на ответственное и очень важное задание! Говорю сразу, для многих из нас эта операция может оказаться последней… Но… Для того мы здесь и находимся, во вражеском тылу, товарищи! Задача, поставленная командованием — обязательна для всех! Прошу это уяснить раз и навсегда! А кому суждено погибнуть… Что ж, видать такова судьба! И пусть вас всех радует одно, братцы — МЫ ИДЁМ СРАЖАТЬСЯ ЗА РОДИНУ! А это наша правда и наш долг! Война милиционера Сумкина...
После выступления командира слово взял комиссар.
— Бойцы! Я всецело поддерживаю слова командира! Враг топчет нашу землю и проливает кровь на только солдат, но и безвинных людей! А когда Красная Армия крепко наступила на хвост фашистам захватчикам, то они бегут без оглядки! Да, да, да… Немцы спасаются бегством! Они залили кровью нашу землю, а теперь хотят сбежать и уйти от справедливого возмездия! Земля горит под ногами у фрицев, но они ещё чрезвычайно опасны! Вражья армия сломлена, но всё ещё сильна! Так вот… мы должны всецело помочь наступающей Красной Армии здесь, в тылу врага! И я верю, что сегодня мы выполним свой долг перед Родиной! Мы вступим в смертельную схватку с врагом и, приложим все силы, чтобы нанести немцам наибольший урон, даже ценой собственной жизни!
Бойцы слушали своих командиров молча, с суровыми лицами. Они и без «напутственных» слов готовы были пожертвовать жизнью для Родины. Готовясь к предстоящей операции каждый из них не надеялся остаться в живых, т.к. всем было понятно, что предстоит не увеселительная прогулка по ночному лесу, а жестокая схватка. И все были готовы к предстоящей схватке, цена которой жизнь!
Отряд шёл к переправе. Кругом густой, старый, почти непроходимый лес. И он долгое время служил для партизан надёжным укрытием. А вот враг в лесу никогда не был уверен, что отряд партизан не перережет путь или не ударит в тыл скрытно и неожиданно.
Отряд спецназначения был хоть не велик, но подвижен и боеспособен. Нанесёт захватчикам ощутимый удар и скроется. Он стал грозой для немцев, и бойцы этим очень гордились. Фашисты с большой осторожностью передвигались через лес и, зачастую, подвергались нападению партизан. А вот бойцы чувствовали себя чересчур уверенно и жили в лесу спокойно, как на отдыхе в санатории. Они даже часовых не ставили…
Лес густел. Отряд вышел на поляну и остановился. Устроили короткий привал. Командир окликнул двух бойцов, коротко их проинструктировал и отправил в разведку:
— Если напоретесь на немецкий патруль, в бой не вступать!
— Едва ли немцы будут ходить ночью по лесу, — улыбнулся переводчик Фролов. — Они больше десятка шагов от железнодорожного полотна не отступят…
— А ты не больно-то козыряй, — прикрикнул на него командир Бугров. — От загнанного в угол зверя всегда следует ожидать всяческих неожиданностей!
Разведчики отсутствовали чуть больше часа. Добравшись до железнодорожной ветки, они поняли, что отряд уже у цели.
А вокруг тишина… Мрачная и гнетущая тишина. Казалось, что всё живое вымерло вокруг.
— Что делать будем? — спросил Фролов у напарника. — Кажется мы уже у цели?
— Да… Вроде как все спокойно, — согласился тот. — Давай до стрелки пройдёмся… Война милиционера Сумкина...
— Согласен, — прошептал переводчик.— Разведаем получше обстановку!
Тихо, как мыши, они пробирались среди деревьев вдоль железнодорожного полотна, пока не дошли до разводящей рельсы стрелки. Притаившись за кустом, напряженно вглядывались в темноту, держа оружие наготове. Они прислушивались, чтобы не пропустить опасность. И «опасность» не заставила себя долго ждать…
По шпалам со стороны реки стали приближаться люди. Бойцы сразу догадались, что это немецкий патруль. С трудом, но партизаны рассмотрели приближающихся к стрелке врагов. Они шли осторожно с автоматами наперевес. Переводчик и его напарник забеспокоились: этих ещё не хватало, хотя… Хотя следовало ожидать патрульных обходящих железнодорожные пути. Успокаивало одно — немцы пришли без собаки.
— Что делать будем? — спросил напарник, прошептав вопрос одними губами в самое ухо Василия.
— Посидим немного, — так же тихо ответил Фролов. Он был напряжен как пружина, а на его висках вздулись жилы от напряжения.
Патрульные подошли к стрелке. К ним навстречу откуда-то из кустов вышли два солдата… Они, видимо, охраняли стрелку, затаившись в укрытии.
Подошедшие патрульные и часовые начали тихо разговаривать между собой, а Фролов, затаив дыхание, вслушивался в их беседу, боясь пропустить хоть одно слово.
— Всё спокойно? — спросил старший патруля, осветив лица часовых фонариком.
— Так точно, господин обер-лейтенант, ответили те чётко по-уставному.
Голос офицера стал суровым и требовательным:
— Смотреть в оба… Скоро от переправы бронепоезд сюда вернется.
— Бронепоезд? — удивились часовые. — Так что, он с боевого дежурства снимается?
— Не ваше дело! — рыкнул на них офицер и, немного смягчившись, добавил: — Плановый осмотр частей и механизмов, загрузка углём… Утром снова к переправе на дежурство…
Патрульные продолжали свой путь по рельсам в сторону бывшей базы леспромхоза, а часовые вернулись в свое укрытие. Тогда Василий Фролов и его напарник вздохнули свободнее. Война милиционера Сумкина...
— Всё, теперь можно возвращаться, Борис, — прошептал напарнику Василий.
— Пошли, — согласился тот, и бойцы, осторожно ступая по хрустящему под ногами валежнику, углубились в лес.

 

 

— Значит, предлагаешь бронепоезд взорвать…, — проговорил задумчиво командир, глубоко затягиваясь табачным дымом из раскуренной «самокрутки». — А как же охрана? А личный состав бронепоезда? Фрицев в этой махине тоже не меньше сотни? Нас на такую ораву не хватит, чёрт подери!
— Не сможем взорвать бронепоезд, надо, хотя бы, взорвать рельсы перед ним и после него! — убеждал Спицин. — Как только махина спрячется от авианалёта в лесу, так сразу же взорвать рельсы и…
— Думал я уже об этом, — вздохнул командир. — Только вот так ничего и не надумал… Сейчас, когда бронепоезд у переправы, нам к нему не подобраться… Охрана большая, да ещё с собаками. Их овчарки за версту «чужих» чуют. Взорвать ветку на базу и заблокировать бронепоезд, как ты предлагаешь, Петрович, нам тоже не по зубам.
— А что если взорвать первую стрелку? — предложил Спицин. — Потом действовать по обстоятельствам… завязать бой с охраной и, воспользовавшись суматохой, захватить паровоз бронепоезда! Затем мы разгоним эту чёртову махину в направлении бывшей лесохозяйственной базы и… Заставим поезд смести тупик и слететь с рельсов! Чтобы вернуть его обратно, у фрицев не будет времени! А там…
— Об этом я тоже думал, — хмуро пробубнил командир. — Я рад, что ты мыслишь в правильном направлении, Петрович, только вот… Для выполнения твоего плана нам потребуется много времени, а его у нас как раз и не будет: — Командир раздавил окурок каблуком сапога и продолжил: — Немцы так просто не отступят. Они отличные вояки, а самое главное очень исполнительные! Охране дан приказ защищать бронепоезд, и они будут за него биться до последнего! Команда изнутри будет разить нас из пулемётов! Так что нас перебьют при первой же атаке, причем зря мы потеряем свои жизни!
Спицин взялся за голову и с горечью воскликнул:
— Чёрт подери, но ведь должен же быть какой-то выход?!
— Из всех ситуаций всегда есть выход, — вздохнул командир. — Вся сложность в том заключена — как его найти, или прочитать безошибочно!
Над поляной зависла тишина. Бойцы готовились к бою, проверяли оружие, а командир и его «замы» сосредоточенно размышляли над вариантами предстоящей операции. Выжидать и откладывать не представлялось возможным. Бронепоезд слишком большое смертоносное препятствие для наступающей Красной Армии и его требовалось вывести из строя любым способом… И что самое главное — срочно!
— Немцы уберут бронепоезд с занимаемой позиции в лес только днём, когда к переправе прилетят бомбардировщики, — подлил масла в огонь комиссар. — Если мы предпримем лобовую атаку в светлое время суток…, — он развел руками. — Не трудно предположить во что выльется это безумие…
— А тут и предполагать не надо, — усмехнулся командир. — Всех положат к чёртовой матери за непонюх табаку… Жаль вот рация из строя вышла, теперь не попросишь у командования «доброго совета»! Война милиционера Сумкина...
— Совет был бы один, — подал голос Спицин. — Действуйте по обстановке… А вот бронепоезд уничтожьте… Достань и выложи, мать твою.
— Уничтожим, только вот знать бы как! — в сердцах сплюнул Бугров. — Как на грех даже мыслишки подходящей не наклёвывается.
Вернулись разведчики. Отряд сразу же оживился и пришёл в движение. Через минуту — другую бойцы уже окружили тройным кольцом командиров и разведчиков. Каждому хотелось знать, какие они принесли вести.
Командиры и разведчики уселись на траву друг перед другом. Хотя ночь была и темна, но они видели друг друга достаточно хорошо.
— Ну, выкладывайте, что принесли, — сказал Бугров. — До утра уж немного остаётся, а нам предстоит… Хотел бы я и сам знать, что нам ещё сегодня предстоит… Война милиционера Сумкина...
— Идти нам надо, прямо сейчас, немедленно…, — сказал Василий Фролов.
— Сейчас немцы бронепоезд от переправы на базу в лес погонят…
— Откуда знаешь? — оживился командир.
— Послушал разговор патрульных и часовых у стрелки.
— А для чего поезд туда погонят?
— Для заправки углём и мелкого ремонта.
— И правильно делают, — рассмеялся Спицин. — Вот теперь мы их… Мы им покажем почём фунт лиха!

