СИЯНИЕ СНЕЖНОГО ДНЯ
Фёдор Андрианович: «В начале 1943 года, примерно в марте, нас, небольшую группу пленных, привезли в польский концлагерь Крушино. Там я и познакомился с Христофором Николаевичем — попросту Форе, как все его тогда называли. Впрочем, я обращался к нему по имени-отчеству, и ему это нравилось.
Сам он также величал меня Федором Андриановичем.
Когда попадаешь в плен и делишь одну судьбу, быстро находишь общий язык, то же самое произошло и с нами...
О неслыханном зверстве обер-штурмфюрера Фалькенштейна — начальника концентрационного лагеря ходили легенды, о чем нас, «новичков», сразу же предупредили пленные-старожилы.
Обер-штурмфюрер Ганс фон Фалькенштейн служил в полку морских пехотинцев. В одной из пьяных бесед с офицерами он случайно обмолвился о фюрере, дескать, погубит нас этот фанатик — и очутился в Польше — в качестве начальника концлагеря. Видимо, это его и бесило.
Словом, как-то утром, как обычно, нас вывели на работу, и немецкие овчарки вдруг подняли лай, а стража спешно начала поправлять форму.
Вскоре из-за барака появился высокий немецкий офицер, ведя на поводке примерно трехмесячного черного дога немецкой породы. Щенок весело вилял длинным хвостом и путался в ногах у идущих следом двух офицеров и трех вооруженных автоматами солдат личной охраны. Христофор Николаевич шепнул мне: «Говорят, у Гитлера такие же доги». — «На кой они ему?» — поинтересовался я. — «Подражает Бисмарку — тоже любил эту породу».
Обер-штурмфюрер внимательно проверял нашу работу — мы копали рвы. Он довольно долго прохаживался туда и обратно, кого вытянул плеткой, кому пригрозил расстрелом.
Мы с Христофором Николаевичем работали рядышком и, когда он приблизился к ним, оба невольно побледнели. Фалькенштейн, будто нарочно, остановился перед Христофором Николаевичем, возможно, его внимание привлекла отросшая борода.