 

 

Растянувшись цепью, отряд подошёл к железнодорожной насыпи.
— Давай, действуй, Петрович, — коснулся локтем руки Спицина командир отряда. — Только без шума, понял?
— Будь спокоен, Данилович, — усмехнулся Сергей. — Бывали и не в таких переделках.
Он взял с собой Дмитрия Сумкина и Василия Фролова.
— Жаль Сева ранен, — вздохнул он с сожалением. — Ещё его бы к нам, до кучи…
Сева Висков тоже был рядом. Покидая лагерь, было решено всех раненых взять с собой. Почему? Этого никто объяснить не мог. Командирам и всем бойцам было ясно, что в лагерь они уже не вернутся никогда.
Спицин, Сумкин и Фролов осторожно приблизились к стрелке.
— Где они? — спросил шёпотом Сергей, обращаясь к Фролову.
— Прямо за стрелкой, с той стороны насыпи, в кустах…, — прошептал в ответ Василий.
— Тогда действуем так, как договорились…, — Спицин взял подсумок с гранатами и передал его Сумкину. — Инструкцию по пользованию не забыл?
— Разберемся, — улыбнулся шутке командира Дмитрий. — Гляди не снеси здесь без нас, командир…
Пока Василий Фролов приближался к стрелке, напряжение росло. С каждым шагом усиливались сомнения. Он не знал, как поведут себя часовые, сидящие в укрытии. Не откроют ли они по нему огонь, даже не показавшись из кустов? Василий был одет в шинель убитого ещё на мосту немецкого фельдфебеля. Сейчас, шагая по шпалам к стрелке, он рассчитывал на то, что часовые, остановив его и увидев знаки различия на шинели, не будут чересчур бдительными. Но тут было ещё и другое, что следовало решить в ближайшие секунды: сработает ли его маскировка? Василий мог действовать только тогда, когда не один, а оба часовых выйдут из укрытия к нему навстречу…
— Хальт! — услышал он окрик часового и остановился.
Фролов сделал шаг вправо, тогда и вышедший из кустов к нему немец шагнул в сторону и, разглядев на Василии форму фельдфебеля, улыбнулся.
— Почему вы здесь, господин фельдфебель? — хрипло спросил он.
— На нас напали партизаны, — ответил на чистом немецком языке Фролов. Война милиционера Сумкина...
— Партизаны? Но я не слышал выстрелов?
— Они напали на нас из кустов, с ножами… Мы не успели сделать ни одного выстрела!
Немец засомневался. Он поднял автомат, но не выстрелил. Часовой медлил.
Василий достал из кармана пачку сигарет и закурил. Он весь напрягся до предела. Послышались шаги.
Гравий, на котором были уложены шпалы, зашуршали под подошвой чьих-то сапог. Наконец из тех же кустов, из которых вышел первый часовой, появился второй. Без каски, заросший щетиной, солдат остановился, держа автомат наизготовку.
Подошедший немец и Фролов некоторое время глядели друг на друга. И тогда Василий почувствовал, что молчать дальше опасно.
— Сигарету? — сказал он, вынимая из кармана пачку.
— О-о-о, спасибо, господин фельдфебель! — подошедший опустил автомат и протянул руку.
Он взял сигарету и принялся чиркать зажигалкой. Но та только искрила кремнём, но огонёк не зажигался.
Василий протянул пачку второму часовому.
— Битте…, — сказал он, улыбнувшись.
А когда тот опустил автомат, Фролов резко выбросил вперёд левую руку, рассеча ножом горло немца. Не медля ни секунды, Василий с разворота вонзил нож в горло второго часового, который так и не успел раскурить сигарету.

 

 

Пока Спицин и Фролов «снимали» посты, Дмитрий Сумкин, как было условленно, обошёл стрелку метров за сто по железнодорожной насыпи. А под насыпью притаились партизаны. С оружием в руках, изготовившись, как для прыжка.
Ночной мрак сменился утренним полумраком. Но сегодня было бы лучше, если бы утро чуточку запоздало. Дмитрий продвигался в сторону железнодорожной стрелки по лесу, от ствола к стволу, останавливаясь, прислушиваясь. На лбу его выступили капельки пота.
Затем он наблюдал за Василием Фроловым, когда тот разговаривал с немцами. От волнения и нетерпения, он нервно барабанил пальцами по прикладу автомата.
Переводчик быстро справился с часовыми. Он легко выманил их из укрытия и… расправился с ними как с детьми. Партизаны, забыв об опасности, подняли головы над насыпью. Затем они быстро убрали трупы часовых с железнодорожного пути.
«Вот теперь пришёл и мой черёд» — подумал Дмитрий и начал действовать… Война милиционера Сумкина...
Переводную стрелку он заминировал быстро. Осталось только шнур подпалить, подождать несколько секунд и…
Но взорвать стрелку ему приказано лишь тогда, когда бронепоезд вернётся с боевого дежурства и заползёт в ловушку. А бронепоезд…
Дмитрий замер, его слух уловил металлическое постукивание по рельсам, и он увидел огромную махину бронепоезда, медленно ползущую в его сторону.

 

 

— Командир, вопрос можно? — спросил Сергей Спицин у Бугрова.
— Видать мысль хорошая в голову пришла? — спросил тот в свою очередь и с надеждой в голосе.
— Есть кое-какие задумки, — улыбнулся Спицин и указал пальцем в небо. — Ты не задумывался над тем, командир, почему немцы во время авианалета всегда бронепоезд на эту вот ветку отгоняют?
— А чего тут думать, — вздохнул разочарованно Бугров. — Лётчикам не видно с высоты бронепоезд… Ветви деревьев и листва закрывают его… Постой, ветви и листва…
Он задумался.
— Ты мыслил в правильном направлении, командир, — горячо зашептал ему в ухо Спицин. — Ветви над рельсами крепкие, а листва густая… Если на них бойцов рассадить и…
— Стоп, помолчи, — едва не закричал восторженно Бугров. — Бойцы с ветвей и…
— На крышу бронепоезда, — присоединился к ним комиссар отряда. — Только вот, чтоб сапоги сбросили, иначе…
— Бойцы залягут на крыше и будут ждать, когда махина остановится, — продолжил запальчиво шептать Спицин. — Они будут ждать до тех пор, пока команда не покинет броненосец и не займется ремонтом и погрузкой топлива… А там… Если нам сопутствует удача, то захватить это бронированное чудовище не составит особого труда!
— И собаки не почуют наших на ветках…, — продолжил не совсем уверенно командир.
— Почуять-то почуют, и лай поднимут, — возразил Спицин. — Но немцы сразу не поймут в чем дело. Они подумают, что враги, то есть мы, поджидаем их в лесу!
— И они не ошибутся, — вздохнул комиссар. — Мы же не всех бойцов по деревьям рассадим?
— Точно, не всех, — согласился Спицин. — Всех остальных подальше в лес отведем! А уж когда заваруха начнётся, они как раз и придут на помощь!
— Ну и голова у тебя, Петрович! — зашептал восхищенно Бугров. — Если живыми вернёмся, расшибусь, но к высшей награде я тебя…
— О награждениях потом, — поморщился Спицин. — Сначала дело сделать надо.
— Надо, значит сделаем, — заверил его командир. — Говори что ещё надо, а то уже скоро заря займется!
Петрович задумался, но думал он не долго.
— В нашем отряде около ста бойцов, — сказал он. Война милиционера Сумкина...
— Да, около того, — согласился Бугров.
— На крышу поезда понадобится человек двадцать…
Бугров тут же подозвал к себе одного из бойцов и назвал два десятка фамилий.
— Передай по цепочке, — сказал он, — всех, кого назвал, ко мне, немедленно!
— Ещё мне нужны человек пять, кто умеет обращаться с пушками, — продолжил Спицин.
— Найдем и эдаких, — сказал Бугров и тут же насторожился: — Ты чего ещё задумал, Петрович? От нас чего требуется, забыл? Раздолбаем бронепоезд и айда в лес подальше?
— Ну уж нет, — ухмыльнулся Спицин. — Сначала мы выжмем все из этой махины, а потом… Потом разгоним её по рельсам и отправим в реку! Немцы больше никогда не переправятся в этом месте, можешь мне поверить!
— Но…
— Дело говорит Сергей Петрович, — неожиданно поддержал Спицина комиссар. — Если получится, то…
— А если не получится?! — возмутился командир. — Сами погибнем и дело запорем!
— Это еще бабка надвое сказала, — отрезал категорически Спицин. — Если не получится сбросить бронепоезд в реку, то я… Я взорву его изнутри! В его брюхе достаточно снарядов можете мне поверить!

 

 

Спицин зажмурился, а затем с усилием открыл глаза: ему не показалось, он действительно видел бронепоезд. Глаза вдруг защипало от напряжения, и слёзы сами собой медленно покатились по щекам. Дмитрий поспешно стер их рукавом гимнастерки и снова зажмурился. Жжение наконец прекратилось и он снова устремил взгляд на грозное чудовище, которое, как будто, медленно выползало из мрака ночи.
«Беги!» — мелькнула в голове подлая мыслишка, но он тут же одёрнул себя — нельзя трусить и отчаиваться. Он закрыл глаза и потянулся, по телу пробежал нервная дрожь. Оказаться бы сейчас где-нибудь под солнышком, на лесной полянке, забыть обо всем на свете, о смерти, о войне… Нет, о таком блаженстве он сейчас и мечтать не смеет.
Он достал из кармана не первой свежести носовой платок, которым вытер шею и лицо. Он понимал, что стоит хоть на миг расслабиться и… Страх сомнет его волю. Дмитрий старался заставить себя не думать о предстоящем бое. И он ещё упорнее гнал от себя тяжелые мысли, полагая, что все обойдется, но смутная тревога щемила сердце. И вдруг…
Сумкин едва не подпрыгнул от неожиданности, увидев, как пара десятков партизан с невероятной скоростью перебежала через рельсы и затаилась в нескольких метрах от его укрытия. Рядом с ним, как из— под земли вырос Сергей Спицин и, тихо-тихо заговорил:
— Как стрелка? К взрыву готова?
— Да, готова, Петрович…, — так же тихо ответил командиру Дмитрий.
— Затаись, сиди и не высовывайся, — предупредил Петрович, и тут только Сумкин разглядел, что командир в немецкой форме. — Пропусти бронепоезд за стрелку и… Даже не думай взрывать стрелку. Подожжешь фитиль только тогда, когда увидишь зелёную ракету!
— А откуда я могу знать, что это не немцы, а ты стрельнул, Петрович? — засомневался Дмитрий.
— Я не в небо её пущу, а по низу, вдоль рельсов!
К ним подполз переводчик Василий Фролов, который тоже был переодет в немецкую форму.
— Ну что, Петрович? — спросил он.
— Ничего, — ответил Спицин решительно и спокойно. — Ты всё помнишь, что я тебе говорил?
— Конечно, помню… Война милиционера Сумкина...
— Тогда действуем, Василий, и поможет нам Бог, если он к этому расположен!
Тем временем бронепоезд медленно приближался к стрелке. Наблюдавшему за ним из кустов Сумкину даже показалось, что он не слышит стука колес. Тяжеленная махина будто кралась по рельсам как кошка, спрятав когти и подбираясь к добыче.
Бой мог начаться в любую минуту, если вдруг бдительная охрана заподозрит что-то неладное. Палец Дмитрия дрожал на спусковом крючке, а напряжение возрастало. А когда бронепоезд остановился у стрелки и включил прожектор, сердце у Сумкина подскочило к самому горлу.
В это время Сергей Спицин и «толмач» Фролов вышли на рельсы…

 

 

— Эй, представьтесь! — крикнул офицер, привстав на платформе.
— Унтер-офицер Адольф Мейсон! — выкрикнул Василий, который успел заучить имена и фамилии «ликвидированных» им часовых по их документации. — А он Ганс Классен! — кивнул на молчавшего Петровича Фролов.
— Пусть сам представиться! — потребовал офицер с платформы. — Я хочу услышать его голос!
«Толмач» лёгонько кашлянул, чем подал сигнал Спицину.
Тот отчаянно зажестикулировал, «простужено» хрипя и тыча пальцем в горло.
— Чего это с ним? — спросил офицер обеспокоено.
— Голос пропал от простуды, — «охотно» пояснил Фролов. — Ему бы чаю горяченького или шнапса для согрева.
— Отойдите с пути! — крикнул офицер и взмахнул над головой фонариком.
Партизаны отошли к стрелке, а бронепоезд поехал так же медленно вперёд… «Пять вагонов…, — подумал Спицин, рассматривая бронепоезд изучающим взглядом. — Три из них бронированные — крепость на колесах, а два вспомогательных…».
Впереди бронепоезда был прицеплен вагон — платформа, на котором находились около взвода солдат. По краям платформы были разложены мешки с песком, под которыми были видны пулемёты. Посреди платформы была закреплена установка.
Следом за платформой был прицеплен вагон для перевозки личного состава бронепоезда. Судя по всему, в нем жили и питались немецкие солдаты в свободное от службы время.
Но, а следом за «спальным» вагоном грозно возвышалась закованная в тяжелую броню башня. В середине спокойно, с достоинством дымил так же закованный в броню паровоз. Позади него стояли ещё два бронированных вагона — крепости. На всех бронированных вагонах — на башнях были установлены крупнокалиберные орудия, а по бокам были устроены бойницы для тяжелых пулемётов. В хвосте поезда была прицеплена ещё одна платформа с солдатами, пулемётами и зенитной пушкой. Платформы оберегали бронепоезд от взрывов на рельсах. Броня поезда, да и все вспомогательные вагоны были размалёваны коричнево — зелеными пятнами. Война милиционера Сумкина...
«Не зря немцы так дорожат этим «зверем», — снова подумал Спицин, провожая бронепоезд восхищенным взглядом. — Видать ты грозен в бою, но… Испробуем тебя на прочность при более тесном контакте…»
— Чего дальше делать будем, Петрович? — спросил Василий Фролов, стоявший рядом.
— Дождемся, когда поезд остановится, — прошептал в ответ Спицин. — А сейчас поспешим за ним следом… Важно момент не упустить и атаковать в то время, когда немцы распахнут свою коробочку.
— А если наши не смогут спрыгнуть на крышу поезда незамеченными? — задал тревоживший его вопрос «толмач».
— На «нет» и суда нет, — вздохнул Петрович. — Тогда будем действовать по обстоятельствам…
«Прокравшись» ещё пару километров по железнодорожному пути, бронепоезд остановился. Тут же из «спального» вагона и с платформ охраны спрыгнули солдаты и оцепили бронированную крепость. Послышался лай собак. Четвероногие «стражники» обеспокоено принюхивались и сотрясали лес злобным лаем. Их нервозность передалась и солдатам. Послышался лязг передёргиваемых затворов и громкие выкрики. Немцы навели оружие на кусты и деревья, готовые дать отпор любому врагу, кто только посмеет приблизиться на расстояние выстрела к бронепоезду.
Но собаки лаяли не на лес. Они рвались к поезду и подпрыгивали вверх, словно пытались добраться до его крыши.
«Учуяли гады, — подумал Спицин. — Наверное, бойцам удалась высадка на крышу махины… Теперь операция на грани срыва из-за проклятых собак… Черт побери, но когда же фрицы распахнут двери у своего чудовища?»
Он нервничал. Дело принимало плохой оборот. Поведение собак, облаивающих бронепоезд, насторожило охрану. Немцы, включив фонарики, принялись осматривать состав со всех сторон. Они заглядывали под вагоны, сцепки и в конце концов лучи фонариков заскользили по крышам бронепоезда. Ещё немного и затаившиеся там партизаны будут обнаружены… Спицин сглотнул слюну и поднял вверх руку с ракетницей. И в тот момент, когда палец коснулся курка, случилось то, чего с таким нетерпением дожидался Петрович. Двери бронепоезда стали открываться одна за другой, а личный состав…
«Выходите, выходите, голубчики…, — подумал с облегчением Спицин. — А я уж не надеялся, что вы сегодня выберетесь на свет божий из своей мрачной скорлупы! А теперь огонь!»
Зелёная ракета взвилась над лесом. И тут наступил тот самый момент, который боялся упустить Петрович.
С крыши бронепоезда во врага полетели десятки гранат. Две из них взорвались на платформах прикрытия, выведя их из строя и уничтожив сидевших за мешками с песком пулемётчиков.
Вокруг бронепоезда началась паника.
Взрывы гранат, щелчки выстрелов, свист пуль… все слилось в единый грохот…
Немцы, кто еще не успел сойти с бронепоезда, попытались закрыть двери, но… Партизаны уже спускались с крыши и врывались во внутрь, оттесняя личный состав бронепоезда от дверей. А когда охрана пришла в себя от неожиданного нападения и попыталась отбить уже захваченный партизанами поезд, из леса застрекотали автоматы и пулемёты. Это вступили в бой возглавляемые командиром Бугровым «основные» силы партизанского отряда.
Немцы сопротивлялись с отчаянием обречённых. Они знали, что сдаваться партизанам нет смысла, т.к. «лесные разбойники» не обременяют себя заботой о пленных.
Атакующие бронепоезд бойцы тоже наседали с неумолимым упорством. Они знали, что в их расположении не так уж много времени. К немцам может подоспеть помощь от реки и тогда… Тогда отряду придётся погибнуть так и не выполнив задания!
Вокруг бронепоезда грохот немыслимый.
Густой, утренний туман пронзают ослепительные вспышки, слышится грохот рвущихся гранат, треск пулемётов и автоматов.
Партизаны медленно продвигаются вперед. Они падают, прячутся за кусты, пеньки, стволы деревьев, ползут и опять поднимаются. Отдышаться можно будет только после боя у бронепоезда, к которому, многие из них не дойдут никогда. Страшная передряга, сущий ад!
Небо светлеет, туман рассеивается, и взгляду постепенно открывается участок боя. Война милиционера Сумкина...

 

 

Глаза у Дмитрия Сумкина горели, как у коршуна, парящего в небесах и выглядывающего добычу. Сидя в кустах, у стрелки, он всей душой и мыслями был там, у бронепоезда. Он бы все отдал за участие в бою, рядом со своими товарищами. Вот только приказ Петровича удерживал его здесь у стрелки, которую он должен будет взорвать, чтобы отрезать путь бронепоезду, если его захват потерпит неудачу.
Слух уловил постукивание колес по рельсам. Сумкин встрепенулся. Руки его сжались в кулаки. Он напряженно приподнялся на локте, скользнул вправо изумленным взглядом и оторопел… По рельсам в его сторону катилась дрезина.
«Вот это ни хрена себе?! — подумал Дмитрий встревожено. — Что это, случайность, или немцы, услышав пальбу выслали помощь?»
Времени для раздумий с каждой секундой становилось все меньше и меньше. Сумкин ненавидящим взглядом налившихся кровью глаз оценивал опасность.
А за его спиной, у бронепоезда бой был в самом разгаре. Яростно свистели пули, рвались гранаты. А дрезина приближалась. Уже даже невооруженным глазом было видно, что немцы на ее платформе готовятся к бою. И тогда…
Дмитрий привстал на колено, вскинул ППШ и дал короткую очередь по вражескому транспорту. Он не ждал толку от стрельбы наугад, он просто поступил так, как подсказало ему сердце. Он не мог позволить, чтобы дрезина проехала мимо него беспрепятственно, подвозя к бронепоезду помощь врагам.
Дрезина даже не сбавила скорость. А вот с ее платформы залаял тяжелый пулемёт. Застрочили автоматы «шмайсеры». Может быть на дрезине было ещё более мощное оружие, но оно пока не проявилось.
Сумкин снова огляделся. Место, на котором он находился, было слишком открыто. Как только дрезина подъедет ещё ближе, немцы из стольки-то стволов превратят его в решето. А вот чуть правее, всего лишь в нескольких метрах густые кусты, а за ними лес — спасение. Все было бы хорошо, не будь он «прикован» к стрелке приказом командира. А сейчас ему надо было заставить дрезину остановиться или… Или взорвать прямо под ней переводную стрелку!
Дмитрий отполз влево, за большой куст и подтащил поближе сумку с гранатами. Куст, конечно же, слабая защита, но лучше, чем ничего. Немцы скорее всего вряд— ли разглядят его с высоты платформы, но ему не укрыться от пуль…
— Эй, Сумкин, жив ещё? — послышался сзади знакомый голос.
— Это ты, Василий?! — прокричал в ответ Дмитрий. — Ползи к кусту, только скорее!
Он приподнялся и выпустил ещё одну короткую очередь в сторону приближающейся дрезины.
— Где ты? — крикнул Фролов, ошарашено и с какой то горячностью.
— Сюда ползи! Ты с Петровичем?
— Он к бронепоезду побежал, — уже злее прокричал Василий. — Меня вот к тебе послали, чтобы с дуру стрелку не подорвал!
В это время с дрезины ударил пулемёт. Сумкин прижался к земле. Пули прошли мимо. Фролов на локтях подползал к нему.
— Хрен вам, фашисты подлючьи! — закричал Дмитрий и выпустил длинную очередь по дрезине. — Я не пущу вас к бронепоезду! Надо будет, под колесами себя взорву!
Он оглянулся. Переводчик уже дополз до куста и откинулся на спину, стараясь отдышаться.
— Прикрой меня, Васька! — крикнул Дмитрий и выхватил из сумки две противотанковые гранаты.
— Ты что задумал?! — закричал Фролов, вскидывая автомат.
— Стреляй по ним! Чего медлишь? Война милиционера Сумкина...
Немцы открыли шквальный огонь по кусту, за которым прятались партизаны. Пулемётные пули рыли землю вокруг бойцов, но… Ни одна из них не причинила им вреда. И как только колесная пара заехала на стрелку, Сумкин выдернул зубами обе чеки из гранат и под градом вражеских пуль одну за другой швырнул их на платформу.
Прогремели два оглушительных взрыва. Дрезину сбросило с рельсов взрывной волной, и вокруг стало тихо.
— А это ещё вам, для верности! — закричал Сумкин, швырнув в горящую за рельсами дрезину ещё две гранаты. — Одна от партизан, а вторая от казаков Оренбургских!
Дмитрий обернулся.
— Васек, как ты? — крикнул он.
— Зацепило малость…, — услышал он голос Фролова. — Помоги до своих добраться… Думаю, что они уже захватили бронепоезд…
Сумкин кое-как взвалил переводчика себе на плечи, подобрал автоматы и, согнувшись, спотыкаясь, заковылял не уверенно по шпалам. От чрезмерного напряжения он тяжело дышал, того гляди сердце разорвется, и глаза выскочат из орбит. Наконец он дошагал до бронепоезда, стрельба вокруг которого к тому времени стихла. С тяжелым выдохом он уложил на шпалы раненого Василия и сам присел на рельсу, не чувствуя ни рук, ни ног. Но стрельба возобновилась…
— Уходи, — прошептал Фролов. — Уходи, Димка… Не спастись нам вдвоем.
— Казаки своих не бросают, — прохрипел Сумкин, и его автомат застучал, разя разбегающихся, оставшихся в живых после взрыва дрезины немцев.
Встав с рельсы, он опустился на колени, обхватил руками раненого товарища, взвалил его на плечо и, прежде чем сойти с железнодорожного пути, глубоко вздохнул. Потом, напрягая усталые мышцы, он, покачнувшись, сд Война милиционера Сумкина... елал шаг в сторону бронепоезда. А пули все ещё летели вокруг, но он шёл и шёл, думая не о себе, а о том, кого израненного выносит с места боя.
Он едва держался на ногах от чудовищного напряжения, а глаза горели безумным огнем. Дмитрий благополучно достиг кустов, доходящих ему до пояса, уложил прямо на них раненого товарища, а сам свалился с ним рядом, ободрав об острые ветки руки и лицо. Он долго переводил дыхание, прижав к лицу окровавленные ладони. Тело его ломило от усталости, онемели затёкшие руки, и едва что-то соображала голова.
Вдруг стрельба затихла. Сумкин встал, выбрался из кустов и осмотрелся. Становилось светло, и было похоже на то, что бой закончился. «Кто же одержал победу? — подумал он. — Может мне обратно к стрелке пора? Нельзя же выпустить из ловушки проклятый бронепоезд?»
Склонившись над раненым Василием Фроловым, он сказал:
— Васёк, прости… Я не знаю, кто одержал верх в бою, но выпустить бронепоезд за стрелку не имею права… Я бы никогда тебя не бросил, поверь, но взорвать стрелку и запереть бронепоезд — сейчас важнее всего… Прости, Василий, и прощай… Могёт быть мы больше в этой жизни и не свидимся.
— Иди и делай свое дело, — прошептал раненый. — Спасибо, что вынес меня из под огня, а теперь я и сам о себе позабочусь. А ты ступай к стрелке и не думай обо мне. Все что мог сделать для моего спасения, ты уже сделал…
— Тогда я пошел, — вздохнул Дмитрий, пятясь от раненого. — Ты береги себя и…
Громкий сигнал, донесшийся от бронепоезда, заставил Сумкина выпрямиться и посмотреть в том направлении. На глаза навернулись слёзы, и он всхлипнул, не зная от радости или от огорчения…

 

 

Сергей Спицин принял активное участие в захвате вражеского бронепоезда. Партизаны, вдохновлённые его храбростью и упорством, атаковали врага с невероятным мужеством. Будь Сергей нерешителен или не так напорист, никто не пошёл бы за ним. В этом кровавом бою бок о бок с Петровичем из бойцов чувствовали себя уверенно и неуязвимо. Спицин был невероятно ловок и удачлив в бою. Таким уж его Бог создал. Он шёл на врага напором. Сергей Спицин был, будто заговорённый, и у него внутри как будто бушевало сокрушительное пламя. Он как бы чувствовал налет вражеской пули. Всех, кто находился с ним рядом, поражали скорость, изворотливость и нюх Петровича. Война милиционера Сумкина...
— Скорей! — Спицин вскочил на одну из подножек бронепоезда. — Быстро все во внутрь!
На его лице светилось удовлетворение: победа, хоть и доставшаяся дорогой ценой, но была одержана. А теперь дело за малым. Спицин планировал использовать всю мощь страшной машины, направив её на уничтожение понтонной переправы. А уж потом, когда дело будет сделано, наступит черёд и самого бронепоезда! Время покажет, как поступить с этой ужасной махиной.
— Обожди, торопыга, — сказал ворчливо, подходя к нему, командир отряда Бугров. — Мне понятна твоя спешка, Серёга, но и о людях подумать надо…
— А что тут думать, — нахмурился Спицин. — Раненых в лес, убитых тоже… Меня сейчас интересует другое. Бронепоезд в наших руках и мы просто обязаны его использовать!
— Хорошо, сколько людей тебе понадобится? — спросил Бугров. — Только учти, не так уж и много осталось бойцов в отряде, кто все еще в состоянии продолжить участие в бою…
— Человек десять наскребём, как думаешь, командир? — насторожился Петрович.
— Кто его знает, — пожал тот как-то неуверенно плечами. — Давай попробуем…
Подбежал комиссар.
— Командир, уходить пора, — сказал он. — Если сюда вдруг пожалуют немцы, нам не сдобровать!
Бугров был слишком поглощен раздумьем над затеей своего боевого «зама» и не понял сказанного комиссаром.
— Прости, что ты сказал? — переспросил он.
— Бронепоезд взрываем и уходим, — сказал тот. — Бойцы сейчас раненых в лес переносят, а вот на убитых рук не хватает…
— Ну… Придумай чего-нибудь, комиссар! — простонал Бугров. — Петрович вон оседлать бронепоезд предлагает, да по немцам из его же орудий вдарить! Идея конечно утопическая, а, впрочем, чем чёрт не шутит?
— Что ж, пойду «выкручиваться» без вас, — улыбнулся комиссар. — Ну а вам счастливого пути, герои… Только вот…
— Стой, обожди! — воскликнул Спицин, которому в голову вдруг пришла отличная мысль. — Пока суть да дело, из бронепоезда можно по рации с Большой землёй связаться… Если она, конечно, уцелела!
— Вот это дело! — засиял радостной улыбкой командир. — А ну… Радиста ко мне срочно! Даже если ранен он, все равно тащите!
— Ты кому приказываешь, командир? — усмехнулся Сергей. — Комиссар ушёл, а рядом с нами никого нет?
— И то верно, — хмыкнул Бугров, хватая Спицина за руку. — Пошли скорее за мной… Сейчас радиста найдем и тех, кто с тобой ехать пожелает!
Десяток добровольцев нашли сравнительно быстро.
— Нужны хорошие стрелки на бронепоезд! — сказал Спицин, с любопытством разглядывая бойцов и пытаясь определить, есть ли среди них таковые. — По два на башню, стрелка— наводчика орудия и заряжающего, — добавил он.
К счастью из добровольцев нашлись те, кто был знаком с артиллерией. Так же нашёлся и «машинист», точнее не машинист, а боец, которому в далёкой мирной жизни приходилось слесарить в паровозном депо.
— Петрович? — обратился к Сергею один из бойцов. — А мы сможем выбраться из этой железяки если что ?
— Если ты труса праздновать за бронёй собрался, то лучше здесь оставайся, — пристыдил его Спицин.
Боец смутился и покраснел. Война милиционера Сумкина...
— Так вот, теперь я командир бронепоезда, а все вы мои подчинённые! — объявил громко Сергей, так чтобы всем было слышно. — Слушай все меня, объясняю задачу ! Важно как можно реже подходить к бойницам, чтобы не схлопотать в лоб пулю. Орудия на цель наводить при помощи перескопов. Цель предстоящей операции — уничтожить возводимую немцами переправу через реку, а потом… Потом, если не удастся уехать обратно, то взорвём железную махину к чёртовой матери ! Связь между собой будем поддерживать по внутреннему коммутатору… А теперь вперёд, товарищи !
Новоявленный «экипаж» бронепоезда поспешил на свои места.
Сергей Спицин и ещё три бойца взошли в вагон— башню, который должен был первым двигаться в направлении реки. Бойцы сначала освободили вагон от трупов немецких солдат, а затем подошли к пулемётам и проверили их боеспособность.
Внутри было полутемно, свет проникал лишь через бойницы для пулемётов.
Командир отряда Бугров и радист уже сидели справа от двери, за перегородкой, и Спицин даже не сразу их заметил. Радист занимался настройкой поездной рации на необходимую для работы чистоту, а командир сидел возле него, наблюдая за каждым движением бойца. Радист был в наушниках. Пальцами он бережно поворачивал ручки настройки передатчика.
Вдруг его пальцы замерли и слегка задрожали. Несколько секунд спустя лицо бойца расплылось в счастливой улыбке.
— Есть связь, командир! — воскликнул он восторженно. — Сейчас послушаем, что на фронтах творится, а потом…
Ещё пару минут спустя он сорвал с головы наушники и закричал:
— Товарищи! Наши войска перешли в большое наступление! Фронт немцев трещит по шва.! Теперь уже Красная Армия близко. Может завтра, а может уже сегодня передовые части выйдут к реке.
— Вот поэтому нам поспешить надо, — заторопился Спицин. — Наш долг сейчас помочь наступающей армии! Мы должны сделать так, чтобы враг не смог воспользоваться переправой. Сегодня мы нанесём фрицам наш последний и самый чувствительный удар!
Бугров подскочил со стула и схватил радиста за руку.
— Идём, — сказал он. — Не будем задерживать поезд. Нам ещё предстоит…
— Оставь радиста, командир? — попросил его Спицин. — Мало ли чего нам ещё предстоит? Может случиться и такое, что срочно связь понадобится?
— Ладно, оставляю, — кивнул Бугров. — Нам всё равно в лесу отсиживаться до прихода армейских частей, и без связи нам уже не привыкать обходиться…
Как только он сошёл с бронепоезда, Спицин сразу же взял командование в свои руки. Его глаза уже успели привыкнуть к полумраку, и он стал хорошо ориентироваться.
Бронепоезд был укомплектован боеприпасами под завязку. Повсюду были складированы ящики с патронами для пулемётов и снарядами для орудия. С одной стороны бронебойные, с другой разрывные.
Бойцы тоже осмотрелись и даже попробовали повернуть башню с орудием. Она вращалась легко.
Спицин взял телефон коммутатора, вызвал паровоз и коротко приказал :
— Поехали.
Тут же послышался свисток, и бронепоезд тронулся с места.
Бойцы поспешили к бойницам. Вокруг отъезжающего поезда стояли партизаны. Они махали руками и кричали:
— Задайте им перцу, товарищи! Вдарьте по врагу покрепче их же оружием!
— По местам! — приказал Спицин, а сам поспешил к перископу.

 

 

Дмитрий Сумкин шагал по шпалам к бронепоезду. Он шёл и думал о своей мечте. Он уже в тысячный раз до мельчайших подробностей обдумывал каковым будет День Победы и не мог себе представить каким именно. Он наполнит стакан водкой до краёв и выпьет до донышка. А потом наполнит ещё… Обдумал он и то, как вернётся после Победы домой и что скажет плачущим от радости жене и детям… Вот какая была великая мечта у бойца Сумкина. Но пока она оставалась только мечтой.
До полной Победы над врагом, наверное, ещё далеко, а дом… Он уже забывать начал, как выглядит его дом. Село Сакмара, река с таким же названием… Всё сейчас где-то далеко позади осталось. И жизнь мирная — далеко там, где и жена с детьми.
Вот кровавые бои, смерть — они как раз рядом с ним… Он словно где-то в другом мире сейчас. Он уже привык к этому другому миру, будто родился в нём и жил всегда. Да — да… Такова сегодняшняя правда.
«Я жизнь свою дома всегда помню,— убеждал себя мысленно Дмитрий. — И всегда помнить её буду. И жену, и детей, и родителей умерших… Никогда их не забуду! Дождались бы вот только. Жена здоровьем слабая, а вот дети… Они у меня молодцы! Жена писала, что всё хозяйство домашнее только на них и держится. А я уже и представить сейчас не могу, какие они…» Война милиционера Сумкина...
Течение мыслей в голове Дмитрия перебил гудок паровоза бронепоезда.
«Что такое? — подумал он. — Неужто враг отбил атаки партизан и уходит? А что же я здесь делаю? Стрелку же взорвать мне приказано?»
Он развернулся и побежал обратно, к стрелке. Страх, что он не выполнит приказ и выпустит бронепоезд, придал ему нечеловеческую силу. Сумкин хотел выругаться с досады, но не находил подходящих случаю слов. Слишком много их вертелось на языке, теснилось в голове. А хорошо бы было сейчас как следует выругаться и ругаться до тех пор, пока не отхлынет бросившаяся к лицу кровь. Бывают в жизни такие случаи, когда поневоле хочется браниться. Стрелка уже рядом, но и вражеский бронепоезд уже недалеко. А стук колёс по рельсам заставляет замирать душу. Хватит ли времени поджечь шнур у взрывчатки под стрелкой? Успеть… Только бы успеть.
«Будьте вы прокляты, фрицы паскудные!» — хотелось кричать ему во весь голос. Хотя он и не участвовал в атаке на бронепоезд, но мог предположить, что пострадало очень много его товарищей. Он должен был быть с ними рядом, а не торчать у чёртовой стрелки. «А какую бы пользу принесло моё участие в атаке? Что изменилось бы, если я сложил голову вместе со всеми? И что изменилось бы с моей помощью? Вот взорвав стрелку, я бы запер бронепоезд на лесной железнодорожной ветке, а я…».
Подгоняемый стуком колёс по рельсам за спиной и одолеваемый ужасными мыслями, Сумкин бежал и бежал по шпалам к злополучной стрелке. Только на миг он остановился, перевёл дыхание и тут же помчался дальше.
«Но почему Петрович поручил это дело именно мне? — спрашивал он себя. — Он мне доверяет, а я… Я совсем не гожусь для выполнения важных поручений. Выходит, и положиться на меня нельзя?».
Дмитрий разозлился. До стрелки оставалось не более двух десятков шагов. Он должен успеть! Должен! Сунув руку в карман, он нащупал спичечный коробок…
Уже совсем рассвело. Совсем рядом послышался свисток паровоза. Отыскав глазами шнур, Сумкин напрягся и сосредоточился.
«Вот и всё…, — мелькнула мысль, когда он поднёс зажженную спичку к шнуру.— Мина рванёт стрелку даже тогда, когда бронированная махина заползёт на неё !»
Эта мысль сильно взволновала его, ведь он выполнил задание! Вы-пол-нил! В горле у него что-то сжалось, а потом вдруг стало значительно легче. И тут случилось невероятное… Скрипнули тормозные колодки и, бронепоезд остановился.

 

 

Как только бронепоезд тронулся, Спицин подошёл к перископу.
Из-под горизонта, как из воды, вынырнули стволы деревьев. Больше не было видно ничего — мирный, дремучий пейзаж старого густого леса. Казалось, что до стволов можно дотронуться рукой. Ни прогалинок, ни полянок видно не было.
Спицин перевёл перископ в сторону железной дороги и… Он увидел спину бегущего в сторону переводной стрелки бойца.
«Чёрт возьми, да это же Димка Сумкин?! — узнал он бегущего. — И что он так улепётывает? Ах, да! Он же собирается взорвать стрелку под бронепоездом! Как же я позабыл про него?!»
Сергей схватил телефонную трубку, надавил пальцем на кнопку вызова, а когда машинист ответил, закричал:
— Стоп машина! Задний ход, если жизнь дорога!
Заскрипели тормоза. Машинист применил экстренное торможение.
Спицин сошёл с поезда в тот самый момент, когда Сумкин зажёг шнур взрывчатки и, даже не пытался убегать. Он просто застыл на месте в ожидании взрыва.
— Эй, Димок, казак сакмарский? — позвал его Сергей. — Ты меня слышишь?
Сумкин резко обернулся:
— Командир?
— Я это, башка дурья! Гаси фитиль, если не хочешь схлопотать по морде!
— Спицин смотрел на бойца, стоя на безопасном расстоянии и расставив ноги.
— Петрович, я… — Сумкин недоговорил и, как бы опомнившись, бросился к догоравшему шнуру. До взрыва мины под стрелкой оставалось не более пяти-шести секунд, но Дмитрий успел обезвредить взрывчатку. Война милиционера Сумкина...
Он облегчённо вздохнул, присел на торчавшую из земли шпалину и усмехнулся:
— Надо же… Чуток своих под откос не спровадил, бляха муха… С ума трёкнуться можно.
Спицин тоже вздохнул с огромным облегчением, после чего вспомнил, что он командир бронепоезда, нахмурил брови и строго посмотрел на бойца.
— Чего расселся, как истукан музейный, боец? — крикнул он. — Живо в бронепоезд полезай и громить врага готовься!
— Петрович, не сердись…, — сказал Дмитрий, с трудом поднимаясь на ноги.— Я ведь думал, что немцы в брюхе у этой скотины, но никак не вы?
— Я тоже хорош,— улыбнулся Спицин.— Сам приказал стрелку взорвать, а потом начисто позабыл про тебя. Ладно, теперь все живы и… Давай шустрее в поезд полезай. Там и обсудим «кто кому что должен».
Бронепоезд продолжил свой путь…

 

 

Спицин повернул перископ влево, но там, как и справа весь вид заслоняли деревья.
Но скоро деревья стали редеть, а впереди показалась река. Сергею стало ясно, что бронепоезд вот-вот подъедет к переправе. В перископ уже был виден прочно выстроенный блиндаж и что окоп там, выдаваясь вперёд, заметно сужается. Блиндаж видимо был неглубокий и, немцев возле него видимо не было.
— Всем приготовиться! — скомандовал Спицин и точно такую же команду передал по телефону по всему бронепоезду.
Сумкин посмотрел на него.
— Мне что делать, командир? — спросил он. Война милиционера Сумкина...
— Работы здесь всем хватит, — усмехнулся Спицин. — Хочешь к пулемёту вставай, а хочешь к орудию. Хоть там, хоть здесь, везде попотеть придётся.
Затем он отдал приказ машинисту и паровоз замедлил ход.
— Вот и всё, приехали, — вздохнул Сергей. — А теперь, как только скажу «пли», сразу же и начинайте!
Бронепоезд, не вызывая подозрения у часовых, медленно подполз к месту своей обычной стоянки и остановился.
С помощью перископа Спицин осмотрел всю прилегающую к берегу реки местность.
— Несколько дзотов…, — шептал он себе под нос, — а вон и палатки солдат… Уж не взыщите, фашисты проклятые за те неудобства, каковые мы приехали вам доставить…
Он взял телефонную трубку:
— Задняя башня, всё, что слева по борту ваше, а всё что справа беру на себя. Цельтесь точнее и снарядов не жалейте! Наша задача не беречь боеприпасы, а нанести врагу максимальный урон! — Он отвёл глаза от перископа и крикнул замершим у пулемётов бойцам: — Хорош сопли жевать, бойцы! Изрешетите пулями вон те брезентовые палатки. И патронов не жалейте. Уничтожайте всё, что будет двигаться!
Дмитрий Сумкин нажал на спуск. Его пулемёт работал безотказно. Лагерь немцев сразу же превратился в растревоженный муравейник. Из палаток стали выбегать застигнутые врасплох полураздетые немецкие солдаты и многие из них тут же падали на песок сражённые пулями. Немцы метались по берегу, как очумелые, в поисках хоть каких-то укрытий, но пулемёты бронепоезда косили их десятками, без остановки.
Только четверть часа спустя, когда речной берег был завален телами убитых и раненых, немцы опомнились. Ценой больших потерь до них дошло, что некогда их мощное оружие бронепоезд, теперь уже не принадлежит рейху и всю свою мощь обратил против них самих же.
И вот по броне застучали пули, а ещё несколько минут спустя в бронепоезд полетели снаряды. Но они или не долетали, или пролетали мимо. Видимо немцы всё ещё находились в состоянии шока от такой дерзкой атаки и никак не могли оправиться и точнее прицелиться.
Спицин схватил трубку.
— Эй, на паровозе! — закричал он. — Вы там не спите, а двигайте наш «Варяг» взад-вперед, чтобы немцы не могли хорошо целиться!
И как только бронепоезд пришёл в движение, Спицин поспешил к орудию.
— Сумкин, бросай пулемёт к чёртовой матери! — крикнул он. — Давай, снаряды подносить ко мне будешь!
У пулемёта Дмитрия тут же сменил радист, а он подбежал к командиру.
— Какой подать, Петрович?
— Для начала осколочным шмальнём! — крикнул тот. — Накроем остатки живой силы противника, кто после пулемётов уцелеть умудрился!
Вскоре лагерь немцев напоминал дымящиеся и горящие руины. Тяжёлые орудия бронепоезда накрыли всё побережье ужасным огнём.
Скрипя зубами, Сергей Спицин наводил орудие на цель, а Дмитрий Сумкин только успевал подносить к орудию тяжёлые снаряды. Боец чувствовал, как от натуги проступил пот на теле, а командир всё подгонял и подгонял.
— Фугас тащи, Димка! — кричал он, хищно скалясь. — Сейчас их чёртовы дзоты жечь начнём!
Зажигательный снаряд попал точно. Бетонное укрепление разлетелось на куски, а то, что от него осталось, пылало как факел в ночи. Немцы всё ещё метались вдоль уничтожаемой орудиями линии укреплений, становясь отличной мишенью для пулемётов.
Орудие задней башни неожиданно замолчало. Спицин сразу же заметил это и схватился за телефонную трубку.
— Чего вы там, уснули от безделья? — закричал он, брызжа слюной от ярости. — Думаете всех врагов положили?
— Не хочу зря снаряды тратить, — прозвучал в наушнике ответ бойца Чижова. — Слева от бронепоезда скоро уже пулемётчикам делать нечего будет.
— Что ж, поспи, раз без дела остался! — закричал в ярости Спицин. — А лучше одолжение мне сделай! Поверни башню вправо и шмаляй… В отличии от лева, справа ещё много мишеней маячит!
Бронепоезд вздрогнул и остановился, прекратив кататься взад-вперёд. Это насторожило Сергея, и он закричал в трубку, вызывая машинистов.
— Никто не отвечает, твою мать…, — сказал он, озабоченно хмурясь. — Наверное, с паровозом что-то случилось…
Когда бронепоезд замер на рельсах без движений, немцы оживились. Они поняли, что им делать. Поезд неподвижен и теперь отличная мишень для пушек и миномётов.
— Чижов, что там с тяглом, не видишь? — закричал в телефонную трубку Спицин. — Почему мы не движемся, чёрт вас всех в клочья раздери!
— Хотелось бы и самому знать причины простоя, — отозвался Чижов. — Петрович, пока стоим, разреши по переправе с орудия долбануть? Ей богу не промахнусь? Война милиционера Сумкина...
— Пока переправу не трогай! — неожиданно для всех возразил Спицин. — Лупи по берегу, слышишь? Немцы вон уже огрызаться начинают, а мы неподвижны! Не дай бог рельсы подпортят, тогда горя не оберёмся.
Орудие второй башни снова ожило, посылая снаряды в уже изрытый взрывами берег. Тогда Сергей подозвал к себе Сумкина.
— Как ты к паровозам относишься, казак? — закричал он, стараясь перекричать грохот пулемётов. — Надеюсь не хуже чем к кобыле?
— К паровозам я тоже отношусь хорошо, но к лошадям пожалуй лучше! — прокричал в ответ Дмитрий.
— А ты заставить паровоз двигаться сможешь?
— Кто? Я?
— Ты, кто же ещё…
— Да я…
— Чеши к паровозу давай и не прикидывайся валенком… Ты же не только милиционер, но и казак к тому же… Так что действуй, башка лихая… Прояви природную смекалку!
— Да я только со стороны паровозы разглядывал, Петрович? — закричал Сумкин, закашлявшись, потому что вагон был полон угарного дыма от стрельбы.
— Всё равно иди и не рассуждай, боец!— потребовал Спицин. — Мне всё равно кроме тебя больше послать некого!
Прикрытый с одной стороны бронепоездом, а с другой непроглядной тучей дыма и пыли, Дмитрий Сумкин по-кошачьи крался к паровозу. И ему повезло. Он остался незамеченным для врагов.
Паровоз бронепоезда представлял собою плачевную картину. Прямое попадание вражеского снаряда значительно повредило кабину, убив машиниста и… Боец, исполнявший обязанности помощника едва живой лежал в углу. Взрывом оторвало у него обе руки, но боец был ещё жив. Он даже не потерял сознания и, увидев Сумкина, стоном привлёк его внимание. Дмитрий сразу же поспешил к истекающему кровью раненому и склонился над ним.
— Эка тебя угораздило, Петро! — сказал он сочувственно, вытягивая из брюк поясной ремень. — А ты потерпи маленько, товарищ… Сейчас я тебе…
— Паровоз в порядке…, — прошептал боец. — Снаряд только крышу разворотил, Ивана убил, а меня вон искалечил. Ты не заботься обо мне, Димка… Я всё одно не жилец… Ты лучше вон бронепоезд сдвинь с места. Туда-сюда катай его по рельсам, чтоб немцу целиться из пушек не легко было… — Он замолчал и облизал губы. — Воды подай, Димка. Всё жжёт внутри.
Сумкин вскочил и поискал глазами ёмкость, в которой могла бы находиться вода. И увидел прямо у топки основательно помятый чайник. К счастью немного воды в нём ещё оставалось, и он поднёс носик чайника к потрескавшимся губам раненого.
Тот сделал несколько судорожных глотков и с облегчением вздохнул. Сумкин быстро перетянул кровоточащие культи раненого своим и его брючными ремешками.
— Зря ты это, Димка,— зашептал раненый. — Я всё одно не выживу, а ты… Рычаги вон видишь?
Сумкин обернулся и увидел два рычага, про которые, видимо, говорил умирающий боец.
— Ну, вижу…, — сказал он.
— Тот, что слева, паровоз двигает, — зашептал раненый. — А тот, что справа — тормоза… Когда бронепоезд двигать начнёшь, не забудь с тормозов его снимать…
Дмитрий вскочил от раненого, но тот остановил его слабым окриком:
— Сперва угля побольше в топку засыпь, не то…
Он умер, так и не закончив фразы.
Сумкин склонился над умершим, закрыл ему глаза и, открыв топку, схватился за лопату. В это время загудел телефонный аппарат на стене, который тоже чудом уцелел после взрыва. Дмитрий снял трубку.
— Наконец-то услышали…, — послышался в наушнике полный возбуждения голос командира Спицина. — С кем я говорю, назовись?
— Я это, Петрович, — закричал в ответ Сумкин.
— Вижу добрался до паровоза, казак! — захохотал Спицин. — Как дела в машинном отсеке доложи?
— Хреновые тут дела, командир, — вздохнул Дмитрий.— Оба машиниста погибли… Снаряд всю крышу здесь разворотил.
— И что теперь? Двигаться поезд сможет?
— А хрен его знает, Петрович… Тут вижу рычаги разные… Сейчас за них дёргать пробовать буду.
— Хоть дёргай их, хоть гладь, хоть целуй, но заставь махину двигаться, Димка! Нето кайла здесь всем нам, слышишь, казак Сумкин?
— Я ещё и милиционер ко всему прочему, — с горечью хмыкнул Дмитрий, вешая трубку на аппарат и берясь за лопату. — Где наша не пропадала! Ну, коняга германская, покажем ещё разок твоим бывшим хозяевам, что за нас теперь воюешь, а не за подлюг-захватчиков!

 

 

В воздухе над рекой появились «юнкерсы». Пролетев на бреющем полёте над бронепоездом, пикирующие бомбардировщики «Ю-87» сделали разворот и… круто полетели в пике.
Десятки бомб густо посыпались на неподвижный бронепоезд. Вокруг него будто забили гейзеры из грязи и песка.
Один, сбросив бомбы, разворачивался, взмывал вверх, другой тут же заходил на его место и пикировал. За каждым следующим заходом бомб сыпалось всё меньше и меньше…
Отбомбившись, «юнкерсы» ушли, а бронепоезд… Бронепоезд стойко вынес авианалёт! Но на том дело не закончилось. Война милиционера Сумкина...
Немецкие сухопутные части скорректировали огонь по гибнущему броненосцу. Снаряды и мины стали ложиться ближе. На всём пространстве между рекой и лесом рвались снаряды. К молчавшему и неподвижному бронепоезду приближалась сплошная стена разрывов.
И вдруг — сразу всё утихло. Вероятно, немцы больше не считали нужным добивать бронепоезд. Здесь утихло, зато за рекой загремело и загрохотало… «Вот тебе раз…, — подумал Сергей Сумкин, удивляясь наступившей тишине. — Может фрицы уже посчитали нас мёртвыми, а теперь готовятся захватить поезд голыми руками?»
Тогда он осмотрел местность через перископ и изумлённо присвистнул. С другого берега на понтонную переправу медленно заползали тяжёлые немецкие танки…
— Кажись, судный день настаёт! — прошептал одними губами Спицин и закашлялся. Всё помещение было заполнено гарью, свербило в носу, глаза слезились и нечем было дышать. — Эй, живые есть?— крикнул он, задыхаясь.— Отзовитесь, чёрт возьми, или… — Он снова закашлялся. На его зов никто не ответил, из чего Сергей сделал неутешительный для себя вывод, что жив пока ещё он один. Авиаудары и огонь прямой наводкой броня поезда выдержала, что нельзя было сказать о людях. Все бойцы в бронепоезде вероятнее всего погибли от осколков бомб и снарядов, залетавших через бойницы. А вот ему видимо посчастливилось выжить. Но для чего? Наверное, для того, чтобы довести начатое до конца…
Спицин взял телефон и попытался вызвать вторую башню. Ему ответил чужой, какой-то измученный голос:
— Я тебя слушаю, командир…
— Чижов, ты это? — спросил Сергей.
— Да, это я, Петрович…, — ответил боец, и Спицин едва понял его бессвязную речь.
— Вот что, Чижов, наведи орудия на переправу, — сказал он. — Снарядов не жалей, не наши они… Верни фрицам всё, что у тебя осталось!
— Осталось ещё много, — ответил боец. — Только вот башню заклинило, да и стрелять больше некому…
— А ты? Ты ведь жив ещё?
— От меня тоже толку никакого, командир… Лежу вот в луже крови и… Умираю я, командир… Ты уж не взыщи…
Больше от Чижова Спицин ничего не услышал.
Тогда он подошёл к ящику, взял снаряд и поднёс его к орудию. Но и здесь его ждало разочарование. Замок у орудия заклинило от перегрева.
— Вот и всё,— вздохнул Сергей, присаживаясь у ящиков со снарядами.— Выходит в этой жизни мы своё дело сделали… Так что же остаётся? Помахать фрицам на прощание рукой?
Нет, рукой махать немцам он не собирался. Он знал, что надо сделать напоследок, чтобы красиво уйти. Сергей взял из ящика гранату и поднёс её к боеприпасам. Оставалось только выдернуть чеку и…
Внезапно бронепоезд дёрнулся, будто воспрял ото сна. Спицин не удержался и повалился на бок. В другое время он быть может крепко выругался, но сейчас…
— Сумкин… Жив, подлюга!
Он вскочил, поспешил к телефону и принялся яростно давить пальцем на кнопку вызова. Паровозный отсек ответил голосом Дмитрия:
— Рад тебя слышать, командир…
— А уж я то как рад, что слов не нахожу! — счастливо рассмеялся Спицин. — Как ты там? Надеюсь можешь шевелиться?
— И шевелюсь покуда и вот машину водить учуся…, — хрипло рассмеялся в трубку Сумкин. — Нам, казакам сакмарским, что коня объезжать, что поезд железный… Всё одно под седло поставим!
— Кнутом, да покрепче хлыщи его, Димка! — закричал, вытирая слёзы и глотая подступивший к горлу ком, Спицин. — Разгони его так, чтоб тупик снёс к чёртовой матери и перепахал весь берег!
— Так что, под откос коня нашего, Петрович?— спросил Сумкин.
— Под откос, куда же ещё! — орал Сергей, потрясая рукой с зажатой в ней гранатой. — Отвоевал своё, «конь» немецкий!
— Не немецкий он, только сделан в Германии,— проворчал недовольно в трубку Сумкин. — Наш он теперь! Наш этот бронепоезд, Петрович! Он столько немцам вреда причинил, что достоин помереть геройски и считаться не немецким, а что ни на есть Советским!
— Прав ты! Сто раз прав, Димка! — всхлипнув, закричал Спицин. — А теперь покажем фрицам, как русские люди умирают! Разгони «колесницу» если рельсы ещё целы и… Сергей уронил трубку и заплакал. И плакал он не от жалости к себе и не от сожалений по прошедшей жизни. Он плакал от осознания, что прожил эту жизнь не зря и очень гордился тем, что судьба позволила ему пройти свой жизненный путь достойно, а покинуть этот мир не обыденно, а громко хлопнув дверью! Смерть уже стучалась в заклинившую дверь бронепоезда и тогда… Война милиционера Сумкина...
— ЗА РОДИНУ! ЗА СТАЛИНА! — прошептал Сергей Спицин. — ВРАГ БУДЕТ РАЗБИТ, А ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!

 

 

— ПРОЩАЙ, ПЕТРОВИЧ! ПРОЩАЙ РОДИНА! ПРОСТИТЕ МЕНЯ ЖЕНА, ДЕТИ И ЗЕМЛЯ НАША КАЗАЧЬЯ, ОРЕНБУРГСКАЯ! — шептал сквозь зубы Дмитрий Сумкин, глотая слёзы и орудуя рычагами. — НЕ ПОДВЕДУ Я ВСЕХ ВАС, СЛЫШИТЕ! НЕ ПОДВЕДУ! ДА ПРОСТИТ МЕНЯ ГОСПОДЬ, ЧТО ЖИЗНЕЙ МНОГО ЛЮДСКИХ ОТНЯЛ! НО ТЕ ЖИЗНИ НЕ ЛЮДЕЙ МИРНЫХ, А ВРАГОВ РОДИНЫ МОЕЙ ВЕЛИКОЙ! ДА ПУСТЬ БУДЕТ ВСЁ, ТАК КАК ЕСТЬ! ВИДАТЬ ВСЁ, ЧТО СДЕЛАТЬ СЕЙЧАС МНЕ ПРЕДСТОИТ — НА РОДУ МОЁМ ЭДАК НАПИСАНО…
Отъехав на пару километров от места стоянки, Сумкин перевёл рычаг на задний ход и привёл паровоз в движение.
Когда уже больше десятка немецких танков заехало на понтонную переправу, израненный в бою бронепоезд набирал скорость.
А когда первый танк уже подъезжал к берегу, набравший скорость бронепоезд снёс тупиковые заграждения и с десятиметровой высоты рухнул в реку!
Свет померк в глазах Дмитрия Сумкина, когда бронепоезд всей своей чудовищной массой врезался в переправу. Понтонные платформы вместе с танками сначала собрались в кучу, а потом резко разъехались в стороны. Тяжёлые танки опрокинулись в реку и пошли ко дну.
Принявший свой последний бой бронепоезд траурным монументом стоял на берегу, зарывшись в песок и преградив своей массой как путь к отступлению немецким войскам, так и служа непреодолимой преградой всем планам гитлеровцев форсировать спокойно реку и закрепиться на этом берегу!

 

 

День выдался чудесным. Молодой милиционер Степан Плотников скучал сидя у телефона в Дежурной части отдела, да изредка бил хлопушкой надоедливых мух. Этих назойливых насекомых не мало развелось в это тёплое лето, и они выводили Степана из себя своим жужжанием и полётами по помещению.
С улицы в отдел вошёл человек. Плотников сразу же встрепенулся и внимательно посмотрел на посетителя.
— Начальник здесь? — спросил вошедший, расправляя пальцами складки под солдатским ремнём на ладно сидевшей на нём гимнастёрке.
— А вы по какому вопросу к нему? — спросил Степан, с изумлением разглядывая увешанную орденами и медалями грудь посетителя.
— Да вот на работу пришёл устраиваться,— ответил тот с улыбочкой.
— На работу? К нам?— Плотников недоверчиво хмыкнул и более внимательно взглянул на усатое и чем-то очень довольное лицо мужчины. — Но-о-о…
— Ты не нокай, а скажи, здесь начальник, или нет? — подмигнул посетитель. — Я к нему зашёл, а не с тобой рассусоливать.
— Но-о-о… Война милиционера Сумкина...
Из кабинета вышел начальник и подошёл к Дежурной части. Он хмуро покосился на посетителя, а затем посмотрел на дежурного:
— Как обстановка? — спросил он.
— Да так, всё тихо, — ответил Степан. — Только вот посетитель к вам просится…
— Ко мне? — начальник обернулся и посмотрел изучающим взглядом на мужчину, который с усмешкой разглядывал его.
— Что, зазнался, Васильевич? — неожиданно спросил незнакомец, уж очень знакомым голосом. — Всегда говорил, что нельзя тебя выше других ставить, помнишь? Уж очень быстро зазнаёшься ты, братец!
— Боже, Димка! — всплеснул руками начальник. — Да ты…
Они бросились друг другу в объятия и расцеловались на глазах удивлённого дежурного. Затем они разошлись, разглядывая друг друга, и снова обнялись.
— Жив, жив, башка садовая! — хохотал начальник, тыча кулаком «посетителя» в грудь. — А медалей-то сколько?! Ты, видать, во всех боях Отечественной войны участвовал, сукин сын?
— Да не во всех, но во многих, — ухмыляясь, отвечал Дмитрий. — Но теперь уже всё позади…
— Позади, это точно, — согласился начальник и схватил гостя за руку. — Ну, чего здесь топчемся, пойдём в кабинет?
— В кабинет успеется, — отказался Дмитрий. — Я ещё дома не был… Вот как сошёл на станции с эшелона, так и иду. А вот мимо отдела не смог пройти не отметившись. Дай думаю загляну попутно, чтобы узнать — возьмут или не возьмут снова на работу?
— Возьмут ли?! — воскликнул с шутливым возмущением начальник. — Да если бы ты и не зашёл, то я сам бы к тебе заявился на работу звать! Ты родной в этих стенах, Димка, так и знай!..
К родному дому Сумкин подходил осторожно. Душа внутри выворачивалась наизнанку от ожиданий долгожданной встречи, а сердце так бешено колотилось, что едва не выпрыгивало из груди.
Жена, увидев его, выронила вёдра. Она как раз собиралась идти к колодцу за водой, когда сияющий радостной улыбкой Дмитрий вошёл через калитку во двор.
— Родной мой, вернулся! — закричала она, спеша навстречу мужу. — Дети, дети, все сюда бегите! Папка ваш с войны вернулся!
— Ну что ты, что ты…, — говорил ласково Дмитрий, обнимая и целуя жену. — Вот он я, перед тобой стою… Жив, как видишь и не приснился тебе вовсе!
Дети обступили отца, разглядывая и трогая, как будто видели впервые. Ещё бы, когда он уходил на фронт, они ещё были маленькие и несмышлёные. Зато сейчас…
Отец тоже изменился с тех пор, как они последний раз видели его. Сильно изменился Дмитрий Сумкин. Был какой-то другой, молодой и красивый, а теперь взрослый, с сединой в волосах и с усами, как у деда на фотографии. Но больше всего детей заинтересовали ордена и медали на груди отца, которые позвякивали и блестели на солнце.
А вечером, после наплыва гостей и родственников жена спросила, трогая «Орден Славы» на груди Дмитрия:
— А эту медаль ты за что получил? Война милиционера Сумкина...
— Это орден, — поправил он супругу. — А получил я его за разгром моста, переправы и бронепоезда… Тогда меня сам командующий армией в госпитале наградил.
— Сам Командующий? — удивилась жена.
— Самолично… А командира моего погибшего к званию Героя представили… Жаль вот только посмертно. Хороший и геройский человек был, Сергей Петрович, царство ему небесное!
Он ещё долго рассказывал супруге о наградах, потому, что их было очень много на его гимнастёрке. А ближе к утру, когда у Дмитрия едва ворочался язык во рту от усталости, жена задала свой последний, видимо очень её интересующий вопрос:
— А работать теперь куда пойдёшь, Дима?
— В милицию, обратно. — Ответил он, ей зевая. — Я уже заходил туда и с начальником толковал.
— С начальником? — удивилась жена. — Да когда же ты поспел?
— Когда домой возвращался, — ответил он, поудобнее устраивая голову на подушке. Война милиционера Сумкина...
— А я думала в колхоз пойдёшь…, — вздохнула жена, обнимая его и кладя голову на грудь. — Опасно ведь с ворами да бандюгами возиться…
— Опаснее того, чем мне повидать довелось — нет, не было, и, надеюсь что никогда не будет. А сейчас спать давай… Теперь я дома и мы с тобой вдоволь наговоримся…

 

 

Сумкин Дмитрий Григорьевич проработал в Сакмарском отделе милиции ещё много лет на разных должностях. На заслуженную пенсию ушёл по «полной служебной выслуге»!
Прожив долгую жизнь, он умер в 1980 году, на руках любимой жены и среди ещё более любимых детей и внуков.
Село Сакмара, февраль 2010 г.

 

«Интер-Пресса»  ✰  МТК «Вечная Память» ✰  Авторы конкурса ✰  Лауреаты конкурса ✰  Журнал «Сенатор»